Когда цветет полынь - Марат Муллакаев. Страница 41
заболели, Бог уберег. Я осталась без волос, но выжила. «Тебя спасла отцовская
рыбалка», – повторяла мама спустя многие годы. Голод, тиф, холера валили людей
и дальше, вплоть до двадцать второго года. В двадцать первом власти, поняв, что
военный коммунизм провалился, объявили о новой экономической политике. В наших
краях гражданская война и повстанческая «война вил», собрав небывалый урожай
убитыми и искалеченными, наконец-то выдохлись. Красногвардейцев отпустили по
44
Повесть
домам, строить новую жизнь. Продотряды ликвидировали, и больше о них никто не
вспоминал, боясь навлечь беду на свою голову…
Под хозяйкой заскрипела кровать, она встала и закрыла окно.
– Все, матросики, надо знать меру. Пора немного вздремнуть. Слышите, у соседки
петух проснулся. Он всегда первым начинает кричать…
– Спасибо, тетя Катя, за рассказ. В школе такую историю не преподают, –
проговорила Зухра. – Спокойной ночи, мальчики!
Утром нас разбудил стук в дверь. Спозаранку заявилась соседка Степанида
Николаевна. Так величает ее наша хозяйка. А та ее просто Катя. Может, из-за того,
что соседка старше тети Кати на три года. Она сослана из Рязанских краев. Мужа
потеряла по дороге в ссылку, не выдержало сердце. Из троих детей выжил сын, который
завербовался на строительство металлургического комбината. Еще в деревне живет
баба Тося. Она вологодская. На мужа пришла похоронка в конце войны, погиб в
Словакии в возрасте пятидесяти семи лет. Был полковым ветеринаром. Сын уехал на
Дальний Восток, электриком на рыболовецкое судно. Замыкает список дед Илья и его
половина – бабушка Зинаида. Они пензенские. Наш единственный мужик, как говорит
Степанида Николаевна, всегда находится под охраной. Дед один никогда не заходит
в чужой двор, старается избегать близких общений с соседками. Не успеет он
подойти к воротам соседей, тут как тут выбегает его старуха с криком: «Ты куда,
старый кобель?». Нас он привечает, есть с кем поговорить. Он и объяснил нам,
почему эта деревня «скукожилась до размера ума бабушки Зинаиды». Все остальные
бывшие кулаки, кто имел извилины на голове, давно сбежали, как только было
объявлено о перспективных и бесперспективных деревнях и ослаблен контроль
властей за высланными кулаками. Оставив лишь «негодных к употреблению по
назначению дряхлых, болтливых женщин и его, выпавшего из гнезда сокола»,
тяжело вздыхал дед. В основном, продолжал он, драпали на целину, вербовались на
стройки, лишь бы заполучить «серпастый и молоткастый советский паспорт». Уже
потом счастливо исчезали в необъятных просторах страны, среди не
репрессированных и устраивали пораженных в правах детей в теплые местечки
больших городов. Дед Илья умелрассказывать и судить о жизни с юмором, с
шутками и прибаутками.
– Катя, извини милая, я нынче проспала, – заговорила Степанида Николаевна с
порога, но, увидев нас, лежащих в постели, воскликнула, хлопнув себя по ноге: –
Батюшки! Они тоже дрыхнут! Видать, на нас полнолуние повлияло. Давайте
просыпайтесь, деточки, пока солнце не поднялось выше деревьев…
Подходим к поляне, а там дед Илья и бабка Зинаида. Они уже собрали полведра
ягод. Тетя Катя не любит эту семью, она старательно избегает их общество. Какая
кошка пробежала между ними, наша хозяйка нам не рассказывала. Но дед Илья во
всем винит своих двух коз и козла Пашу. Два года тому назад они обчистили весь
огород тети Кати. Она, будучи женщиной прямолинейной, взяла и сказала бабке
Зинаиде: «До чего же твой козел Паша похож на Илью, только и норовит в чужом
огороде полазить». Бабка Зинаида обиделась, перестала разговаривать с тетей Катей.
Но, когда из сельсовета три дня тому назад приехали записывать скот, хозяйка
подозвала меня и сказала: «Беги к бабушке Зинаиде, скажи, что записывают
живность. Уведи их коз в лес, спрячь подальше». Я исполнил просьбу. Потом, когда
за мной пришел дед Илья, я спросил у него, почему они прячут коз. Он ответил,
как всегда, с юмором: «Козы, особенно козлы, сопротивляются Хрущеву строить
коммунизм».
– Как же они могут мешать? – удивился