Жестокие и любимые (ЛП) - Вульф Сара. Страница 19
– С каких это пор хождение на барбекю считается работой? – сердито шепчу я.
– С тех пор, как устроивший эту вечеринку, стал нашей мишенью.
– Эй, алло! Земля вызывает забадубийца Джека. Это реальность, а не игра «Зов долга». Здесь нет «мишеней».
– В моей работе есть, – отвечает он.
– Ну и что, скажи на милость, это за работа такая?
Холодные глаза Джека напрягаются, становясь ясными и пронзительными.
– Я внештатный агент разведки.
Я вопросительно выгибаю бровь.
– Шпион, – переводит он. – Теперь возвращайся в общежитие и позволь мне работать.
Я беснуюсь порядка десяти секунд, размахивая руками. Произношу «шпи» много раз, но никак не могу выдавить из себя «он». Как никогда чуткий к моему шокированному состоянию Джек разворачивается и уходит. Но я следую за ним.
– Ш-шпион? – выпаливаю я. – Какой слепой идиот рехнулся и сделал тебя шпионом? Ты же... ты... какое слово противоположно «неуловимому»?
– Айсис Блейк, – предлагает Джек.
– Джек Хантер! – исправляю я. – Джек Хантер не неуловим.
– Я очень даже неуловим, когда девушка, кричащая «шпион», меня не преследует, – спорит он.
– Ты живой ледник вечной мерзлоты с бровями киллера и пронзительными глазами. Люди так легко не забывают Джека Хантера.
– А жаль, – шепчет Джек. Это звучит так глухо и слабо. Так непохоже на него. Я хлопаю его по спине.
– Чепуха! О тебе никогда нельзя забывать. Если это произойдет, то последний крупный ледник на планете Земля исчезнет из бытия и глобальное потепление станет очень страшной реальностью. Страшнее, чем уже есть. И душнее. И горячее. В температурном плане, не сексуальном.
Джек останавливается и смотрит на меня, а я на него. Мы разделяем глубокую тишину, и именно в этот момент девушка в бикини выбегает на лестницу и, одаряя Джека очень пьяным поцелуем в щеку, как бы невзначай роняет розовую упаковку с презервативом, а затем быстренько удаляется обратно. Я поднимаю резинку и протягиваю Джеку.
– Упакуй свой член, пока не облажался, – напоминаю я. Джек эффектно закрывает лицо рукой, и я засчитываю это за победу, потому что, по крайней мере, он не выглядит печальным. На его губах расцветает едва заметная улыбка, но он быстро ее стирает.
– Слушай, можешь остаться. Но, когда приедет Безымянный, тебе придется уйти.
– О, спасибо, что дал мне разрешение продолжить то, что я и так делала последние пять лет.
Взявшись за дверную ручку, Джек останавливается.
– Прости.
– Не извиняйся. От этого ты кажешься милым.
– Он выходил на очень влиятельных людей и выполнял для них грязную работу.
– Понятно. Но прежде, чем ты со своими дружками-шпионами его задержишь, позволь мне его побить.
– Айсис...
– Всего один удар. В глазное яблоко. Вилкой.
Джек обдумывает это, а затем ухмыляется.
– Хорошо. Но при одном условии.
– Назови его, идиот.
– Я получаю второй глаз.
Я обдумываю это и киваю.
– Договорились.
Он даже не представляет, как я ему благодарна. Или, может, представляет, потому что его глаза искрится лаской и теплотой в сочетании с его фирменной ноткой тихо пылающего гнева. Эта нотка столько раз предназначалась мне, что я без сомнения могу определить, что на сей раз ее пробудила не я.
А Безымянный.
Я не единственная, кто знает. Может, Джек и не знает детали, но он знает достаточно. Он догадался. Не выпытывал. В его глазах нет жалости или вины. Они ясные и видят меня насквозь, и мой секрет больше не секрет. Ноша поделена и распределена, за что я пытаюсь сказать «спасибо», но выходит только кривая улыбка.
Он развеял часть тьмы внутри меня.
Джек разворачивается и открывает дверь. Мы выходим с лестничной клетки, и моя челюсть отваливается, как багажник моего старого «Жука». Дом весь из белого камня и мрамора, а в гигантском внутреннем дворике дорожки переплетаются между россыпью фиолетовых гортензий и осенних роз. Повсюду бродят люди, некоторые сидят на стульях возле керамической костровой чаши, в которой потрескивают поленья и пляшут угольки. Джакузи и огромный освященный бассейн окружены гриль-барами и столиками, накрытыми зонтиками. Пьяные студенты разбрасываются бургерами и отвратительными шутками, которые уже давно устарели. Чарли, который выглядит очень раздраженным, жует чипсы и разговаривает с девушкой в черном бикини. Ребята толкают друг друга в бассейн и во все горло хохочут в джакузи. Джек слегка касается моего предплечья и, наклонившись, шепчет:
– Я пойду пообщаюсь. Мне нужна информация. Стой там, где я смогу тебя видеть.
– Тебе не нужно со мной нянькаться, – отвечаю я. – Просто выполняй свою работу. А я, знаешь ли, буду веселиться. Тебе как-нибудь тоже стоит пробовать.
Я беру хот-дог и присаживаюсь на шезлонг рядом с джакузи. Мило улыбаясь, на меня смотрит блондин с накаченным прессом.
– Привет.
– Привет, – отвечаю я, изящно выплевывая сосиску на плитку.
– Нет купальника? – спрашивает он.
– Оставила дома. На Марсе.
– Так вот почему ты выделяешься, как нарыв на большом пальце? Потому что ты инопланетянка?
– Или – и это безумная теория – я просто здесь сексуальнее всех, – выдвигаю свою версию я.
Парень смеется.
– Точно. У тебя потрясные волосы.
– У тебя тоже ничего, солнечный-мальчик-я-наверняка-из-Калифорнии-и-провожу-пять-дней-в-неделю-в-спортзале.
Он снова смеется, но уже громче, и весь мокрый вылезает из джакузи, чтобы сесть рядом со мной.
– Три дня, спасибо большое, но я не настолько мускулистый пижон.
– Смог меня обдурить. – Я киваю на его живот, и он похлопывает по нему, словно Санта, объевшийся печеньем.
– Это моя гордость и радость. У меня нет мозгов и перспектив на будущее, но у меня есть эти малышки.
– Это все, что тебе нужно, – говорю я. – Сделай фото и отправь Ким Кардашьян. Женись на ней.
– Мне придется побороться с Канье, – сетует он.
– Ой, – отмахиваюсь я, – просто скажи ему, что его солнечные очки – отстой. Он тотчас упадет замертво.
Парень хохочет.
– Я Кайл Моррис. Безумно рад с тобой познакомиться.
– Айсис, – выпаливаю я на автомате, – уничтожитель сердец и грез. И любой выпечки в районе двух миль.
– Когтевран. – Он протягивает мне руку, и я хватаю ее своей перепачканной жиром ладонью.
– Пуффендуй, – отвечаю я.
– Серьезно? – Он выгибает бровь. – Ты не кажешься столь милой.
– Ох, – я тыкаю в него тем, что осталось от моего хот-дога, – придержи выводы, пока не увидишь моих друзей. Я практически заправляю благотворительным шоу.
– Парень, с которым ты пришла? – Он кивает на Джека, который весьма любезно позволяет девушке в черном бикини цепляться за свою руку и тараторить. У нее проколот пупок и, вероятно, влагалище тоже, о, кстати, я говорила, что ее зовут Геморрой? Девушки в джакузи, откуда вылез Кайл, медленно начинают замечать, насколько красив Джек, и, образовав группку, с важным видом проходят мимо него, чтобы нырнуть в бассейн с преувеличенной сексуальностью. А парни следуют за ними, как голодные псы.
– Да, идиот, по которому все пускают слюни, – говорю я. – Он мой друг.
– Просто друг?
– Это что, какой-то тонкий намек/вопрос, который я должна подтвердить, чтобы ты знал, есть ли у тебя шанс со мной переспать? Потому что если так, то он и близко не тонкий, к тому же жутко дилетантский, серьезно, в следующий раз можешь сразу прикрепить ко лбу неоновую вывеску «НЕУДАЧНИК ЖЕЛАЕТ ПЕРЕПИХНУТЬСЯ». Это, несомненно, сэкономит твое время, ведь, похоже, все парни заботятся только об одном – как можно быстрее затащить кого-нибудь в койку.
Кайл спокойно воспринимает мою речь, притворяясь слегка уязвленным.
– Эй, по крайней мере, я честен.
Я закатываю глаза и направляюсь к бассейну, изо всех сил пытаясь не смотреть – и, конечно же, терплю неудачу, – как, повиснув на Джеке, Геморрой трется об него бедром. Чарли развлекается в бассейне с кучей девушек, однако, даже когда они игриво его обрызгивают, его улыбка выглядит натянутой. Ну, в принципе, так и должно быть, ведь, насколько я знаю, шпионство подразумевает огромное количество пистолетов и ручек, стреляющих ядом, а не хихиканья. Подойдя к краю бассейна, я наблюдаю за покачивающимся отражением луны, похожей на серебряный медальон.