Как будут без нас одиноки вершины - Кавуненко Владимир Дмитриевич. Страница 18

Мы с ним верхом объехали все селения Верхней Сванетии, побывали в их таинственных, за тремя замками, древних церквах, куда никто не мог проникнуть, кроме него, ибо там хранились бесценные исторические реликвии X—XI веков. Он так любил свою малую Родину, свою историю, свои иной раз удивляющие обычаи, сванские песни, что тбилисские грузины считали его, а заодно и меня, сванским националистом. И всё это происходило за год до его гибели.

— А я, Саша, знал его по связке, как гениального скалолаза, как самого лучшего партнёра и друга. Ходить с ним было одно удовольствие. Но в тот год мы с ним оказались в разных связках.

В тот год в Италию выезжала сборная команда Советского Союза, в неё включили Славу Романова, Олега Космачёва, Мишу Хергиани, Славу Онищенко и меня. Возглавлял нашу команду Михаил Иванович Ануфриков. В июне выехали в Италию, приехали в Доломиты, всё нормально. Сделали всем «скопом» тренировочное восхождение «Тур Венеция», что-то около 5-й категории трудности. У нас была идея пройти стену Чеветы, одну из самых сложных и самых длинных стен не только в Доломитах, но и вообще в Альпах. Её протяжённость более 2000 метров. К ней мы и готовились.

Для этого наметили пройти стены слева и справа от Чеветы, чтобы детально её изучить. Справа по стене Суальто (5-й категории трудности) идут Миша Хергиани и Слава Онищенко, мы с Олегом Космачёвым левее делали стену Вольграндо, шестой категории. Михаил Иванович и Слава Романов ходили внизу с биноклем, смотрели, как две двойки работают.

Когда мы подходили под маршрут, встретили итальянских горных стрелков, у них шли маневры. Прекрасные ребята, поговорили, посмеялись, они нам пожелали удачи, и мы с Олегом ушли. Я шёл тяжеловато. Там карнизы, нависания, как положено на «шестёрке». Когда поднялись на вершину, Олег говорит: «Слава Богу, я переживал». Я ему ответил, что мы еще спуститься должны. Но спуск там обработан, проблем нет. Доломиты много народа посещает, и на простых маршрутах набиты крючья, есть лестницы и перила. Я спросил у Олега, чего он переживал, а он говорит, шнурки порвались на ботинках. Так было, когда на Чатыне погиб Мышляев.

Помнишь 1963 год, землетрясение? Мышляев и его команда, кроме Бажукова и Космачёва, погибли. Когда Олег с Бажуковым вышли на карниз, у него порвался шнурок. И потом, когда у него рвались шнурки, случались катастрофы. Я ему сказал, чтобы не «каркал».

Спустились вниз, подошли к альпийским стрелкам и видим, они ведут себя странно, на нас не смотрят. Подходит командир, снимает шапку и говорит: «У вас катастрофа, погиб ваш приятель».

Минут через пятнадцать подошли к Михаилу Ивановичу Ануфрикову и он рассказывает, — выходим мы из хижины, подходим под маршрут, Слава Романов поднимает бинокль и говорит: «Миша сорвался!» Ануфриков отвечает, что не может того быть, Миша не срывается. А Слава весь полет Миши ведёт биноклем, 300—400 метров отвесного падения, потом полка и дальше он уходит до земли. Когда подошли, можешь себе представить, что там осталось от Миши!

— Говорили, он летел со скалой, скала отвалилась.

— Кто знает, что там было?!

— Слава Онищенко так рассказывал: эту стену они выбрали ещё и потому, что первовосходителями оыли французы Леванос и Габриэль. А погибшего в горах дядю Миши звали тоже Габриэль. Хоть имя, не фамилия, но всё равно Миша захотел сделать это восхождение в память дяди

Маршрут этот за всю историю альпинизма прошли всего три раза, они были четвёртыми. Поскольку Миша был в скальных туфлях, а Слава в вибраме, в начале маршрута, на «бараньих лбах» первым шёл Слава. Дальше и до конца, как всегда, первым — Миша. Прошли уже 500 метров, оставалось 200. Место такое: большая нависающая скала откидывает. Слава забил крюк, сделал самостраховку. Миша пошёл траверсом налево. Уходя, что-то напевал. Когда уходил за перегиб, Слава успел «щёлкнуть» его своим фотоаппаратом. Но вышла только половина его тела, другая скрылась уже за скалой. Последняя фотография Миши, уходящего Миши. Слава его не видит, верёвка к Мише идет. Всё медленнее и медленнее. И тут вдруг раздаётся грохот, летят камни и с ними Миша. Он пролетел мимо Славы, сжавшись в комок, сгруппировавшись, ногами вниз. Слава видел только, как он дважды коснулся стены и исчез в пропасти. Пятьсот метров отвесного падения. Московский университет на Ленинских горах столько метров. А здесь четыре таких университета. Слава говорил, что в первый момент ему захотелось отвязаться и броситься вниз. Но это прошло. С обрывком веревки никуда не уйдёшь на стене. Оставалось только ждать. Ребята снизу кричали, он ответил, что жив. Стоять Слава мог только на одной ноге, для другой места не было. То на одной постоит, то на другой. А простоять так ему пришлось 26 часов, пока не сняли его через вершину. При этом шёл снег с ветром и было холодно.

— Слава не почувствовал рывка. У него верёвка была в руках, а рывка он не почувствовал. Поэтому, я думаю, верёвку срезало, перебило острым камнем, и сбило Мишу. Я тоже считаю, что Миша сорваться не мог. Тем более уже предвершинный гребень. На таком несложном участке я не допускаю срыва, поскольку он ходил, как бог. Видимо, солнышко пригрело и пошли камни. Ещё июнь, снега немного, летом в тех местах его вообще нет. И, видно, Мишу сбило камнями.

Я жил с Мишей в одной комнате, мы были в теплых, близких отношениях. Он очень детей любил, любил нашего Игоря. У самого Миши брак был по их обычаю запланирован ещё с пелёнок, и детей у них не получилось по какой-то причине. Я думаю, по женской линии. Он сказал, что будет расторгать брак, очень хочет сына. Знал, в Сванетии его за это осудят, у них не принято разводиться, возникают обиды родовые.

Миша не любил давать интервью. Перед выходом на восхождение в Италии к нам завалились корреспонденты, захотели нас поснимать на скалах. Мы вышли в спортивной форме, в скальных туфлях, они нас поснимали для телепередачи. Последняя его видеозапись. Но где теперь её достать?! После срыва Миши мы сидели всю ночь и пили, вспоминали его. Там были альпинисты Америки, они отказались от своего восхождения и сидели с нами. Я тогда закурил. И потом три года не мог бросить. Пили мы много, и никто не пьянел.

— Куда положили Мишу?

— Сразу привезли цинк, там это быстро. Хотели похоронить его в Тбилиси, у них есть место для захоронения великих людей, но сваны увезли его в Местию.

— Большая потеря.

— Не то слово, Саша!

— На похороны Миши я не попал. Был на Тянь-Шане. Вся Верхняя Сванетия в трауре сидела за одним столом, а стол этот чуть ли не с километр.

Слава Онищенко сопровождал гроб с Мишей. Ночью в доме Хергиани отец — Виссарион и дядя Максим вскрыли цинковый гроб, чтобы убедиться в том, что Миша погиб на восхождении. Сваны такой народ... Пошёл слух, будто Мишу убили, ведь все там уверены, что Миша не может сорваться. Вскрыли и увидели грудную обвязку, кусок веревки, карабин... Стало ясно, погиб на восхождении. Не знаю, так ли (только Слава может подтвердить), но мне говорили, что утром они сказали ему: «Твоё счастье. Если бы узнали, что Мишу убили, тебе бы отсюда живым не уехать».

Ты верно, Володя, говорил, что среди горцев мало бывает альпинистов. Исключение составляют сваны — Иосиф Кахиани, Шалико Маргиани, Джумбер Кахиани... Миша же от всех них отличался не только альпинистским мастерством, но и человеческим талантом, недюжинными способностями. В русскую среду он попал только в 18 лет и очень скоро говорил уже без акцента, а Иосиф, например, так и не научился хорошо говорить по-русски. Миша много читал, всем интересовался, трудолюбиво самообразовывался. В нём был божий дар.

— Поэтому его все так и любили. Да... Но жизнь продолжалась, надо было как-то жить дальше.

После Италии меня ждала команда в Караколе, заявлен пик Каракол. У меня такое состояние, что не нужен мне ни Каракол, ни его стена, ни первенство. Впервые я молил Бога, чтоб испортилась погода, тогда бы не смогли выйти. Бог меня услышал, и погода не дала нам выйти на эту стену.