Мне нравится твоя ложь (ЛП) - Уоррен Скай. Страница 29
Маленькие кусочки стекла, окрашенного в красный, выстраиваются рядком на полотенце, которое он выложил.
— Останутся пятна, — прошептала я.
— Ну и пусть.
Кушетка старая, но удобная, мягкая настолько, что в ней можно утонуть. Тем не менее, дом слишком женственный для Кипа. Все в розово-золотом и солнечно-желтом цвете, вельветовая мягкость и старые латунные светильники. И пыль. Такое ощущение, что в доме не живут. Ничего здесь не напоминает крепкого человека в кожаной одежде и грязной обуви.
— Ты вырос здесь?
Он не отвечает. Отсутствие выражения на его лице говорит мне, что да.
— Я не остаюсь здесь надолго.
— Тогда почему ты здесь сейчас? Это просто удобное место для проживания, пока ты меня выслеживаешь?
— Если бы это было так, я бы отвез тебя обратно в Неваду, когда впервые тебя встретил.
— Так почему ты этого не сделал?
Кип делает паузу после следующего осколка и смотрит мне в глаза.
— Это сложно.
— Это тебе не статус отношений.
— У нас нет долбаных отношений.
Я втягиваю воздух. Чувство такое, словно он ударил меня. Нет, хуже. Мне никогда не было так больно, даже когда Байрон нагибал меня и трахал всухую.
Затем он опускает голову, прежде чем я даже осознаю, что он может сделать. Я готовлюсь к большей боли. К большей лжи. Губами нежно, словно перышко, он касается моих. Я не двигаюсь, позволяя ему двигаться от уголка к уголку, находить каждый квадратный сантиметр и забирать боль поцелуями.
Когда он оказывается слишком близко к моей щеке, я не могу не вздрогнуть.
Кип отодвигается, с сожалением на лице.
— Нам нужно уходить.
— Нет никаких нас, — мягко говорю я. — Ты четко дал это понять.
Его глаза обретают строгость.
— Позволь мне закончить очищать раны. Тогда мы пойдем.
Я смотрю на Кипа, но все, что я вижу, это глаза Байрона, его нос, рот. Мое сердце трепыхается в груди, когда я вспоминаю лицо, нависающее надо мной, трахающее меня. Причиняющее мне боль. Я не знаю, почему я не смогла увидеть этого раньше. Конечно, они братья. Они одинаковые.
Я должна уйти без него. Я не могу ему доверять. Он был добр ко мне время от времени, но он также был грубым, резким и холодным. Насколько я знаю, он вернет меня Байрону из лояльности пред семьей. Delitto d'onore. Почетное убийство. Вот как все будет.
Мне нужно убираться отсюда. Нужно уйти без него.
Я не могу ему доверять, хоть и хочу. Боже, как же я хочу.
Он снова покидает комнату, чтобы убрать осколки, и я знаю, что это мой шанс.
Я вынимаю «Тейзер», который он мне подарил, и следую за ним в ванную. Его взгляд встречает меня в зеркале. Я улыбаюсь своей поддельной, соблазнительной улыбкой, которую усовершенствовала за часы на сцене. Одна рука скользит по его спине, чтобы отвлечь. Обезоружить.
Его не обмануть.
Что-то ужасное вспыхивает в его глазах — он знает, что должно произойти. Но что еще хуже — он принимает это. Кип достаточно сильный, достаточно быстрый, чтобы остановить меня.
— Хонор, — говорит он.
Всего лишь одно слово.
Это первый раз, когда он использует мое настоящее имя, и я отплачиваю ему, используя на нем «Тейзер». Он знает, что заслуживает этого, и я тоже это знаю, но от этого не легче.
Я прижимаю электрошокер к его боку и нажимаю на пуск.
Вибрация отражается на моей руке. Кип падает, словно дерево, сотрясая пол, падает на дверную раму всем телом, пронзенным мощным электрическим разрядом. Теперь больно Кипу, и я оставляю его на полу.
Я едва успеваю прошептать: «Мне жаль», прежде чем ухожу.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Запыхавшись, я практически бегу назад к мотелю.
Даже на полной скорости, перескакивая препятствия в виде куч мусора и грязных темных луж, я не могу забыть, как Кип смотрел, а его большое тело было охвачено болью, моими руками лишено способности двигаться. Почему тебе не все равно, что с ним происходит? Кип говорил это мне однажды. Но мне не все равно. Вина — это то, к чему я привыкла, но легче от этого не становится.
Я оглядываюсь назад, но улицы позади меня пустынны. Кипа нет. Вообще никого нет.
Я бегу к Кларе, пытаясь успеть, прежде чем она уйдет.
Может быть, ей будет лучше, если она сбежит. Я не могу избавиться от этой мысли у себя в голове. Это как вытолкнуть птенца из гнезда, потому что пришло его время научиться летать. Но я не могу этого сделать. Не могу отпустить ее. Возможно, это моя слабость. А возможно, ее деградация.
Или, может быть, я хорошо усвоила уроки, которые преподал мне отец.
Это то, что мы делаем с женщинами, которых любим, не так ли? Мы запираем их в комнате, даем им еду и книги, говорим, что они счастливы. Иногда это работает. Но в некоторых случаях женщина трахает охранника. Иногда женщине не нравятся кулаки ее жениха. В других случаях они сбегают. Тогда что вы будете делать?
Я сделала с Кларой то же самое, что мой отец сделал со мной. Я заперла ее в башне.
Я выбираю длинный обходной путь обратно в мотель. Если увижу кого-нибудь или что-нибудь подозрительное, то не вернусь. Я бы позволила схватить меня первой. Но улицы пусты. Брошены.
Наконец я позволяю себе проскользнуть в «Тропикану» через черный вход. Кирпичи освещены рождественскими огнями, а пальмы кажутся темными и зловещими. Я останавливаюсь в маленьком переулке между нашим зданием и соседним. Что-то не так.
Мадонна. Ее больше нет на окне. Она исчезла, и Клара тоже.
Все во мне замедляется. Мое сердце. Мои мысли. Я даже моргаю медленнее, опустив веки, впиваясь взглядом в наше пустое окно. Я покачиваюсь, теряя равновесие, и мне все равно. Это был наш сигнал. Если бы она когда-либо бежала, она взяла бы с собой Мадонну. Затем я ощущаю стену позади, чувствую, как прохладный кирпич держит меня. Откидываю голову назад и позволяю себе почувствовать вину, стыд и печаль.
Но и радость тоже. Облегчение от того, что она ушла от меня. Без меня ей будет безопаснее.
Может быть, я всегда знала, что ей так будет лучше.
Тем не менее, я не могла отпустить Клару. Я слишком любила ее, нуждалась в ней больше, чем понимала. Или, может быть, она знала, потому что она спорила со мной, когда разговор заходил о побеге. Каждый раз она говорила мне «нет». Но, похоже, она все равно послушала меня.
Рассвет пробился над самыми высокими зданиями, лучи рассеялись вокруг сломанных шпилей, купая каждую трещину в оранжевом и розовом. И она ушла, как я ей сказала.
Кип не сможет добраться до нее. Он никогда не найдет ее.
Как и я.
Что-то шевелится в окне. Я замечаю легкое покачивание штор. Движение едва заметное. Втираю слезы, чтобы разглядеть более ясно. Она все еще там? Я застала ее прежде, чем она ушла?
Делаю шаг в сторону здания. Затем еще один.
— Клара? — шепчу я.
Хозяин еще не стал бы убирать нашу комнату. Клара не стала бы говорить ему, что уходит. И мы все равно оплатили на неделю вперед. Наличными, конечно.
Затем дверь открывается. Там мужчина. Я бы узнала его где угодно. Разве не он, нахмурившись, высился в дверном проеме моей комнаты достаточно много раз, блокируя выход?
Папочка. На этот раз я не шепчу. Мои губы двигаются, но я не издаю ни звука.
Он все равно смотрит, прямо на меня, туда, где я стою в тени. Он видит меня. Его тело смещается, двигаясь ко мне. Он уже стар, мучается от болей в коленях и от проблем со спиной, но прежде он был воином. Убийцей.
И все еще им и остается.
Я пускаюсь в бег.
* * *
Так много выучено за восемнадцать лет уроков балета и долгих часов, проведенных на шесте. Он стар, но он — прирожденный охотник. Все, чего хочу я, это уйти. Я бегу к «Гранду». Странно, я не должна чувствовать себя в безопасности, но именно это я и ощущаю. Он, должно быть, ожидал этого, потому что подрезает меня в переулке.