Жизнь и приключения Мартина Чезлвита - Диккенс Чарльз. Страница 181

– Да, верно! – воскликнул Мартин. – Сэм, конюх. Любопытно было бы знать, жива ли еще та лошадь у Пекснифа?

– И сомневаться нечего, сэр, – возразил Марк. – Это такого рода скотина, сэр, что долго еще будет таскаться по свету одер одром и, наконец, попадет в газеты под заголовком: «Необыкновенный пример живучести в четвероногом». Как будто она была когда-нибудь жива по-настоящему, так чтоб стоило об этом разговаривать! А вот и пономарь, сэр, как всегда – пьяный вдребезги.

– Вижу! – смеясь, сказал Мартин. – Но, честное слово, как же вы промокли, Марк!

– Я промок? А о себе вы как полагаете, сэр?

– Ну, все же не настолько, – сказал его спутник с озабоченным видом. – Я же вам говорил, Марк, чтобы вы не держались с подветренной стороны, а почаще менялись со мной местами. Дождь все время поливает вас, с тех пор как начался.

– Вы не знаете, до чего мне приятно, сэр, – сказал Марк после недолгого молчания, – не сочтите это за дерзость, – до чего приятно слышать, что вы говорите так необыкновенно внимательно; я, конечно, не собираюсь вас слушаться ни за что, но с тех пор, как я свалился больной в Эдеме, вы совсем переменились.

– Ах, Марк, – вздохнул Мартин, – чем меньше мы будем об этом говорить, тем лучше! Не свечу ли я вижу там?

– Так и есть, свеча! – воскликнул Марк. – Господь с ней, какая же миссис Льюпин проворная! Идемте, сэр.

Неразбавленные вина, хорошие постели и отличная кормежка для людей и животных.

Огонь на кухне пылал ярко и буйно, стол был накрыт, чайник кипел; туфли были на месте, машинка для снимания сапог тоже; ломти ветчины жарились на рашпере; пяток яиц шипел на сковородке; полнокровная бутылка шерри-бренди перемигивалась с кувшином пенистого пива; всякие деликатесы свешивались с балок, так что казалось, стоит раскрыть рот – и что-нибудь отменно сочное и вкусное только обрадуется предлогу в него свалиться.

Миссис Льюпин, которая ради них удалила даже кухарку, верховную жрицу сего храма, готовила им ужин своими собственными искусными ручками.

Невозможно было удержаться – даже бесплотный дух и тот ее обнял бы. А так как в этом отношении люди ведут себя одинаково и у Атлантического океана и у Красного моря, Мартин немедленно ее обнял. Мистер Тэпли очень степенно последовал его примеру (как будто это была совершенная новость, до сих пор не приходившая ему в голову).

– Вот уж никогда не думала! – сказала миссис Льюпин, поправляя чепчик и смеясь от всей души и в то же время смущенно краснея. – Хотя я часто говаривала, что молодые люди мистера Пекснифа – это душа «Дракона» и что без них было бы скучно здесь жить, все же я никогда не думала, разумеется, что кто-нибудь из них позволит себе такую вольность, как вы, мистер Мартин! А еще того меньше – что я не рассержусь на него, а наоборот, буду рада первой обнять его на родине, после возвращения из Америки вместе с Марком Тэпли…

– В качестве его друга, миссис Льюпин, – вмешался Мартин.

– В качестве его друга, – повторила хозяйка, видимо довольная таким отличием, однако подавая мистеру Тэпли знак вилкой оставаться на почтительном расстоянии. – Вот уж никогда не думала! А еще того меньше, что мне придется рассказывать о таких переменах, о каких я вам расскажу после ужина!

– Боже мой! – воскликнул Мартин, бледнея. – О каких переменах?

– Она, – сказала хозяйка, – совсем здорова и теперь находится у мистера Пекснифа. О ней вам вовсе не нужно тревожиться. Лучше нее вам на всем свете не найти невесты. К чему ходить вокруг да около или делать из этого тайну, не правда ли? – прибавила миссис Льюпин. – Я все знаю, как видите!

– Доброе мое создание, – ответил Мартин, – вы именно тот человек, которому и следует все знать. Мне в высшей степени приятно думать, что вы знаете все. Но на какие же перемены вы намекаете? Кто-нибудь умер?

– Нет, нет! – сказала хозяйка. – Ничего такого не случилось. Но больше я вам не скажу ни единого слова, пока вы не поужинаете. Задайте хоть сотню вопросов, я ни на один не отвечу.

Она говорила так решительно, что им не оставалось ничего другого, как только поужинать возможно скорее; и так как они прошли много миль и постились с самой середины дня, то им не пришлось особенно приневоливать себя, налегая на съестное. Ужин занял гораздо больше времени, чем можно было ожидать; ибо не раз, когда они думали, что все уже кончено, миссис Льюпин торжествующе доказывала им ошибочность такого предположения. Однако с течением времени, повинуясь природе, они отступили. Вытянув перед кухонным очагом ноги, обутые в туфли (что было удивительно приятно в такую сырую и холодную ночь), и с невольным восхищением любуясь ямочками на щеках цветущей, жизнерадостной хозяйки и тем, как огонь очага светится в ее глазах и поблескивает на черных как смоль волосах, они притихли и стали ее слушать.

Не однажды изумленные восклицания прерывали ее рассказ о том, как мистер Пексниф расстался со своими дочерьми и как этот добродетельный человек расстался с мистером Пинчем. Но все это было ничто по сравнению с негодующими восклицаниями Мартина, когда она рассказала о том, что стало предметом пересудов во всем околотке: как мистер Пексниф совершенно завладел душой и телом старого мистера Чезлвита и какую высокую честь он предназначал для Мэри. При этом сообщении туфли мгновенно слетели с ног Мартина, и он принялся натягивать мокрые сапоги, охваченный тем неясным стремлением куда-то немедленно бежать и что-то с кем-то сделать, которое является первым предохранительным клапаном у вспыльчивых людей.

– Пексниф! – сказал Мартин. – Этот медоточивый негодяй! Пексниф! Дайте мне второй сапог, Марк!

– Куда это вы собрались, сэр? – осведомился мистер Тэпли, просушивая подошву перед огнем и глядя на нее так невозмутимо, как будто это был ломтик жареного хлеба.

– Куда! – повторил Мартин. – Уж не думаете ли вы, что я останусь тут сидеть? Как по-вашему?

Невозмутимый Марк сознался, что именно так и думает.

– Ах, вот как! – сердито возразил Мартин. – Очень вам обязан. За кого вы меня принимаете?

– Я принимаю вас за того, кто вы есть, сэр, – ответил Марк, – и потому совершенно уверен, что все, что бы вы ни сделали, будет разумно и правильно. Ваш сапог, сэр.

Мартин бросил на него нетерпеливый взгляд и несколько раз прошелся взад и вперед по кухне, ковыляя в одном сапоге и одном носке. Но, памятуя о решении, принятом в Эдеме, – он одержал над собой не одну победу, когда дело касалось Марка, – Мартин и на этот раз решил смириться. Он снял сапог, подобрал туфли, надел их и уселся снова; однако никак не мог удержаться, чтобы не засунуть руки как можно глубже в карманы и не бормотать время от времени: «И Пексниф туда же! Этот мерзавец! Честное слово! Действительно! Еще чего!» – и так далее; не мог он также не грозить кулаком камину с самым мрачным выражением лица. Но это продолжалось недолго, и он выслушал миссис Льюпин до конца если не спокойно, то во всяком случае молча.

– Что касается мистера Пекснифа, – заметила хозяйка в заключение, расправляя обеими руками складки на платье и усиленно качая головой, – то я даже не знаю, что сказать. Должно быть, его кто-нибудь сглазил или чем-нибудь его испортили. Не могу поверить, чтобы джентльмен, который так благородно выражается, вдруг взял да и сделал что-нибудь дурное!

Благородно выражается! Сколько есть на свете людей, которые будут стоять за своих Пекснифов до конца по этой одной причине; и отвернутся от порядочного человека, стоит Пекснифам взглянуть на него косо!

– Что касается мистера Пинча, – продолжала хозяйка, – то, если есть на свете милый, добрый, приятный, достойный человек, – его фамилия Пинч, и никакая другая. Но почем мы знаем, может быть старый мистер Чезлвит поссорил его с мистером Пекснифом? Никто, кроме них самих, не может этого сказать, потому что мистер Пинч человек гордый, – не смотрите, что он такой тихий; когда он от нас уезжал – и очень жалел, что уезжает, – он никому не сказал ни слова, даже мне ничего не стал рассказывать.