Дороже всякого золота (Кулибин) - Малевинский Юрий Николаевич. Страница 30

— Скажите, дяденька Петрович, — спрашивал Кулибина Егорка, сын старшего плотника, — а зачем на эту баржу колеса?

Егорка уже многому научился у отца и других плотников. Топор у него ровно берет щепу. Где надо в «лапу» или в «обло» дерево положить, вырубит так, что и шаблона не нужно. Иван Петрович всегда поощрял любопытных ребят.

— Колеса здесь для того, чтобы судно толкать. Течение реки будет вращать их, а они якорный канат навивать.

— И судно встречь воде пойдет?

— Пойдет.

— Дивно. А правда, нет ли, говорят, есть навроде самовара машины?

«Вот таким же любознательным был когда-то Алексей Пятериков», — подумал Иван Петрович.

— Есть такая. Поставим мы с тобой, Егор Карпыч, когда-нибудь такую на судне — и пойдет работа. Может быть, и другую какую машину удумаем.

— А почему, дяденька Петрович, мы четыре колеса ставим? Одно бы здоровое посередине судна.

— Тут, Егор Карпыч, подумать надобно. — Сначала я шесть колес прилаживал, теперь — четыре, дело пойдет, и двумя обойдемся. С одного борта колесо и с другого. На одном валу.

— Заместо весел бы их.

— Смекаешь, Егор Карпыч.

Иван Петрович брал топор и начинал гнать щепу. Руки его привыкли к любой работе, и рубил он с большой сноровкой.

Есть еще одна мысль у изобретателя: пустить канаты по дну речному. Будут перебирать их на судне, и пойдет оно встречь воде быстрым ходом.

— А отчего ты, дяденька Петрович, когда топор берешь, на ладони не поплюешь, как все плотники?

— Что же нам с тобой, Егор Карпыч, на свои руки плевать? Разве они у нас совсем никудышные? Да и на сухих руках никогда мозоли не набьешь.

— А другие-то?

— А другие, Егор Карпыч, хватку свою показывают. Полюбуйтесь, мол, с какой удалью я за топор берусь!

— Дяденька Петрович, а отчего вас в городе колдуном прозвали?

— Совсем неплохо, Егор Карпыч, колдуном быть. Вот поколдуем мы с тобой — и колеса на судне будут крутиться.

— Не, они вас за другого колдуна считают, будто с нечистой силой вы по ночам разговариваете. Мальцов вами пугают.

Иван Петрович весело посмотрел на Егорку. Вспомнился рассказ путешественника Шелехова, который с помощью отражательного фонаря усмирил целое племя. Узнал Шелехов, что туземцы поклоняются солнцу, собрал их на берегу ночью и стал призывать солнце. А корабль в отдалении от берега стоял, и в определенный час должен был там засветиться фонарь. Когда это произошло, туземцы упали на землю и стали молиться…

— Ребятишек, Егор Карпыч, зря мной пугают. Сам убедился, поди.

— И тятька так говорит.

— Отец твой и сам мастер хоть куда! Егор Карпыч, если ты меня не боишься, приходи в гости на Успенский съезд.

Егорке только этого приглашения и надо. Говорили плотники, что в доме у Колдуна игрушек разных полно: мельницы, суда с колесами, мосты из ивовых прутиков. Есть мосты с двумя настилами, один выше, другой ниже, — как дом в два этажа.

В тот же день Егорка пришел в гости. После ужина Иван Петрович по обыкновению сел за работу. На столе перед ним лежало металлическое яйцо с резными узорами. Тронул его Иван Петрович, и открылась крышка. Под ней циферблат, на котором две узорчатые стрелочки.

Разгорелись глазенки у Егорки.

— Кто это сделал?

— Были два мастера. Делали и ждали, когда к ним золоторогий Олень придет.

— Пришел?

— Нет, Егор Карпыч, не пришел: получше, должно, на свете есть мастера.

— Неужто, дяденька Петрович, можно лучше сделать?

Вздохнул Иван Петрович.

— Теперь вот и понять не могу, как это столь тонкую работу мастера выполнить могли. Который год колдую — починить не могу. Сын Семен Иванович пишет из Петербурга, что часы эти просят прислать незамедлительно, а я через стекло увеличивающее ничего не вижу в них, глаза застилает…

— Это пройдет, — успокоил Егорка.

— Добрый ты человек, Егор Карпыч.

В сентябре 1804 года судно спустили на воду и начали готовить к погрузке. Егорка не отходил от Ивана Петровича. Парнишка слышал, что на машинное судно будет погружено восемь с половиной тысяч пудов. Он не умел ни считать, ни писать, знал только, что есть купцы-тысячники, и у них всякого добра полным-полно. Значит, на судно погрузят очень много. Так и есть, мешки с речным песком носили в трюм несколько дней. В день испытаний на судно явились губернатор, прокурор и другие сановники города. Это были члены комиссии. Испытания проходили вблизи берега — от церкви Живоносного источника до церкви святой Троицы. Лодки-завозни забрасывали впереди судна якоря. Течение вращало колеса, установленные на судне, канат наматывался на барабан. Ни гребцов, ни паруса нет на судне, а оно идет против течения да еще с таким грузом. Подсчитали скорость — около версты в час. Совсем не худо, бурлаки так бойко не ходят.

Долго проводились испытания. Иван Петрович молча следил за ними. И хотя все шло так, как было задумано, изобретатель уже видел другое, более совершенное судно. Со сниженными надпалубными постройками. Тогда встречный ветер будет меньше мешать. С облегченной машиной, со сменными барабанами разных диаметров. На реке есть участки с быстрым и слабым течением, так что подбор нужного барабана ускорит ход судна. На нем только два колеса: одно по правому, другое по левому борту. Не помешает на судне и парус. При попутном ветре оно пойдет двумя тягами.

Создавая проект нового судна, Иван Петрович забывал о старости и болезнях.

— Дяденька Петрович, вас на мостик просят, — тянул за рукав кафтана Егорка.

— Да, да, пойдем, Егор Карпыч. Мы с тобой еще лучше построим судно.

— А это разве плохое?

— Это? Да вроде бы ничего…

Члены комиссии поздравляли изобретателя.

После испытаний судно поставили на обозрение всех желающих.

Бумаги о машинном судне и заключение комиссии были направлены в Петербург. На тех же почтовых лошадях везли в Академию наук посылочку. В ящичке с мягкими прокладками лежали часы «яичной фигуры». К ним были приложены инструкции для правильного пользования. На починку этих часов ушло больше времени, чем 37 лет назад на их создание.

В журнале, который вел с великой аккуратностью Иван Петрович, появилась запись:

«Сей практический опыт машинного судна открыл мне путь и доказал совершенную возможность к построению и произведению в действие с наилучшим успехом других машинных судов на реке Волге, ибо при толикой многосложности и тяжеловесности машины, которую переделками уменьшить и поправить по желанию, по причине невыгодности фундаментального основания на сем судне, было уже невозможно, при всем том действии разнилось оно успехом своего хода с другими расшивами, завозом без машин идущими. Вновь же расположенная для судов машина первых малосложнее для хода судов должна быть легче, а для очевидного их сравнения и вероятия, как первому опробованному, так и вновь расположенному судам с машинами следует при сем приполнительное объяснение и прилагается чертеж».

Обращаясь к «почтеннейшей публике», на обозрение которой было выставлено судно, Иван Петрович писал: «Механик Кулибин имеет честь предложить… способы, чтобы на Волге-реке суда, называемые расшивами, ходили с разным грузом против течения воды, помощью машины, действующие стремлением речным с меньшим числом работных людей».

Охранять судно Иван Петрович не мог, и оно передано было городской Думе под расписку.

Как только очищалась река ото льда, Иван Петрович выходил на малой лодочке опыты проводить. Еще зимой мастерил он водяные колеса разной конструкции, а как вскрывалась Волга, опробовал их. Колеса, разумеется, были не в натуральную величину — макеты, в десять раз меньше, какие предполагалось ставить на плавучие мельницы и машинные суда. Интересно надумал Кулибин строить плавучие мельницы. Между двумя судами устанавливалось водяное колесо, которое вращалось течением. Плавучую мельницу можно установить в любом месте на якорях, а осенью увести в затон на зимовку.

В своих поездках по Волге Иван Петрович не только проверял в действии модели колес, он изучал реку с ее ямами и перекатами, застругами и суводями. По-разному вела себя река в половодье и в межень.