Венецианские каникулы (СИ) - Гарзийо Мария. Страница 15

— О, привет новичкам! – приветствует меня она по-русски с явно выраженным украинским говором.

— Привет, – неуверенно улыбаюсь я.

— Меня Люба зовут. Проходи, не тушуйся. Возьми вон там в кастрюле ризотто. Мамаша наготовила.

Сама Люба, расправившись с ризотто, переключила свое внимание на початую бутылку виски. Я беру с полки тарелку и накладываю себе щедрую порцию.

— Ну, как боевое крещение? – пьяненько подмигивая, интересуется профессионалка, – Танкист оказался на высоте?

— Какой еще танкист? – безразлично переспрашиваю я, сконцентрировавшись на рисе.

— Черная маска. Он никому своего лица не показывает. Девчонки поговаривают, что у него морда страшнющая. Как будто в танке горел.

Меня передергивает от этих слов. Я представляю на месте маски выпученные глазные яблоки, зияющие чернотой дырки носа и рта, и ореол загадочности над недавним актом любви тает в воздухе, сменившись отвращением.

— Они часто маски не снимают, – продолжает тем временем Люба, налегая на виски, – Боятся, что узнаем. Тут ведь кто только не попадается. Министры, президенты компаний, режиссеры.… Но эти все только верхнюю часть прикрывают. А танкист всю рожу целиком.

— Ну и что? Это еще ни о чем не говорит, – зачем-то защищаю я своего первого клиента.

— Ха-ха. А тебе шо он понравился что ли? Он вообще ничего. Даже не извращенец почти.

— Постоянный клиент? – как бы между прочим интересуюсь я.

Мне почему-то неприятно, что до меня в объятиях Черной Маски перебывали все трудящиеся в борделе путаны.

— Ага. Но его только свежачок интересует, – Люба подливает себе виски и вопросительно кивает мне.

Я подставляю бокал.

— В смысле?

— В смысле новички вроде тебя. Платит всегда втридорога за право, так сказать, первой руки.

Последнее слово вызывает у Любы такой взрыв хохота, что мне кажется, что ее вот-вот разнесет на части.

— А потом? – продолжаю я, когда грудастой блондинке удается-таки унять смех.

— Шо потом? Суп с котом потом. Заплатил, попользовал, и гуляй Вася. До следующего свежака. Я говорю, хорошо, что хоть не садюга какой-нибудь. А то отбивал бы у молодух напрочь интерес к работе.

— А что к этой работе у кого-то есть интерес?

— Да, это я так, образно. Ты-то откуда сама?

Я рассказываю Любе о своем переезде в Париж, о примитивной работе, о знакомстве с Марко и даже, слегка увлекшись, о дружбе с Артуром. Развязанный виски язык совершенно выходит из под контроля. Мне удается его унять только, когда носительница желтого билета принимается демонстрировать в гигантских зевках все свои серебряные пломбы.

— А ты? – запоздало проявляю интерес я.

— Я с Киева. Познакомилась как и ты с итальянцем. Такие письма писал, все подружки плакали от умиления. Приехала в гости, и вот трублю тут уже третий год, – Люба выпускает из груди мощный вздох.

— А что сбежать никак нельзя?

Киевлянка пожимает пухлыми плечами.

— Была одна у нас прыткая. Румынка. Сбежала. Через пару дней вернули. И…

— Что и? – нетерпеливо перебираю пальцами по ребристой стенке бокала я.

— Посадили на наркоту. Месяца два пропахала в массовке и сгинула куда-то.

Подобная перспектива мне как-то совсем не улыбается. Наоборот, строит козью рожу и отчаянно мотает головой.

— И что никакого выхода нет? – я мысленно рисую виселицу и закрепляю на шее у воображаемого человечка веревку.

— Да, не парься ты. Привыкнешь, – Люба в который раз пополняет свой бокал, – А выход есть. Найти спонсора, который решит тебя выкупить. Сделаешься честной куртизанкой.

— Кем?

— В эпоху Возрождения были такие в Венеции. Честные куртизанки. Спали с одним или двумя состоятельными деятелями и катались себе как сыр в масле. Шикарнее знатных дам жили.

— Ну, так это эпоха Возрождения…

— Так с тех пор мало что изменилось. Проституция никуда не делась. Процветает ярким цветом. Только вот спонсоров таких мало. На всех не хватает.

— Спонсор… выкупить… Работорговля какая-то. У кого выкупить-то? – кубик льдинки медленно плывет по гладкой золотистой поверхности. Я слежу за ним с такой сосредоточенностью, будто от его продвижения зависит моя судьба.

— У Фабрицио. Владельца Venise Experiences. Фабрицио это вроде клички. Никто не знает его настоящих имени и фамилии. Ходят слухи, что это толи брат мэра, то ли сам мэр.

— И в какую цену нынче падшие женщины?

Льдинка, заметно уменьшившись в размерах, начинает тонуть.

— Понятия не имею. Кто как сторгуется. Ха, а вот и Алиса.

На кухне появляется новое действующее лицо – тощая рыжеволосая девица отдаленно напоминающая суриката.

— Ну как страна чудес? – нетрезво хихикает Люба, удобно устроив свой монументальный бюст на столе.

— Перестань глумиться, дай лучше чего покрепче рот прополоскать. Фу, блин, вырвет сейчас.

Сурикат хватает со стола мой недопитый бокал и одним глотком опрокидывает в рот остатки алкоголя.

— Что вонючка попался? – с сочувствием поглядывает на товарку обладательница весомых достоинств.

— Да, урод какой-то, – отправив вслед за виски стакан воды из под крана и побулькав ею на манер полоскания, отзывается Алиса, – Его, видите ли, возбуждает, когда ему облизывают пальцы ног.

— Ну, это еще не самое страшное, – со знанием дела заявляет Люба.

— Ага, не самое. Ты бы нюхнула эти ноги. Ой, мамочки, даже аппетит весь отбил. А ты новенькая, да? – с опозданием замечает меня сурикат.

— Ага, – отвечает за меня Люба, – Ей танкист понравился.

— Да, он вообще нормальный, – не смотря на объявленное отсутствие аппетита Алиса накладывает себе весомую порцию остывшего ризотто, – Потом на таких насмотришься, что этот принцем на белом коне покажется.

— Ага, прынцем, – круглые булки Любиных грудей покачиваются на поверхности стола в печальном вздохе, – Ой, бабаньки, вот чё мы вообще с вами тут делаем, а? Сидели бы сейчас у себя дома с каким-нибудь Петей или Ваней, детишек нянчили.

— Выродились все Пети и Вани. Вот и разбросало нас по всему миру в поисках женского счастья. Ты откуда, новенькая?

— Меня Таня зовут.

Я вкратце пересказываю Алисе историю своего порабощения.

— А тут что все девочки русские? – любопытствую я, – В смысле из бывшего Союза?

— Ага. Большинство, – кивает с набитым ртом Алиса-Сурикат, – Я из Белоруссии. Любаша с Украины. Две девчонки из России. Одна из Литвы. Из Молдавии несколько.

— А Вероника? – вспоминаю я приютившую меня красавицу брюнетку.

По лицам девушке пробегает тень то ли брезгливости, то ли зависти.

— Вероника не из наших. Она – содержанка, – отвечает после затянувшейся паузы Алиса.

— Честная куртизанка, – хмыкает Люба.

Выходит, что у проституток существует ярко выраженная иерархия. На самой низкой ступени располагается так называемая «массовка», состоящая из не слишком красивых или слишком строптивых. На шаг выше путаны средней руки вроде Любы и Алисы. А последнее золотое звено этой цепочки представляют счастливицы, которым удалось отхватить себе состоятельного покровителя. В общем-то, структура не особо отличается от любого рабочего учреждения. Разномастная троица: клерк, менеджер, президент. В парижской мебельной конторке я занимала первую непристижную ячейку. Здесь меня сразу поставили на вторую. Вероника была права – я пошла на повышение. Только радости почему-то по этому поводу не испытываю.

— Опять пьянствуете! – нарушает ознакомительный курс в искусство торговли собственным телом мадам, – Русские алкоголички!

— Стресс снимаем, – поясняет Люба, не изменив своей вальяжной позы.

— Ты бы лучше лишние килограммы сняла. Разъелась, ни один корсет не сходится уже.

— Не брюзжи. Клиентам нравится.

— Это до поры до времени. Сходи лучше Инессу отвяжи. Ей сегодня любитель бондажа достался. Японец какой-то. Ушел, а развязать не удосужился.

— Ну, япона мать! – с угрозой хрипит Люба и, нехотя поднявшись со стула, отправляется на выручку коллеге.