Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand". Страница 199

— Они не успокоятся, пока не разорвут тебя на части, — прошептал Клод, немного рассеянно оглядываясь по сторонам.

— Значит я обречена на вечное гонение, а они на вечное не упокоение, — холодно ответила Ида.

— Упорство в нашей семье никогда не служило благим целям, — печально улыбнулся Клод.

— Может быть, оно и к лучшему. Благие цели всегда приводят в ад, — виконтесса остановилась и, повернувшись к брату, негромко произнесла: — Представляешь, как, должно быть, обидно всю жизнь иметь добрые намерения и после смерти очнуться в аду.

— Надеюсь, мы не познаем горечь этого разочарования, — мрачно вздохнул Клод.

— Я тоже на это надеюсь.

Ида села на диван, разложив юбки платья, и снова оглядела собравшихся. Ей не нравилась эта атмосфера, что-то витало в воздухе. Ида могла бы назвать это запахом заговора и недомолвок, хотя какие могли быть недомолвки после того, как её тайну открыли этому обществу. Нет, в воздухе витало противостояние, отчаянное и мучительное, хотя его и так было слишком много. Клод видимо тоже чувствовал это и потому стоял рядом в странном напряжении, заложив руки за спину и оглядывая зал из подобья: привычка, которую он перенял у Дюрана. Стайка самых авторитетных дам в составе мадам Лондор, мадам Бонн, Эллен Шенье, матери и двух сестер Алюэт и ещё нескольких шепталась в одном конце зала. На другом конце небольшой кучкой стояли Анжелика, Жозефина, Шенье, который был мрачнее тучи, оба брата Алюэт и ещё несколько молодых людей, и гордо хранили молчание глядя в сторону виконтессы Воле. Не говоря ни слова Ида обернулась на Клода, сделав выразительный жест бровями. Клод мягко кивнул, подтверждая её догадку.

Наконец, не заставляя себя долго ждать, мадам де Лондор в сопровождении дочери, мадам Бонн и Эллен Шенье, встала со своего места и неторопливым шагом, с поистине королевским величием подошла к сидевшей на диване Иде. В зале мгновенно повисла тишина, не нарушаемая даже дыханием или биением сердца. Ида, спокойно и с достоинством смотрела снизу вверх на маркизу.

— Ида, я… — бесцеремонно начала маркиза, даже не поприветствовав гостью. Клод хотел было схватить кузину за плечо и удержать, но было поздно. Глаза девушки вспыхнули гордостью, и она сквозь зубы, но громко и четко, так что её слова в тишине зала прозвучали особенно презрительно, произнесла:

— Для вас я виконтесса де Воле-Берг.

Маркиза де Лондор слегка вздрогнула, но все же взяла себя в руки, заставляя говорить по написанному.

— Я надеюсь, вы осознаете то положение, в которое себя поставили, когда как из жажды денег и для удовлетворения своей развратной натуры отдались человеку не менее мелочному и развращенному. Отныне ваше имя покрыто несмываемым позором и ни в одном приличном обществе вы не будете приняты. Вы запятнали не только свою репутацию, но и репутацию обеих сестре, вашего брата, вашей новорожденной племянницы. В обществе ещё не умерло понятие добродетели, чтобы…

— Ваша добродетель фальшива! Как и все вы, — ответила Ида, резко вскакивая и обводя зал взглядом полным гнева. — Вы все захлебываетесь в грехе и осуждаете других, лишь бы не осудили вас. Если вы будете тянуть на дно других вы все равно утонете, а не спасетесь. Хотя о чем я… Вам ведь и не нужно спасение. Вам нужно, что бы другие не могли спастись.

Маркиза де Лондор холодно усмехнулась:

— Не горячитесь, виконтесса Воле. Крик и резкость — не самая лучшая защита.

— Но единственная, — Ида обернулась, заставив маркизу вновь вздрогнуть и отступить на шаг. — Вы видели когда-нибудь зверя, окруженного сворой гончих? Конечно, вы видели.

Клод одобрительно улыбнулся, мысленно аплодируя этому сравнению.

— Где? Где ваша христианская любовь к ближнему? — Ида гордо оглядывала зал, — Вы все оттолкнули меня, когда я могла лишиться всего, оттолкнули меня, когда я просила о помощи. И вы отталкиваете меня теперь, когда я совершила грех. Вместо того, что бы помочь мне подняться, вы закидываете меня камнями.

На миг замолчав Ида повернулась к компании молодых людей, бывших поклонников и уже спокойно проговорила:

— А ведь вы любили меня Пьер. И вы Шарль. Вы были готовы перегрызть за меня друг другу горло будучи родными братьями. А вы Жоффрей дважды звали меня замуж и клялись в вечной любви, говорили, что будите меня любить несмотря ни на что. Теперь же вы даже не смотрите на меня. И я могу сказать тлишь одно: никто из вас никогда меня не любил. Если бы чувства ваши были подлинны у вас не хватило бы сил отвернуться от той, которую вы любили. Какая же женщина из здесь присутствующих сможет верить вам, если ваша любовь к той, кому вы были преданы даже сильнее чем Богу оказалась ложью?

Виконтесса оглядела зал, на середину которого она вышла. Все: мужчины и женщины, юноши и девушки слушали её молча и затаив дыхание. Обернувшись на мадам де Лондор, которая продолжала молча противостоять ей, снова заговорила:

— Да, я поступила низко. Да, многие из вас предпочли бы умереть в нищете своими детьми, чем пойти на то, на что я пошла ради сестер, которых ненавидела. И это мое единственное оправдание: это был единственный раз, когда я не думала только лишь о собственном благе. Да, я пошла на поводу у желания человека, но он, хоть и в деньгах, оценил меня высоко.

— И все же вы виновны… — зло и отчетливо бросил осмелевший Шенье, которому совершенно не нравилось, что его имя было упомянуто.

— Да, виновна! — резко воскликнула Ида, поворачиваясь к нему, — Но не вам меня судить! Не вам и не одному из здесь присутствующих! Если вы так религиозны, то должны знать, что лишь богу дано судить, а вы не бог, вы всего лишь общество.

— И как приличное общество, — снова заговорила маркиза де Лондор, цеплявшаяся за каждое слово Иды, — выражаем желание, что бы вы покинули нас.

— Что ж, общество не нуждается во мне, а я не нуждаюсь в обществе, — голос Иды был холоднее льда и каждый, кто знал её, мог догадаться, что у нее есть что-то напоследок. — Видимо, в приличном обществе не принято спать с мужчиной, но принято подделывать завещания сыновей. Это ведь карается всего лишь государственным законом, бог так милосерден, что не наказывает за подделку завещаний.

Удар попал в цель. Маркиза де Лондор сделалась белее мела и оглянулась по сторонам в поисках поддержки. Но её не было. В зале лишь негромко зашептались.

— Вам отказано в дружбе, визитах и вообще в любых отношениях. Вам и вашей сестре сестре, — наконец выговорила она голосом дрожащим от гнева.

— И мне видимо тоже, — спокойно и хладнокровно произнес Клод, медленным шагом обходя маркизу и приближаясь к Иде. В зале снова воцарилась тишина. Теперь все взгляды были устремлены на Клода, который с несвойственной ему серьезностью и гордостью добровольно отвергал все то, чем жил раньше.

— Вы думаете, что высказали мнение общества, оскорбленного таким поведением, но если бы Эдмон был здесь и вы, и все смотрящее вам в рот общество, отложили бы в сторону свое оскорбленное достоинство и молчали бы, — глаза Лезье сверкнули плохо скрытой ненавистью, в голосе вырвалась наружу дерзость. — Да и какое вам дело? Ида не ваша дочь, чтобы вы воспринимали эту связь, как оскорбление себя лично.

— Клод, оставь их. Пусть упиваются своей свершенной «справедливостью». Оставь им хоть эту радость в жизни, — спокойно сказала Ида, и обратившись к маркизе де Лондор, склонилась в издевательском реверансе со словами: — Всего хорошего госпожа маркиза, приятно было поговорить.

Клод знал на что шел. Знал, что Жозефина, его несравненная Жозефина, навсегда для него потеряна. Теперь она не удостоит его ни словом, ни взглядом, ни улыбкой. Все мечты, надежды, все разбилось о неосторожную любовь его сестры. Маркиза де Лондор смотрела на него с презрением ещё тогда, когда об Иде никто ничего не знал, считая, что её дочь достойна большего, чем разоренный и ветреный дворянин без имени. После этого он мог надеяться лишь на согласие самой Жозефины, но теперь все было потеряно.

Молча взяв Иду под руку, не удостаивая оскорбленное общество ни поклоном, ни даже легким прощальным кивком, он вышел из залы. Теперь они были здесь одиноки: он, Ида и Жюли с маленькой Дианой.