Жестокие и любимые (ЛП) - Вульф Сара. Страница 20

– Итак, какая у тебя специализация? – спрашивает Кайл, подойдя ко мне.

– Я первокурсница. Пока еще не определилась. Ядерная энергетика и теплофизика. Кулинарное искусство. Зависит от того, в каком настроении я просыпаюсь. – Я вытягиваю руки и балансирую ими, как весами. – Уничтожить мир или приготовить торт, чтобы отпраздновать крушение мира. Вот такой чертовски сложный выбор.

Кайл смеется.

– Боже, да ты крутая.

– Да, так говорят, – соглашаюсь я. – По правде говоря, выкрикивают. Мои враги. Прежде чем я их обезглавливаю.

Внезапно я ощущаю резкое давление на ягодице – щипок. Я подпрыгиваю, а из моей груди вырывается отнюдь не приятный визг, и в ужасе смотрю на Кайла. Меня еще никогда так не лапали. Он ухмыляется и пожимает плечами. Я сжимаю кулаки, но не успеваю пустить их в ход. Кайл отправляется в полет и, дико извиваясь, шлепается в бассейн. А на его месте теперь стоит Джек с холодным выражением лица.

– Упс, – бубнит он. Геморрой смеется, и остальные девушки подхватывают ее волну, поэтому когда Кайл вылезает, разбрызгивая воду, то ему не остается ничего другого, кроме как нервно посмеяться вместе со всеми.

– Ха-ха, очень смешно, братан!

Джек презрительно выгибает бровь. Чарли сразу же подплывает, вылезает вслед за Кайлом и уводит Джека в сторону. Речь Чарли быстрая, тихая и гневная, а Джека – монотонная.

– Он словно из сновидения, правда? – с придыханием произносит рядом со мной Геморрой.

– Да, – соглашаюсь я, – прямо из кошмара.

Она игнорирует меня и вновь прицепляется к Джеку, едва тот отходит от Чарли. Чарли направляет его к бассейну. И Джек это выполняет, хотя недовольство на его лице столь очевидно. Зачем он это делает, если ему не нравится?

– Ты. – Раздается голос у меня над ухом. Я поворачиваюсь и вижу Чарли с искривленными от злости устами.

– Я, – отвечаю я. – Теперь, когда мы друг другу представились, мы можем наконец перейти к чаю.

– Ты его отвлекаешь, – ворчит Чарли. – Ты чертово отвлечение, которое ему сейчас не нужно.

– Прости?

– Ты меня слышала, – утверждает Чарли. – Видишь ту рыжую в бикини? Она – важный источник информации, которая нам необходима. Джек должен ее охмурить, и он бы уже сделал это, если бы не ты! По какой-то причине ему нравится твоя гребаная задница, поэтому он тянет.

– Ты ошибаешься. Мы ненавидим друг друга. Платонически.

– Из-за тебя он не может залезть к ней в трусы, – огрызается Чарли. – Убирайся отсюда, черт побери, не то я сам тебя вышвырну.

– Боже, ты всегда так вежлив с дамами или я исключение? Или, может, только парни заслуживают твоего уважения? Ну конечно. Козлы чертовски достойны вежливого обращения.

– Убирайся!

Через его загорелое плечо я вижу, как Геморрой наклоняется и прижимается губами к щеке Джека. Он не отстраняется, он принимает поцелуй, как замерзшая статуя, и лишь слегка наклоняет голову в ответ. И я все понимаю. Как и всегда, ведь я Айсис Блейк. Меня всегда выбирали последней в команду на физкультуре. На что я вообще рассчитывала? Все, что бы между нами ни было, поглотилось потерей Софии, болью и ледяным щитом, которым он величает «работу». Небольшой лучик надежды, спасавший меня от тьмы, мерцает, бесповоротно ослабевая.

– Я все равно уже собиралась уходить, – говорю я.

Чарли наблюдает за мной, пока я не скрываюсь на лестничной площадке. Приглушенная, ноющая ярость изнуряет меня, даже когда я паркуюсь и устало тащусь вверх по лестнице в общежитие. Слава богу, Иветты нет. Четыре часа назад она отправила мне сообщение: «Останусь у друга, не переживай». Возможно, для очередного сношения. Мне все равно. Это ее жизнь, и, пока она в безопасности и счастлива, меня все устраивает. Когда я ложусь на кровать и смотрю в потолок, пульсирующая боль после вечеринки еще громче стучит в моей голове, застилая глаза горячей влагой.

Я не смогу заснуть, пока не выскажусь. Беру телефон и набираю сообщение.

«Знаешь, сколько раз, черт возьми, ты заставлял меня плакать?»

Его ответ приходит позже, гораздо позже. Он будит меня в два часа ночи. И я представляю Джека в ее постели. Он сидит с краю. Обнаженный. А рядом спит она, тоже нагая. Представляю его взъерошенные волосы, его мускулы, его голубые глаза, посеребренные лунным светом.

«Слишком много»

Его ответ. Спустя полчаса он присылает еще одно сообщение.

«Найди того, кто не заставит тебя плакать. Найди кого-нибудь получше»

* * *

«Знаешь, сколько раз, черт возьми, ты заставлял меня плакать?»

Я смотрю на экран телефона, и слабый свет пронзает мои глаза, как копья. Копья вины. Копья сожаления. Я не должен быть здесь. То, что осталось от моего сердца, понимает это, едва я успеваю прочесть сообщение. Я должен быть там, с ней. Должен быть нормальным студентом, а не играться в шпионов, пытаясь поймать преступника.

Не трахать девушку преступника, чтобы она выложила мне на них компромат.

Было скучно и рутинно, движения укоренились во мне еще со времен клуба «Розы». Я использовал каждый прием, чтобы удовлетворить ее – полностью насытить, чтобы утром она ползала на коленях, прося большего, и на следующей неделе, и на неделе после. Единственной полезной ее частью является рот, который может выболтать секреты Кайла, а следовательно, и его партнера Уилла.

Это был первый секс с той ночи в отеле с Айсис. Запах Айсис – ваниль и корица – окружал меня, даже несмотря на то, что я очень долго к ней не прикасался. Боль в ее карих глазах преследовала меня, когда я кончил в девчонку преступника. Именно ее, Айсис, имя безмолвно слетело с моих уст в порыве разрывающего сердце, окутанного виной наслаждения, и, закрыв глаза, я мог представить, всего на кротчайший миг, что подо мною была Айсис.

Но иллюзия быстро испарилась.

«Используй все, что можешь, в своих интересах. – Резонирует голос Грегори с тренировки. – В том числе и свое чертовски красивое лицо. Женщины его полюбят. Используй их».

Доказательство, которое нам нужно, на шаг ближе.

Искупление на шаг ближе. Искупление перед Софией. Искупление перед Айсис. Поймать Безымянного, избавиться от него навсегда, чтобы она больше никогда его не увидела, – это единственное хорошее, что я могу сделать для нее. Единственное хорошее, что я могу сделать, точка. Единственное, что может помочь искупить боль, которую я причинил.

Надеваю рубашку, застегиваю джинсы и очень тихо, чтобы не разбудить соседок девушки, покидаю шикарные апартаменты. Возле двери я оглядываюсь назад на затененную квартиру, которая хранит доказательство моих отвратительных действий.

Я думал, что покончил с этим. Но вновь к этому вернулся, на самом деле я никогда не оставлял эту работу.

– Искупление, – шепчу я и ухожу. Вина иссушает меня, терзая мои внутренности. Мне нужно облегчение. Мне нужно отвлечение. Мне нужно нечто иное, чем сообщение Айсис, воспламеняющее мой телефон в кармане своей печалью и разочарованием.

Что она от меня хочет?

Я ничего не могу ей дать. Я больше никогда, ничего и никому не смогу дать. Мое сердце пустое, сломанное и бесполезное.

Неоновые огни в районе университета сверкают ярким соблазном: ломбарды, стриптиз-клубы, магазины спиртных напитков открыты допоздна. Я нахожу то, что искал, в убогом клубе, забитом до верха потными и скользкими телами. Сидя у бара, я внимательно осматриваю толпу и натыкаюсь на мужчину, который подсыпает наркотики в напиток брюнетки.

Он весь в крови – нос сломан, а рука вывихнута, – когда я заканчиваю с ним. Это занимает всего сорок секунд. Он ударяет в ответ с тем же рвением, костяшками рассекая мне бровь, и горячая кровь стекает в глаза. На эти сорок секунд все замирает – я чистый холст, двигаюсь, ударяя и уклоняясь, как учил меня Грегори. В голове пусто, но все же шестеренки вращаются и выстраивают оборонительную позицию, наблюдая и быстро просчитывая, как быстро движется кулак противника, куда он приземлится, как увернуться и опрокинуть противника так, чтобы он отведал определенную каменную ступеньку клуба. Я пуст. Айсис ушла. София ушла. Есть только вкус крови, злости и пота и привычный рев чудовища в моей голове. Но теперь рев другой. Он резок, отточен и отчетлив. Когда рев слабый – это намного ужаснее.