Девушка из Дании - Дэвид Эберсхоф. Страница 77
- Ты хочешь на ней жениться? - спросила Лили.
- Я не спрашивал ее.
- Но ты хочешь?
- Если она мне позволит.
Лили не ревновала. Почему она должна была ревновать? Она чувствовала облегчение, хотя в то же время испытывала тягу к помпезным воспоминаниям: Ханс и Эйнар играют за фермой; фартук, висящий рядом с дымовой трубой; Герда почти гонится за Эйнаром через залы Королевской Академии; Герда бежит по проходу церкви Св.Албана в день своей свадьбы, всегда спешит... Но жизнь Лили перевернулась, и она была за это благодарна.
- Она не выйдет за меня замуж, пока не убедится, что ты устроилась и хорошо живешь.
- Она так сказала?
- Ей не нужно было это произносить.
Раздался еще один крик матроса наверху, хлопнуло окно. Лили и Ханс улыбнулись. В уличном свете Ханс казался молодым, почти юношей. Лили видела, как его и ее дыхание смешиваются. Матрос продолжал орать, как и всегда.
- Я поступаю неправильно? - спросила Лили.
- Нет, - ответил Ханс, отпустив ее руки и целуя на прощание, - но и Герда тоже.
*”Золотой Жук” Кессела (Киссел Сильвер Спешл) - двухместный американский автомобиль класса спидстер, прозван так за ярко желтый цвет.
Глава 26
Поразмыслив, Герда отказалась от своего последнего портрета с Лили. Затылок получился неправильным и слишком толстым, как пень. К тому же, Герда слишком увлеклась ее спиной, растянув плечи почти на весь холст. Это было некрасиво, и Герда сожгла портрет в печке, наблюдая, как горит краска на шее нарисованной Лили.
Это была не первая и не последняя неудавшаяся картина. Герда пыталась завершить первую группу портретов после возвращения в Копенгаген, но они не удавались. Лили получалась либо крупногабаритной, либо странно раскрашенной, либо пухленькой. Часто мешал мечтательный белый свет, который Герда любила рисовать на щеках Лили. Однажды, пока Лили находилась за парфюмерной стойкой Фоннесбеха, Герда попробовала нанять модель из Королевской академии. Она выбрала самого маленького мальчика в классе - блондина с тяжелыми ресницами, заправившего свитер в брюки. Она поставила лакированный сундук перед окном и попросила мальчика встать на него, скрестив руки за спиной.
- Посмотри на свои ноги, - попросила Герда, усаживаясь за мольберт.
Холст был пуст, и внезапно ей показалось, что его ухабистое зерно невозможно заполнить. Она вывела карандашом линию силуэта, но через час портрет стал походить на карикатуру мальчика с огромными водянистыми глазами и талией, похожей на песочные часы. Герда передала мальчику десять крон и отправила его домой.
У Герды были и другие модели: красивая женщина, работавшая поваром в гостинице «Палас», и мужчина с усами. Когда его попросили раздеться до нижней рубашки, он продемонстрировал спину с черным ковром волос.
- Торговля затягивается, - сказал Ханс в тот вечер, когда он пришел в гости и вернулся в квартиру после беседы с Лили. Галерея на Кристалгаде закрылась, ее окна замазали белилами. Хозяин исчез. Некоторые утверждали, что он бежал в Польшу из-за огромных огромными долгов; другие говорили, что теперь он грузит ящики с карри на доках Азиатской компании. Разорившийся хозяин галереи был одним из многих. Хеннингсенский фарфоровый завод, заказавший еще двадцать печей для производства суповых чаш для Америки, рухнул. Шлифовальные машины господина Петцольда простаивали без дела. Ветер смешивался с ароматом сожженного масла, извергающегося маргариновой фабрикой Отто Монстеда. Аэродром, который когда-то гудел, как улей, стоял тихо и спокойно, отправляя по несколько эмигрантов в день и принимая лишь один случайный грузовой самолет на своей чистой белой полосе.
- Никто ничего не покупает, - сказал Ханс, подперев подбородок рукой и разглядывая картины, разложенные Гердой по комнате.
- Я хотел бы подождать, пока все наладится, прежде чем мы их выставим. Сейчас не время. Возможно, в следующем году.
- В следующем году? - Герда отступила и посмотрела на свои работы.
В них не было ничего прекрасного. Не было яркого света, благодаря которому она прославилась. Она забыла, как его создавать, - ту самую подсветку, которая оживляла лицо Лили. Единственной картиной, которая, казалось, имела какие-то достоинства, был ее портрет профессора Болка: высокий, крупный и крепкий, в своем костюме из шерсти, со штофом из стекла. Другие картины не шли с ним ни в какое сравнение, Герда это видела. Она увидела, как Ханс наморщил лоб, пытаясь найти способ сказать ей об этом.
- Я подумывал о поездке в Америку, - сказал он, - чтобы посмотреть, есть ли там бизнес.
- В Нью Йорк?
- И в Калифорнию.
- В Калифорнию? - Герда прислонилась к стене посреди своих картин и представила себе, как Ханс снимает свою фетровую шляпу под солнцем Пасадены.
***
Карлайл ехал в Копенгаген через Гамбург. Он писал, что зима в Пасадене выдалась сухой, а маковые поля сгорели к марту. Это был его ответ на одно из писем Герды, в котором она сообщила:“Эйнар мертв”. Карлайл написал в ответ: “Пасадена сухая, и почему бы тебе и Лили не приехать? Как Лили? Она счастлива?”
Герда убрала его письмо в карман халата.
Иногда Герда проскальзывала в зал Фоннесбеха и смотрела на Лили через стойки, на которых лежали перчатки и шелковые шарфы, сложенные треугольниками. Лили стояла за стеклянным прилавком, янтарная бусина блестела у воротника ее мундира, а волосы спадали ей на глаза. Отпустив покупателя, Лили поднимет палец, и перед ней остановится леди, чтобы поднести бутылочку духов к носу. Герда наблюдала за ними из-за стойки с зонтиками за полцены. Она подглядывала за Лили несколько раз, но вернувшись домой после последнего раза, она обнаружила телеграмму от Карлайла:
«Я прибываю в субботу».
И вот теперь Ханс говорит, что он подумывает о поездке в Калифорнию.
- Я думал, что ты захочешь поехать со мной, - сказал он.
- В Калифорнию?
- Ну, конечно, - ответил он, - и не говори мне, что ты не можешь.
- Я не могу.
- Почему нет?
Герда не ответила, зная, что ее слова прозвучат абсурдно. Но кто будет заботиться о Лили? Она подумала о Карлайле, который со своей больной ногой сейчас садился на корабль в Эстонии.
- Герда, мне может понадобиться твоя помощь, - сказал Ханс.
- Моя помощь?
- В Америке.
Она сделала шаг назад от Ханса. Он казался намного выше нее. Неужели она никогда не замечала,