Последыш (СИ) - "Терния". Страница 5

Ника притаилась за кустами у крайнего окна и стала ждать чего-нибудь полезного. Голоса слышно было хорошо, но она подумала и передвинулась ближе, почти вплотную к стене. На новом месте было очень удобно — выемка в ветках у земли, как будто специально выдавленная для того, чтобы там кто-то сидел.

Ника уселась на землю, подняла подол, чтобы охладить ноги, обняла коленки руками, положила на них подбородок и стала ждать. Мужчины болтали много, много смеялись и вели себя шумно. Большинство разговоров Ника фильтровала, потому что они казались мерзкими. С самого детства, стоило научиться соображать, как ей стало понятно — женщины в стае занимают последнее место, ни на что не годятся и ничего не достойны. Еще играя с братьями, она недоумевала, почему, если брат побеждает и хватает ее зубами за загривок, то Шархай хохочет и говорит: «Молодец, настоящий мужик растет!», а стоит победить ей, причем честно, как он хмурится и цедит сквозь зубы, причем не ей, а побежденному: «Ты слабак, жалкая псина, не смей проигрывать последышу»!

В общем, дружбы с братьями не задалась. Сейчас они смотрели на нее как на повариху, уборщицу или подавальщицу жратвы, которая по первому требованию обслужит или уберет грязь. Все в папашу.

Однажды, после смерти мамы, Ника решила, что это не ее семья и не ее дом. Притворилась, что они с Марией случайно оказались в чужой семье. Просто вынуждены здесь жить, чтобы не пропасть, но привязанности от нее никто, кроме сестры, не дождется. С тех пор Ника строила много планов и делала много попыток что-то изменить. Пусть Мария физически была больше и крепче, именно Ника верховодила и плела интриги, тогда как сестра предпочитала прятаться и вести себя незаметно, желая только, чтобы ее никто никогда не трогал.

В их стае по-другому нельзя.

Ника сидела на траве, тараща слипающиеся от усталости глаза и внимательно слушала, потому что им почти шестнадцать… почти шестнадцать и младше они не становятся.

— Ну что! — Подал голос Олимп и Ника поняла — вот оно, дождалась. Сон как рукой сняло. — Раз все перекусили, давайте делами займемся. Больше нас не становится. Нужно потомство. Сегодня решим, что с Шарзаевыми девками делать. Они достаточно подросли. Есть предложения?

Тут же загалдели голоса и раздались смешки.

— Я бы от Марии не отказался. Она грудастая. Шархай, отдашь за меня дочь? — забасил мужской голос. Ника задрожала — это был вдовец по имени Чубей, который похоронил жену в тот же год, что Ника мать и по той же причине — неудачная попытка принести третий помет. Не самый жестокий мужик, но пожилой и ненормально толстый для оборотня. Борода опять же, как лопата и вечно в комок сваляна.

— А мне отдай Нику! — хрипло вступил в разговор молодой голос и она узнала Крауфранца. Заговорил он впервые за вечер.

Кто-то заржал:

— Последыша? Зачем тебе эти мослы?

— Мне нравится, — невозмутимо ответил Крауфранц.

— Да ты ее надвое порвешь! — заржал еще кто-то.

— Не порву. Она такая маленькая. Везде. Сядет, как перчатка.

— Будет натягивать ее перед сном, для тепла, — присоединился очередной оборотень.

Они ржали, похрюкивая, пока не влез Олимп, который не отличался большим терпением.

— Шархай, значит, решено? Последыша моему отдаешь, пусть балуется, но в пару она ему не пойдет, для потомства мы ему здоровую крепкую самку подберем. Последыш пусть до двадцати не рожает, сдохнет еще. А так может окрепнуть успеет. Старшую, думаю, пора и на племя пустить, давно уже взрослая девка. Согласен ее к Чубею пристроить?

У Ники словно кожа застыла, прекратившись в корку, которую можно поддеть ногтем и отковырять.

— Последыша забирайте, толку от нее! И Марию Чубей пусть берет, но не запросто так. Хряка пусть взамен приведет.

— Так и быть, — согласился тот.

— Только не дело это — чистых отдавать, — вступил чей-то молодой и наглый голос, и если раньше было страшно, но предсказуемо, то сейчас от ужаса приподнялись волосы. — Погонять бы сначала.

— Может, хватит гонять всех подряд? Они потом как забитые тряпки лежат и дрожат, не расшевелишь, — вступился Чубей и Ника почти испытала к нему благодарность. Может, сестре не так уж и не повезло? Про себя она старательно не думала.

— А ты не жмись, скотина! — влез второй голос из числа молодняка, которые под покровительством альфы только и делали, что девок гоняли, жрали да пили. — Вначале мы попробуем, научим, что да как, потом ты хоть каждый день ее пользуй.

— Вы научите! Жмуриться, руками прикрываться и скулить — вот все ваше учение, — заартачился Чубей. — Ни целовать не умеют, ни ласкать.

— Ладно, не лезь в бутылку! — вступил Олимп. — Пусть молодежь развлекается. Что им еще делать? Кровь бурлит, пусть мужики будут мужиками. Ну, погоняют ночь-другую, не обеднеешь! А девки пусть привыкают сразу. А хочешь другим ласкам учить — твое дело, но после.

— Ну ладно тогда. И я, пожалуй, присоединюсь, давно по лесу не бегал, — мирно ответил Чубей, моментально потеряв Никину благосклонность. — Обеих погоним?

— Обеих. Одна в самом соку, слюнки текут, да и вторая, пусть и мосластая, но дыра, как у всех баб, имеется. А такая малышка наверняка тугая да узкая. Крауфранц, смотри-ка, не дурак, знал, что заказывал!

Мужики снова заржали, Ника сглотнула и словно песком захлебнулась — слюны во рту не было.

— Когда начнем? — спросил кто-то из молодняка.

— Да вот сейчас жаркое принесут, брюхо набьем да погоним, — предложил Олимп. Раздался свист и одобрительные крики. — Растрясемся, а то скоро сами в боровов превратимся.

— Чур, я первый на последыша! — крикнул Крауфранц.

— Пусть! Посмотрим, как ты ее натянешь и не порвешь, — ржали остальные. — А то хвастать все горазды. Хотя, мелкие они обычно тягучие да гибкие, как хочешь сгибай, в любую позу ставь. Попробуем, короче.

Ника хотела пошевелиться, а в результате завалилась на бок. Мышцы одеревенели. Значит, сегодня… им с сестрой подготовили то же самое, что Катрии. Голова отказывалась понимать, за что. Отказывалась представлять, что их реально ждет гон всего через два-три часа. Если об этом думать, свихнешься.

Нужно думать о другом.

Ника, до боли сжимая зубы, чтобы не заскулить, прямо на коленях, сдирая их в кровь об ветки и камни, поползла прочь от дома, за забором вскочила на ноги и побежала. Внеслась в кухню, где готовили бабы.

— Жаркое готово? — истерически завопила. Все дружно обернулись в ее сторону.

— Еще полчаса, — ответила женщина, сидевшая у печи. — А чего случилось? Ты чего такая дикая?

Ника на секунду потупилась и понизила тон. Нечего выдавать себя раньше времени. Эти змеи только позлорадствуют, если узнают, что девчонок сегодня ждет. Лазо, наверное, от радости в пляс пуститься — ее когда-то гоняли, почему сестры должны избежать такой участи. Так же они думают? Ника обвела женщин глазами. Забитые, неухожены и при этом злые, как собаки.

Жалкие, вот они какие.

Ника сжала губы и вздернула подбородок.

— Просто на шабце мясо ждут. Только они хотят, чтобы очень мягкое был, аж во рту таяло, так что лучше подольше на жару поддержать. И еще спиртного просили.

— Мало им самогону, что ли? — удивилась Лазо. — Вроде как обычно принесли, несколько бутылей.

— Кричали, чтобы еще несли, — сказала Ника и развернулась, ища глазами Марию.

— Подожди… А ты откуда знаешь?

— Ходила тяпку точить на кузню, — не моргнув глазом, соврала Ника. — Мима дома. Шархай из окна крикнул.

— Ладно.

— Где Мария?

— Хм. Кто ее знает, где она лентяйничает. Найдешь — скажи, пусть сюда топает, нечего прохлаждаться, пока мы вкалываем! У, когда уже за вас возьмутся, сил нет смотреть, только и делаете, что под ногами путаетесь, толку от вас никакого!

Сегодня и возьмутся, хотела ответить Ника, но не стала. Нет уж, нечего радовать змеюку Лазо, как бы от радости ядом не захлебнулась.

— Скажу. Не злись, мы с Марией все помоем с раннего утра. И кухню, и посуду. И завтрак на всех приготовим, и скотину накормим.