Эра безумия. Колыбель грёз (СИ) - Анненкова Валерия. Страница 93

- Я жду ответа. - Ядовито прошептал представитель власти, склоняясь к ее уху и зарываясь носом в черных кудрях.

- С чего ты взял? - слабым голосом произнесла девушка. - Люблю я только тебя и... нашего ребенка!

Как же мечтательно она закатила глаза, вообразив себе грядущее будущее: маленькая девочка в голубеньком платьице бегала по дому, ее темные косички, украшенные двумя белыми бантиками, подпрыгивали в ритм каждому шагу, серо-зеленые глазки блестели детским азартом, светлая кожа оттеняла коралловые губки. Сколько же счастья отражалось во взгляде красавицы, при одном только представлении этой умилительной картины! Нельзя передать такое счастье ни словами, ни жестами, ибо всякое событие, связанное с ребенком, выступает в роли определенного эликсира, продлевающего жизнь родителей. Подобные мысли можно называть самыми светлыми на свете, самыми благородными. Агнесса не заметила, как губы королевского прокурора мягко коснулись ее щеки. В следующее мгновение по улицам пронесся отзвук громкого выстрела, отвлекшего мужчину. Революция началась...

***

Тем временем на улице, близ Лувра, разразилось самое кровопролитное сражение, какое только могло начаться в этот день. Солдаты, отрезая всякие пути к отступлению, теснили студентов в сторону Триумфальной арки, собираясь там напасть на них сразу с нескольких сторон. Это была жестокая игра самоуверенных котов с протестовавшими мышами, надеющимися в малом количестве одержать верх над тиранией. Повсюду был слышен свист пуль, звон клинков, крики невинных людей. Смешавшиеся в один огромный клубок солдаты и революционеры вселяли в вечерний Париж новые, давно забытые мелодии борьбы, свободы и смерти... да, именно теперь, спустя несколько долгих лет, старуха с косой опять начала бродить по улицам этого города, любуясь тем, как люди убивали друг друга. Свет уличных фонарей освещал только одну сторону сражения - храбрость, совсем забывая о ее противоположности - страх, вселяющийся в вены каждого человека мелким незаметным змеиным ядом. Он отравлял сознания всех: и солдат, и мятежников, и короля, прячущегося в стенах Лувра, и нищего, бьющегося за каждую каплю свободы. Разница была между всеми небольшая, их различал только тот факт, что бедняку, в отличие от дворянина, совершенно нечего терять.

Студенты начали отступать, уводя солдат подальше от центральной улицы, где, несомненно, преимущество было именно на стороне власти. Вскоре войскам пришлось встретиться с самым неожиданным решением народа - с баррикадами. Отовсюду выносилась мебель, она вылетала из окон домов, передвигалась по сырой от дождя земле, только для того чтобы потом превратиться в груду хлама, создающего собой непроходимую стену. Баррикада и яростный отпор революционеров на определенное время остановили солдат, заставив их отступить.

- Андре, - радостно воскликнул Леруа, - они отступают!

Победные крики пронеслись среди толпы, подобно дуновению свежего ветра в горах. Они этого ждали, они за это боролись!

- Прекратите ликовать! - заявил Андре. - Неужели, вы не понимаете? Они вернуться скоро с подмогой, они приведут еще больше солдат! А вы радуетесь, будто революция уже закончилась. Нет, господа, нет, это еще только начало нашей борьбы, ибо пока дышит король - живет монархия, а вместе с ней продолжают править жестокость и унижение!

Он подал Леруа алый флаг, и мальчишка быстро, как маленькая пронырливая ящерица, вскарабкался на вершину баррикады и оставив там их первое победное знамя. Все студенты кинулись занимать места, откуда потом было бы удобнее отражать новую атаку. Андре тем временем зашел в опустевший дом, возле которого была устроена баррикада и, устало опустившись на пол, позволил себе нам несколько минут погрузиться в сон. Юноша не спал несколько суток, постоянно тревожа себя мыслями о революции и Агнессе. Даже находясь в поместье де Вильере, он не мог уснуть на мягкой широкой постели, привыкнув лежать на жестком подобии кровати. Возможно, не только это мешало молодому человеку спать, забыв обо всем на свете. Скорее всего, больше его напрягало то, что в соседней спальне, за стеной, его возлюбленная отдавалась во власть развратных фантазий его отца. Андре не мог этого перенести, каждый стон, долетавший до его острого слуха, оглушал сильнее, колокольного звона. Он не мог уснуть в доме, где люди, картины, звуки, воспоминания, каковых не существовало, и стены - все было ему чужим, даже приторно-звонкое пение соловья намного отличалось от того простого, каковое он привык слышать, живя в своей серой комнатушке, подальше от всей роскоши, губящей душу. Теми, ночами, проведенными в поместье отца, студент так страстно желал заткнуть себе уши, только бы не слышать той сладострастно-звонкой мелодии ночи, разлетающейся по дому.

Теперь, очутившись за надежным укрытием из баррикады, юноша мог наконец-то ощутить, как истинный покой легким шелком касался его разума, как расслабление мягко охватывало каждую мышцу его тела, позволяя уснуть. Во сне он видел жизнь, каковой у него никогда не было: де Вильере заботливо поглаживал по голове маленького мальчишку лет семи, что-то увлеченно ему рассказывая. Вскоре в этом ребенке Андре узнал себя в детстве, которое у него отобрала судьба. Он не мог простить Господу тот случай ночью, когда отец счел его мертвым и чуть не утопил. Молодой человек не понимал, почему Бог не подал королевскому прокурору какой-то знак, заставив одуматься и вернуться за сыном. За что Всевышний уготовил ему другую судьбу, полную гонений и ненависти? Студент всю жизнь хотел, чтобы у него было именно такое счастливое детство, как во сне, проведенное в обществе отца, а не священнослужителя и уличных мальчишек.

- Андре, - приятный голос Элен заставил его проснуться.

- Что... что такое? - буквально подскочил он.

- Ничего серьезного. - Девушка опустилась на пол, возле студента. - Скажи, Андре, ты веришь в то, что мы победим?

Он промолчал. Посмотрев на Элен, юноша смог увидеть только одно - его подруга не хотела знать, выживут они или нет, она мечта узнать совсем другое, сможет ли он, когда смерть придет за всеми, признаться ей любви, пусть и ненастоящей. Молодой человек сам не был до конца уверен в том, что они, в столь малом количестве, смогут одержать победу, а посему мог понять подобные опасения. Единственное, что не давало ему окончательно пасть духом или сойти с ума - вера в лучшее, самое последнее оружие, которое никто не сможет у них отобрать. Желание бороться до последнего вздоха, до последней капли крови, пока только удача будет сопутствовать им, поддерживало эту веру, обещая если не победу, то, точно, жизнь в веках на страницах истории Франции. Даже этого утешительного приза могло хватить Андре, чтобы доказать своему отцу, что борьба за свободу была не напрасной. Он, как мальчишка, хотел всеми возможными силами отстоять свою правоту и доказать королевскому прокурору, что тот ошибался, сравнивая революцию с бессмысленной битвой за славу. Нет, это было нечто другое. То была борьба не за славу, а за вечную жизнь в памяти народа!

***