Мадам Икс (ЛП) - Уайлдер Джасинда. Страница 28

В пределах моей квартиры, где я работаю, с картиной на стене, чтобы придать больше правдоподобности, моё имя уместно, оно добавляет загадочности и силы. Но здесь... оно просто кажется нелепым.

Я отодвигаю все мысли, надевая свою маску безразличия и броню холодного достоинства.

— Мистер Картрайт. Прекрасная встреча.

— Рад познакомиться с вами, Мадам Икс, — во взгляде твоего отца нет удовольствия от общения. В нём враждебность. Безжалостный расчёт. — Вы проделали прекрасную работу с моим сыном. Я должен признаться, что весьма скептически относился к программе, даже при том, что подписал договор. Но вы творите чудеса. Больше, чем я ожидал, это уж точно.

Ты переминаешься с ноги на ногу, чувствуя неудобство.

— Отец, я не думаю, что это подходящее время и место...

— Заткнись, Джонатан, когда взрослые разговаривают, — твой отец обрывает тебя грубо, небрежно, жестоко.

Ты делаешь всё возможное, чтобы не вздрогнуть, но выражение твоего лица, которое, пожалуй, только я могу прочесть так легко, отражает глубокую, знакомую боль. Я вижу, у кого ты научился своей манерности, и с какими давно укоренившимися привычками ты ежедневно борешься, чтобы стать тем человеком, которым являешься.

Я чувствую, как мои когти удлиняются.

— Я должна согласиться с Джонатаном, мистер Картрайт. Не время и не место обсуждать подобные вещи. Это общественное мероприятие, в конце концов, и есть я скажу, некоторые правила, касающиеся информации о том, кто я и чем занимаюсь. Правила, которые по своей природе исключают открытое обсуждение в общественных местах, таких как это.

— Понимаю. Хорошо, — теперь взгляд выражает открытую вражду. — Полагаю, я должен поблагодарить вас за внезапное желание моего сына начать свою карьеру?

— Поблагодарите себя, — я улыбаюсь и сохраняю тон дружелюбным, сладким, пока добавляю немного яда. — Он страдал. Его природные таланты и навыки были потрачены впустую. Вы растратили потенциал собственного сына. Намеренно, как мне кажется. Любой шанс на настоящее счастье или успех вашего ребёнка был задушен вашим явным презрением. Преднамеренно я не отдаляла его подальше от вас и вашей компании, и ни в коем случае не консультировала по вопросам бизнеса. Это не моя работа. Моя работа заключается в том, чтобы показать ему, как стать личностью, и теперь, когда я встретила вас, я точно помогу ему преодолеть большое препятствие быть вашим сыном. Джонатан будет делать удивительные вещи, теперь он вырвался из ваших лап, мистер Картрайт. Хотя, я думаю, от этого больше потеряли вы, чем он.

Ты поперхнулся шампанским.

— Икс, я вижу некоторых своих друзей. Пойдём поздороваемся, а?

Я позволяю тебе отвести меня от твоего отца, который стоит вне себя от злости с покрасневшим лицом и с опасно пульсирующей веной на лбу. Возможно, старший Картрайт пострадает от сердечного приступа. Что меня совсем не расстраивает.

Ты тащишь меня через всю комнату к маленькой кучке молодых мужчин твоего возраста, они стоят под руку с женщинами, которые выглядят словно гламурные модели с фальшивой грудью и утопающие в бриллиантах. Прежде чем подойти к твоим друзьям, ты тянешь меня в сторону, к стойке бара вдоль стены. Заказываешь два пива, допивая шампанское. Я делаю маленький глоток и жду.

Ты хочешь что-то сказать, и я даю тебе время сформулировать свои слова. То, что ты думаешь, прежде чем говорить, обнадёживает.

— Никто и никогда не заступался за меня прежде, Икс. Никто. Никогда, ни при каких обстоятельствах. И никто так не разговаривал с отцом.

— Значит, время пришло.

Ты выдавливаешь слабую улыбку, затем берёшь стакан пива, отпиваешь половину, прежде чем снова повернуться ко мне.

— Да, наверное. Я пытаюсь сказать тебе... спасибо. Я никогда ничего не значил для этого ублюдка. И никогда не буду.

— Ты должен иметь значение для самого себя.

— Да, я понимаю. Но думаю, что это простое человеческое желание — что-то значить для своего гребённого отца.

— Я тоже так думаю, — говорю я. — Но самосохранение также является важным фактором человеческой природы.

— Разве ты не волнуешься, что нажила себе врага?

Я качаю головой.

— Нисколько. Он ничего не сможет сделать, чтобы навредить мне. Если он создаст проблемы Калебу, то пусть так и будет. Неприятности Калеба его дело, не моё, — я беру тебя за руку, — пойдём, поздороваемся с твоими друзьями.

Ты фыркаешь:

— Эти засранцы? Они мне не друзья. Просто какие-то долбо*бы, которых я знаю. Такие, каким и я был раньше. Богатые, эгоистичные, высокомерные и абсолютно бесполезные. Ни один из них никогда и дня не проработал за всю свою жизнь. А эти сучки, что висят у них на руках? Точно такие же. Богатые, которые не делают ничего, кроме как ходят по магазинам на Пятой авеню, ставят уколы ботокса, нюхают кокс и ездят на нескончаемые каникулы в Хэмптон или грёбанные острова Тёркс и Кайкос, и всё это на деньги родителей. Ни один из них никогда не делал ничего сам. И я был точно таким же, как они.

— А сейчас?

— Я всегда хотел пойти по стопам отца. Я хотел компанию. Хотел быть частью того, что он делает. Он ужасный человек и дерьмовый отец, но он чертовски хороший бизнесмен. В этом я отличался от этих парней, потому что с того времени, как я был второкурсником, я работал на почте или в копировальной комнате, пахал, как лошадь по ночам и выходным, платил взносы. Папа никогда не давал мне ни единой поблажки, как своему сыну. Он приказал всем обращаться со мной, как и с любым другим кандидатом на каждой должности, на которую меня ставили. И некоторые люди относились ко мне ещё хуже, поскольку я Картрайт. Но я играл в эту игру, я понял правила и делал всё возможное. Я работаю каждый день своей жизни, начиная с десятого класса. У меня есть свои деньги. На свои сбережения я купил Мазерати. Приобрёл квартиру на собственные средства. Я получил кредит на открытие своего дела, не используя ни одну из папиных связей. Но всё это не имеет значения, — ты заканчиваешь это пиво и берёшь следующее. Я делаю четвёртый глоток шампанского. — Предполагалось, что я буду продолжать работать на него и позволю ему обращаться со мной, как с грязью. А теперь, когда я сам по себе, он ненавидит меня ещё больше.

— Поэтому это звучит так, как будто они никогда на самом деле тебе не нравились?

— Я вёл себя, как они. Как избалованный мудак. Я никогда не был беден. Я делаю, что хочу и когда хочу. Да, я сам зарабатываю, но я всё равно относился к женщинам, как к пустому месту. Использовал одну за другой только ради удовольствия. Считал всех вокруг меня дерьмом.

— Что изменилось? — мне очень любопытно.

— Ты, — ты не смотришь на меня, когда говоришь это.

Моё сердце сжимается. Переворачивается.

— Я? Джонатан, я сделала только то, за что мне заплатили.

— Я хочу тебя, Икс. Но не могу быть с тобой, и я знаю это. У меня от этих мыслей задница горит, понимаешь? Мы даже не друзья. Я не очень всё понимаю. Но ты... ты не похожа на всех тех, кого я когда-либо встречал. Ты... много значишь для меня. Тебе никто не нужен, ничего не нужно. Ты ни с кем не связываешься. Я не знаю, как тебе удалось заставить меня посмотреть на всё иначе. Честно, не знаю. Я просто... после встречи с тобой, думаю, я просто хочу иметь значение для кого-нибудь.

— Ты имеешь значение, Джонатан, — я осмеливаюсь на ещё один глоток, один длинный глоток, который сразу мчится к моему мозгу. — И мы — друзья.

— Только друзья, — это не вопрос, но чувствуется слабая, расплывчатая, мальчишеская надежда.

Мне больно разбивать твои ожидания.

— Да, Джонатан. Только друзья. Это всё, что возможно между нами.

— Почему? — ты поворачиваешься лицом ко мне.

Я стою спиной к бару, держа фужер обеими руками и наблюдая за гостями.

— Я не могу ответить на это, Джонатан. Это просто...

— Разве ты не можешь всё изменить?

— Нет. Я не могу, — выдыхаю я.

— А хочешь?