Венок Альянса (СИ) - "Allmark". Страница 159

Хруст битого стекла под ногами бил по нервам - словно хрустело не стекло, а кости. Ну, костей он тоже видел немало, и даже знает, как именно они хрустят под ногой…

- Вот теперь я могу сказать, что видел ваш мир. Вот такой он… разный. Пятнистый. Пятна почти нормальной, безмятежной жизни, ваших традиционных жилищ, ваших песен и легенд, пятна выжженной кислотами и ядами земли, пожарищ, могильников. Какие же глупые мы были, Создатель, какие глупые… Мы так наслаждались этими вечерами у костра, этими напитками из трав и ягод, вашей любезностью… Теперь эта любезность выжигает меня изнутри, вот до такой же сажи выжигает, - Винтари провёл рукой по покосившейся стене, показывая оставшийся на ладони след.

НуВил-Рун обернулась.

- Я позвала вас всех сюда не для того, чтоб вы умерли во искупление всего, что перенёс мой народ. Мой народ не хотел ваших страданий. Но какое это имеет значение… Происходит то, что должно происходить. Когда мы рождаемся в первый раз - мы не страдаем. В том отличие нашей расы от вашей - роды у нас лёгкие и для матери, и для дитя. Но тот, кому приходится рождаться второй раз - страдает, потому что пережил смерть. Наш мир пережил смерть, и теперь рождается заново. Глупы не вы, глупы те, кто думал, что мы можем просто вернуться к истокам, можем жить, как раньше, словно ничего не было. С рождающимся второй раз такого не бывает. Шрамы остаются на всю его жизнь. Потому вы и приехали сюда. Раны, нанесённые нам чужаками, должны излечиться чужаками, а точнее - вместе с чужаками. Если б никогда не случилось в наш мир вторжения, ни первого, ни второго - мы б никогда не вступили с вами в контакт, незачем было бы это делать. Мы не могли б друг друга понять, не могли б идти одной дорогой. Но вы, вы все проходили через это. Через войны, пожары, захваты, убийства… Вы все повреждены. И мы теперь такие же, как вы.

- Нельзя так говорить. С вами этого не должно было произойти.

- Почему?

Винтари поднял голову. Небо в обрамлении изломанных кромок полуразрушенных стен - это действительно ужасно…

- А почему я не должен этого говорить? Потому что представитель расы, которая волевой поступью шла по вселенной, подчиняя миры и считая это своей доблестью? Той расы, которую саму захватили, унизили и едва не уничтожили, а она это почти не заметила. Я тут стою, как представитель расы-благодетеля, которая пришла восстанавливать отравленные почвы, высаживать новые культуры, развивать сельское хозяйство, потому что развивать какую-либо промышленность, кроме аграрной и текстильной, здесь уже невозможно… А кто виноват во всех этих ядохимикатах, дыме, отравившем ваш воздух, нечистотах, отравивших ваши реки, в этих истощённых, исковерканных недрах, в этих уродливых развалинах, дышащих смертью? Нарны? А кто подал им достойный пример железной поступи по вселенной? Кто сотню лет опустошал, грабил, убивал, уродовал чужой мир? Кто выковал из народа, который сам ни до каких колонизаций ещё не дорос, будущих циничных, безжалостных захватчиков? У них, действительно, были прекрасные учителя! И Г’Кар не лгал, это действительно мы нанесли удар по вашему миру. Оружие было наше… И рука, направлявшая его - отравлена нашей идеологией, нашей жестокостью.

Они взобрались на очередную гору битого кирпича, неяркие в обычном тучанкском свете тени легли на выщербленное, изъеденное кислотой покрытие. Он видел на Минбаре, видел на Центавре, как разрушается любое ветхое, покинутое творение разумных - разрывается корнями, оплетается травой, ломается нежной и такой всесильной природой. Здесь - не так. Ни травинки не пробивалось в чернеющих провалах. Насколько ж безжизненной сделали эту почву ещё до того, как построили здесь этот ныне мёртвый завод… Если так посмотреть, то независимость была актом предательства - не успели закончить. Не все руины снесли, не везде высадили питающийся токсинами мох, запустили бактерии, разлагающие химикаты и умирающие в свой срок. Не везде отловили сумасшедших, сеющих ужас и боль. Кто, кто и почему должен делать это за нас?

- Вот поэтому вы и нужны здесь. Потому вам нужно быть здесь.

- Я очень тронута твоим беспокойством, девочка моя, - голос Гилы был слаб, и деланно бодрые, весёлые нотки в нём Шин Афал не обманывали, - но не отравляй себе этим существование. Я немолода, и эти проблемы у меня не со вчерашнего дня. Я ведь говорила, ты тоже слышала это тогда. Когда плавательный пузырь повреждён, он уже не будет работать так, как надо.

- Но вчера вам стало так плохо, как до этого никогда не было…

- Никогда на твоих глазах, но не вообще в жизни. И как ты слышала, мне уже лучше, так что вряд ли тебе стоит ломать из-за меня свою собственную, очень насыщенную программу. Я полагаю, если врачи не ошиблись, самое позднее через неделю у меня очередной концерт. Всё это уже было, всё это ещё будет, ты юна и пока что здорова, поэтому то, что происходит с немолодым и побитым жизнью организмом, так пугает тебя.

Шин Афал покачала головой, но свои мысли озвучивать не стала - это будет неуважительно к чести Гилы. Если она хочет убедить, что всё хорошо - она имеет такое право. В том отличие минбарского врача от многих других рас, что не всегда можно заставить пациента принять лечение. Если пациент говорит, что лечение противоречит его чести или он не может оставить своё дело - врач должен отступить. Здоровье и жизнь никогда не важнее чести и дела. Потому врачами и становятся традиционно представители воинских кланов - воины лучше кого бы то ни было понимают такие вещи. Но вселенная, даже при том, что в этом городе и сейчас живёт около полутора тысяч центавриан, какое жалкое зрелище представляет собой этот госпиталь! Персонал-то разбежался первым, сейчас из профессионалов тут осталось разве что несколько медсестёр. Младшие биоинженеры, химики и сельхозтехники пытаются, конечно, делать что возможно для покинутого города, но их знания определённо недостаточны. И уж точно не включают знание физиологии аббаев.

- Мне кажется… эта среда вредна вам.

- Ну разумеется, вредна! Дитя моё, вы ведь знаете - во всех мирах жизнь вышла из воды, но в мире аббаев не уходила от воды далеко. Мы любим плавать и нам это необходимо для жизни, в нашем мире много воды и высокая влажность воздуха. Любая иная среда не очень полезна для нас, но это ведь не повод отказываться от путешествий? А путешествовала я в жизни много, в том числе после этого ранения.

- Но последние несколько лет вы редко покидали Аббу…

- Да. И полагаю, запасла достаточно здоровья, чтоб посетить этот мир. Девочка моя, дай бог, чтоб к моим годам ты была такая же здоровенькая, как сейчас. Но если нет - ты поймёшь, что с очень многими вещами можно жить. Не беспокойся обо мне.

- Я хотела бы, чтоб она зашла сюда перед вашим отлётом, а не ты отправился к ней. Хотела бы её увидеть. А отлучаться я, ты знаешь, не могу. Я и так отпрашивалась, когда навещала Гилу вчера…

- Так удивительно, - Тжи’Тен поднял несколько брайлевских листов, уроненных Аминой на пол, - мы отпрашиваемся… У нас обоих так, не сговариваясь, получилось.

Амина крепко сжала его руку, принимая листы.

- Ты ведь слышал, мы - «слившие две песни в одну». Мы только так и можем действовать. Этот мир сам направляет наши действия наилучшим образом, что мы можем делать, кроме как подчиняться? Я знаю, что твоя тревога за меня так же велика, как моя за тебя, и что ты так же, как я, велишь ей молчать. Я знаю, как похолодела кровь в твоих жилах, когда ты услышал, что произошло с Шин Афал, и представил, что на её месте могла б быть я. Так же, как моя, когда я услышала, что на тебя напали… И всё же я говорю - как можно скорей вернись к твоей работе там, и дай мне заниматься моей. Что может быть прекраснее?

Тжи’Тен упаковал в папку готовую стопку листов и протянул Амине, чтоб она налепила сверху рельефный знак с названием. Наутро эти папки заберут в печать… Это инструкции к водоочистным системам, которые Амина переводит на брайлевский тучанкский - персонала из центавриан станции давно не хватает.