Ненавижу тебя, Розали Прайс (СИ) - "LilaVon". Страница 219

— Я не вру, — прошептала я, попытавшись продолжить борьбу. В любом случае, я не хочу, чтобы кто-то прикасался к моим ранам.

— Как же тогда это называется, Прайс? — он вновь называет мою фамилию, довольно настойчиво, а звучит это грубо.

— Я уже все сделала. Пирс сказал, что я не справлюсь, но у меня все вышло. Мне не нужно больше на сегодня наносить мазь, — пролепетала я.

— Ты меня совсем за идиота держишь? — прошипел он, а я ошарашено поднимаю на него взгляд из-под бровей. Какого черта теперь?

— Что ты имеешь в виду, Гарри? — недоуменно спрашиваю я.

— То, что ты, Розали, лжешь мне! — свирепо выругался он, сделав шаг ко мне и нагнувшись так, что его лицо оказалось в миллиметре от моего, когда мои глаза расширились от шока. — Стерильные перчатки всегда упакованы, ангелок, тебе стоит подучиться врать, или хотя бы продумывать план, — проговорил он, яро глядя в мои глаза, когда его горели горечью и несколько обидой.

Я закусываю внутреннюю часть щеки, скрывая свои эмоции, сдерживая слезы, но достаточно почувствовала, как глаза увлажнились.

— Я руками, мне не зачем перчатки, — дрожащим голосом произношу я, а Гарри выправляется, схватив лист бумаги, оставленный Пирсом и пробегает глазами, кинув мне лишь единое, когда желудок скрутило от его строгого и не преклонного ответа:

— Снимай халат и повернись ко мне спиной, — спокойно заговорил Гарри.

Мои глаза расширились от этого… приказа, точно такого же, как умел отдавать Нильс, когда ставил меня только в известность, начиная делать лишь то, что видано ему одному.

— Нет, — наперекор выговорила я еле-еле слышным шепотом.

Пирс не должен был говорить. Гарри не должен был узнать. Я должна была раскрыть хотя бы упаковку перчаток, чтобы ложь выглядела правдоподобной.

— Не заставляй меня применять силу, милая, — отвечает он, разрывая упаковку, достав перчатки и немедля натягивает их себе на руки, пока я с дрожью в теле наблюдаю за этим процессом.

Сердце уходит в пятки, когда он устремляет свой решительный взгляд на меня, с раздражением схватив тюбик мази.

— Сними больничную рубашку и повернись ко мне спиной, ангелок, — повторяет Гарри, в то время, как по щекам побежали слезы не столько от обиды, как от страха.

— Г-Гарри, прошу тебя, — с дрожью в голове зашептала я, попытавшись вызвать у него жалость, но Гарри стало быть не приклонен. Как только он сделал шаг, я запуганно перелезаю через кровать, став с другого края. Гарри удивленно приподнимает брови.

— Ты что, с ума сошла от скуки, Прайс? Я не собираюсь с тобой играть, как это вечно делал Нильс. Я тебе приказываю сесть и дать мне нанести мазь себе на спину, — громко и с нескрываемой злостью, он взмахивает рукой, указывая на кровать, пока я босыми ногами пячусь от него дальше, не желая этих прикосновений на своей спине.

Нет. Нельзя. Мне больно, а так мне будет больно не только на коже, но и внутри. Почему никто этого не понимает?

— Ты мне никто, чтобы приказывать, — фыркаю я, настояв на своем, но только слезы, что ручьем бегут по щекам предают меня.

— Никто? — переспрашивает он, и теперь я не могу прочесть на его лице эмоцию, когда его рука слабеет, и он опускает ее, больше не указывая на кровать, только смотря на меня. Да так, что его взгляд въелся под кожу, заставив меня почувствовать вину, за свои слова, но я не могу дать ему нанести мазь. Это отвратительно. Это больно. Я не хочу прикосновений, только не таких. — Никто, — кивает он головой, сказав это слово, что режет уши, совсем тихо и фактически не слышно.

Я судорожно выдыхаю, когда он кладет тюбик с мазью на прежнее место, отворачиваясь от меня, медленно стягивая перчатки с рук. Мое сердце предательски быстро бьется, когда дыхание сбивается, и я чувствую себя дурой, самой настоящей эгоистичной дурой!

— Гарри, — пораженно выговариваю его имя, когда он вновь поворачивается ко мне с уже нескрываемой злобой на лице, и я понимаю, как сильно его зацепили за живое мои необдуманные и гадкие слова. — Я не то хотела сказать, Гарри…

— О, не нужно, ангелок. Вправду, кто я для тебя? Совсем незнакомый тип, прошедший мимо. Не стоит, я все усвоил с первого раза, — заговорил он холодным, стальным голосом, заставляя меня чувствовать себя с каждой секундой все хуже и хуже.

— Нет, Гарри, не говори так… Извини, я… пожалуйста, я совсем так не думаю, — закачала я головой, занервничав, ясно понимая, что он может легко сейчас уйти и оставить меня.

— Разве? — рыкнул он, скрестив руки на груди. — А мне показалось, что ты так думаешь на самом деле, ангелок, — горячо бросил он, обжигая меня своими словами. — И знаешь, ты становишься настоящей, черт возьми, нью-йоркской сукой!

Его слова были произнесены с обидой не меньшей, которую он предоставил мне, отворачиваясь от меня, давая понять мне, что на самом деле я противна ему в моем облике, и он отворачивается. Ему противно смотреть на меня. Мир, казалось, остановился. Мне необычайно сильно захотелось вернуться на две минуты ранее и позволить ему принять участие в моем лечении, исполнив недолгую процедуру на спине. Захотелось, все переиграть, когда его слова были как хлыст в безопасном месте, а гнев и злость, как гром среди ясного неба.

Я нестерпимо всхлипываю, понимая, что он прав. Гарри прав. Он сказал правду, и от этого я чувствую еще больше отвращения к самой себе. Я не прежний ангелок, и мне противно понимать, что стала циничной изуродованной сукой, как высказался Гарри.

Когда мои ноги сами добрались к высокому парню, я неосознанно кладу руку на его напряженную спину, почувствовав, как он глубоко задышал.

— Я доверяю тебе…— прошептала я, а позже мои руки обвились вокруг его талии, и я не удержалась, чтобы крепче прижаться и уткнуться в его теплый серый свитер, всхлипывая. — Я просто не хочу, чтобы ты видел меня… такой. Я уродлива, мое тело изуродовано… Я не хочу, чтобы ты видел его…— несдержанно говорю я, пытаясь загладить вину искренностью.

Гарри выдыхает, разъединяя крепкий замок на его талии, и позже разворачивается, прижимая меня к своей груди.

— Прости меня, Гарри… я не знаю, что на меня нашло. Пожалуйста, умоляю, прости. Ты мне дорог. Ты мой друг… Гарри, не уходи, — зарыдав навзрыд, я не удерживаюсь от того, чтобы остановить истерику, а когда и пытаюсь, то слез становится вдвое больше, а дышать куда труднее.

— Ну, милая, я никуда не ухожу. Перестань, Розали, успокойся, — шепчет он, поглаживая меня по голове, пока я прячу свое лицо, а его свитер вбирает мои слезы. —Тише, ангелок. Это мне следует просить прощение… Я очень грубо с тобой обошелся.

— Ты… ты нанесешь мне мазь на спину? — заикаясь в слезах, я поднимаю голову, глядя в его темные глаза, в которых так быстро вспыхнула забота.

— Да, да, конечно, — кивает он, продолжая гладить меня по волосам, щекам, поправляя локоны за ухо и аккуратно обнимая за плечи.

— Я не знаю, что на меня нашло, — не быстро успокаиваясь, произношу я, но когда Гарри так рядом, я чувствую неимоверную поддержку, отчего слезы прекращают свой поток, а эмоциональность превращается в «плавучее» состояние.

Единственное что заставило меня отстраниться от Гарри, это внезапная тяга в животе. В горле моментально пересохло, а неведомая волна поднималась из желудка к горлу, и меня передернуло, когда ощущение стали похожи на позыв рвоты.

— Розали? Ты побледнела. Что с тобой? — обеспокоенно произнес Гарри, попытавшись положить свою руку мне на плече, но я срываюсь с места, быстро вбегая в ванную комнату и опускаясь перед туалетом. Не прошло и секунды, когда все, что я так с аппетитом ела, оказалось на дне унитаза, а рядом появился ошеломленный Гарри.

— Уйди, — прохрипела я, заметив его рядом, а позже и почувствовала, как он придерживает мои волосы.

— Все в порядке.

— Гарри…— мне хотелось выгнать его за дверь, чтобы он не лицезрел такой отвратительной картины, когда меня рвет, а желудок выворачивается, опустошаясь до дна. Слезы появляются на щеках уже от болезненных ощущений, когда желудок пуст, а он сжимается, пытаясь вытолкнуть неведомое содержимое, разрывая мое горло и оставляя меня без сил.