Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand". Страница 204

Моник, в сущности, была несчастной натурой, которая, не имея никаких выдающихся качеств, находилась в тени красивых и решительных сестер с самого своего рождения. Все внимание, которое она получала, так или иначе перепадало ей со стола Иды и Жюли. Разумеется, это не оправдывало ни убийства, ни того, как она поступила с Идой, но, могло статься, многое объясняло. Клод, правда, рассуждал далеко не так спокойно и, не смотря на все свои выводы, ненавидел Моник с каждой минутой все больше за то, к чему она привела их семью. Из задумчивости его вывел обеспокоенный голос Жюли, которая настороженно вглядывалась в его лицо, выражение которого становилось все жестче и жестче:

— О чем ты думаешь?

Клод невольно вздрогнул и, посмотрев на кузину в упор, решительно сказал:

— Я поговорю с ней.

— Не думаю, что есть смысл, — покачала головой маркиза Лондор. — Она никогда не признает себя виноватой, а даже если и признает… Ида ни за что не примет её извинений. Она держалась так, как будто гордится своим поступком.

— Мне нужны не извинения, а правда, — резко возразил Клод и чуть спокойнее добавил: — Хотя в последнее время поиски правды никому из нас не идут на пользу.

— Они никогда никому не шли на пользу, — грустно улыбнулась Жюли одним уголком рта. — Я даже не могу представить, что теперь делать. Вряд ли Моник захочет поехать с нами в Марсель, а если и захочет, то вряд ли Ида пожелает взять её с собой.

— Я присмотрю за ней, — безэмоционально произнес Клод, словно речь шла о чьей-то любимой собачке или кошке и он совершенно не в восторге от подобной перспективы. — Когда вы будете готовы к отъезду я поговорю об этом с Идой. Думаю, она не станет возражать.

Где-то в доме пробили часы, возвещая, что пришло время обеда.

— Подумать только, сколько уже времени, — улыбнулся Клод. — Надеюсь, дорогая сестра, ты не откажешься составить мне компанию и пообедать здесь? Я, признаться, порядком устал от этого одиночества.

— С удовольствием, — кивнула Жюли. — Тем более, что на «Вилле Роз» меня тоже ждет обед в одиночестве.

Клод, все еще сохраняя на лице улыбку, поднялся из-за стола и, сложив свои бумаги и книги, направился к двери, чтобы дать необходимые распоряжения управляющему. Но улыбка эта была полной противоположностью тому состоянию, в котором он находился. С каждым мгновением он все более отчетливо представлял себе о чем будет говорить с младшей кузиной и постепенно мысли, которые еще несколько минут назад он пытался отогнать от себя, оформились в окончательное решение. Более всего Клод ненавидел в этом мире три вещи: ложь, несправедливость и, особенно сильно, ложь во имя несправедливости.

***

День был на удивление ветреный. Ветер дул с запада пронизывающими, сильными порывами, срывал с деревьев ещё зеленые листья, нещадно трепал волосы и полы одежды. Август только начался, но природа спешила напомнить о том, что совсем скоро придет осень и всё, в который раз, умрет. Конечно, сейчас вряд ли бы кто-то стал вспоминать о том, что за летом неминуемо следует осень, но предостережение природы особенно остро ощущалось здесь, на кладбище Вилье-сен-Дени.

Клод, заложив руки за спину, стоял и невидящим взглядом смотрел на надгробие, возвышавшееся над могилой Жерома. Он умер почти два месяца назад и Клод наведывался сюда почти каждый день. Теперь он уже не надеялся, что однажды могилы не окажется на её месте. Раны только лишь начали затягиваться и Лезьё меньше всего хотелось вскрывать их вновь, но он готов был сделать это, если иного, более подходящего выхода не будет. Теперь он был готов почти на все потому что, казалось, уже ничто не может сделать их положение еще хуже и главным образом потому, что уже ничего нельзя было поправить. Оставалось только дальнейшее падение, а падать можно было бесконечно.

Легкие шаги и шуршание плотной ткани за спиной вывели Клода из оцепенения и он оглядел могилу, отмечая, что высаженные уже в который раз цветы вновь засохли. Совсем некстати вспомнилась старая поговорка о том, что цветы вянут на могилах тех, в чьем сердце при жизни был Дьявол. Клод не был суеверным, но обилие цветов возле других надгробий невольно заставляло задуматься.

Оторвав взгляд от сухих листьев и поникших цветочных головой, Клод оглянулся через плечо. В метре от него, держа перед собой словно щит корзину с цветами стояла Моник. Убийца приносит цветы на могилу своей жертвы. Клод, пожалуй, счел бы это не лишенным некоторой мрачной романтики, если бы речь не шла о его родном брате и Моник.

— Может быть, сегодня не самый подходящий день и уж точно не самое подходящее место, но я хочу поговорить с тобой, — наконец произнес Лезьё, нарушая воцарившуюся между ними тишину. Налетевший порыв ветра отнес его слова в сторону, заглушив их и предав еще большую мрачность.

— Это было предсказуемо, — пожала плечами Моник, придерживая шляпку. Ветер безжалостно сорвал несколько лепестков с цветов в ее корзине и понес их дальше. Клод отметил, что в её голосе не было ни удивления, ни беспокойства. Она наверняка знала, что он пожелает поговорить и знала о чем, и уж конечно узнала его издалека, но не повернула назад. Эта самоуверенность только разозлила его.

— Зачем ты сделала это? — прямо спросил он, поворачиваясь и глядя точно в глаза кузины. — Тебе было мало смерти моего брата?

— Я не понимаю, о чем ты, — спокойно, почти холодно ответила Моник. Клод всплеснул руками.

— За что ты так ненавидишь собственную семью, что стремишься утопить нас, даже если тебе самой придется пойти на дно?

— Я стала слишком часто слышать этот вопрос в последнее время, — Моник с нарочито равнодушным видом поставила корзину на землю.

— Так может быть, пришло время ответить на него? — Клод сделал шаг по направлению к кузине, но та отступила назад.

— Во всем, что с вами случилось виноваты вы сами! — резко ответила она. Вновь налетевший ветер еще сильнее растрепал цветы в корзине, но до них уже никому не было дела.

— А как же ты сама? — Клод приподнял брови, что придало его лицу выражение легкой иронии. — Что ты скажешь, если против тебя обернется общество? Неужто тоже признаешь справедливость постигшей тебя кары?

— Что ты имеешь ввиду? — младшая Воле не дрогнула, не отступила назад, но уверенности в её голосе заметно поубавилось.

— Откровенность за откровенность, дорогая сестра. Тебе не кажется, что это справедливо?

Моник в упор глядела на Клода. Он и в самом деле выглядел, как человек, которому уже безразлично, какая ещё грязь пристанет к его имени. В своей жажде мести Моник причинила невероятные страдания одному из тех людей, которые были ему несоизмеримо дороги и ради которых он готов был поступиться многим, если не всем. И, ослепленная все тем же желанием, младшая Воле совершенно позабыла о том, что и Клод, и Ида знают тайну, которая может в одночасье разрушить её собственную репутацию, пусть даже у них и нет никаких доказательств. И вот теперь она стояла лицом к лицу с Клодом, которого уже мало что могло остановить и просьбы и увещевания Моник вряд ли были в этом списке. Только сейчас она поняла, какую ошибку допустила, не продумав все до конца. Но отступать было некуда.

— И что же ты расскажешь нашим соседям? Эту ужасную историю о том, что я якобы убила Жерома? — Моник попыталась усмехнуться. Это было единственным оружием, которое она могла себе позволить, пусть даже это нисколько не могло спасти положение.

— О, пусть они не поверят в убийство, но связь, в которой вы состояли, будет очень легко доказать, — голос Клода был совершенно спокоен, но его глаза сверкнули толи гневно, толи лихорадочно и Моник невольно вздрогнула. — И чем тогда ты будешь лучше той, на которую натравила всю эту свору?

И в этот миг Моник допустила последнюю свою ошибку. Вместо того, чтобы хотя бы изобразить раскаянье и убедить Клода не придавать огласке её собственную тайну, она, разозленная и своей опрометчивостью и его решимостью, вызывающе приподняла голову и спросила: