Как будут без нас одиноки вершины - Кавуненко Владимир Дмитриевич. Страница 19

Потом сходили с девчонками на первопрохождение, они закрывали нормы мастеров. Карасёва, Фатеева, Васильева, Мартыновская. Но по разным причинам наше первопрохождение не классифицировали как 5 а, и нормы мастера они тогда не выполнили. Вот так и закончился жуткий сезон 1969 года.

— Что ты думаешь, Володя, о риске в альпинизме?

— Его не должно быть. Альпинизм учит избегать риска. У каждого есть грань его возможностей, можно максимально приблизиться к ней, но нельзя её переходить. Надо знать себя и иметь чувство меры.

Непальский трек

— В Гималаях у тебя был трек, как ты сказал. Что такое трек?

— Туристский поход. От Катманду до базового лагеря под Аннапурной и обратно. Или под Эверест, или под Даулагири... На него лает разрешение правительство Непала. В походе на каждого клиента по четыре носильщика.

— Мы сперва шли в темпе, но подошёл к нам старший из них и попросил, чтоб мы не бежали и дали им время подготавливать для нас базовый лагерь. Говорит, а то вы их догоняете, и они не успевают всего сделать. И тогда мы пошли потихоньку, с отдыхами.

— Приходишь в лагерь — стоят все палатки. Первое, что они делают — туалет. Вырывают яму, каждый раз новую, ставят над ней необходимое приспособление, покрывают палаткой.

Только спрашивают, кто с кем хочет жить. Мы с Башкировым, конечно. Палатки на двоих, подстилка — кариматы. Только устроились — несут ужин. Причём настолько обильный и разнообразный, что не знаешь, что взять. Даже свежие фрукты. Для нас такое непривычно.

А затем пошёл концерт национальных песен, танцев и музыки. Шпарят на национальных инструментах. Так завели нас проводники, что мы тоже стали петь вместе с ними «Катюшу». И плясать. Эта вечеринка затянулась за полночь.

Утром двое из них обходят с тазиком и кувшином палатки, будят клиентов и предлагают умыться, почистить зубы. За ними идут двое других и предлагают кофе. Что называется, «кофе в постель».

— Прямо как в том анекдоте: вам кофе в койку или ну его на... Как-то у меня гостил наш альпинист Алим Романов, и я тоже принёс ему кофе «в койку». Он взял поднос и сказал: «Пошел вон, дурак!»

— Это здорово — выпить после сна чашечку крепкого кофе. Когда же клиент раскачается, тогда уже идёт завтрак. И после этого он берёт анараку, зонтик и уходит. Всё остальное собирают и уносят носильщики.

— А личные вещи?

— Ты оставляешь свой рюкзак, они его забирают. Стоянка остается чистой. Ни банок, ни бумаги

— И всё на себе? Вьюка нет?

— Всё на себе. Они носят плетёные конические корзины, высокие, выше головы. С налобной повязкой. Килограмм по двадцать на каждого. Меня поражало их поведение. Они совсем не чувствуют себя угнетёнными, всегда весёлые.

Один упал, рассыпал свой куль и сильно разбил палец на ноге. Половина их идет босиком. Для нас какова привычная реакция на такое? Как бы выражался наш человек? A они окружили его с шутками и смехом, собрали его куль, замазали глиной палец, тряпочкой наживили и он с ними, веселясь, пошёл дальше.

— Не канючили ничего? Дополнительной платы?

— Нет. Совершенно. Когда шло расставание, мы с большим удовольствием отдали им всё, что могли отдать. Старший смотрит, чтоб ничего дополнительного не давалось. Никакого вымогательства.

— Это хорошо. Для меня, например, посещение египетских пирамид было совершенно отравлено вымогательством. Хватают, силком сажают на верблюда, напяливают на тебя платок в красную клетку с кольцом, грязный бурнус... И на каждом шагу — бакшиш, бакшиш, бакшиш... Отбоя от них нет.

— Нет, на треке этого нет. Понимают, что такое не нравится. Даже продавцы на тропе не пристают. По пути были торговые развалы с камнями, бусами, какими-то черепами, поделками, масками.

Из Непала мы переехали в Индию. Тяжелое впечатление оставила Калькутта. Ужас! Жилища из коробок, жестянок, туалет и кухня в одном месте, грязь невообразимая. И это в пределах города. Потом Дели и два дня на разграбление магазинов, налетели эти «лоцмана», наводчики на дешёвые кожаные изделия и всё такое прочее. И тут вечером мне стало плохо. Я не помню, как ночью меня увезли на «скорой помощи». Без сознания был.

— Что случилось?

— Да поймал какой-то амёбный колит. Очухался я уже в палате. Лежу и ничего не понимаю — где я, что со мной... Какие-то фосфорические огоньки мерцают. Пульт вызова. Нажимаю кнопки, и приходят ко мне разные женщины в национальной одежде.

— Сари, наверное. Кусок ткани обернут вокруг тела.

— Ну да, сари. Я не понимаю кто они: врачи, сестры, няни? Все одинаковы. Не понимаю, на этом и я свете. Лопочут чего-то, а я ещё плыву, не очень хорошо соображаю. A тут эти призраки и сари.

Пришёл в себя под капельницей. Тут врач и представитель нашего посольства. Он за отправку меня в Москву, а врач-индиец говорит, что нужно ещё лечение, можете не довезти его, он в тяжёлом состоянии. Эта одиночка обходится в 150 долларов за ночь.

— Понятно, что тебя посольские спешили спровадить.

— Через день меня выписывают, дают лекарства, а чего не хватает, я, мол, куплю в Москве. Черта с два найдешь их в Москве! Авиарейс задержали почему-то на двое суток и нас поселили в пятизвездочном отеле. Впервые я попал в такой отель.

— Но ты же был больной.

— Меня прямо из больницы привезли туда. Я уже начал вставать. В холле небо звездное. Я думал, крыши нет, так здорово сделано. Кухня европейская, азиатская, восточная — чего хочешь, только русской нет. Всё неограничено. Пожили там и благополучно прилетели в Москву.

— И болезнь прошла? Никаких последствий?

— Никаких.

— Тебе повезло. Когда я бывал в Индокитае, там в гостиницах обязательно стоял большой бидон с кипяченой водой. Если почистишь зубы или даже умоешься из-под крана, то сразу схватишь такую заразу, что век от нее не избавишься.

Красная палатка

После окончания летнего сезона, где-то в конце августа... позвонил мне Михаил Иванович Ануфриков и говорит: «Володя, ты знаешь, есть возможность поехать в Арктику». Я спросил, сколько это будет стоить. Он отвечает, что повезут бесплатно, а может быть, и заплатят что-то. Оказывается, речь шла о съёмке советско-итальянского фильма «Красная палатка». Об экспедиции Нобеля. Потребовался альпинист для работы на льду. Натурные съемки в районе Земли Франца-Иосифа.

Естественно, я сразу согласился. В тот же день поехал на киностудию и встретился с директором картины Мароном. Он русский еврей. Воевал, от контузии заикается. Мужик боевой. Объяснил мне, что я буду отвечать за безопасность при съёмках на льду. Вроде я специалист, хотя не имел ни малейшего представления ни о паковых льдах ни о морских, тем более арктических.

Под моим льдом воды не было, это совсем другой лёд.

Пришёл, сказал ребятам, что еду в Арктику, они меня чуть не убили. Только о себе думаешь?! А команда?! Тогда я вновь пошёл к Марону: «Вы знаете, я подумал и решил, что один не справлюсь с задачей». Он сразу: «Что хочешь?». — «Мне нужно ещё людей взять. Страховка, дублирование». — «Сколько?» — «Десять». — «Оформляй шесть». Вот такой разговор у нас произошёл. Ну, я взял своих друзей — Володю Безлюдного, Аркадия Мартыновского, Вадима Кочнева, Володю Кулагу, Борю Левина.

Но главное, там был Визбор. Юра ехал как актёр, играл роль врача Бегуоника. Думаю, он и навёл на нас киношников.

Ушли в Арктику. Запомнилось Баренцево море, оно никогда спокойным не бывает. Штормило так, что половина команды на вахту не выходила. Начались съёмки. Даже я играл итальянского офицера.

У меня фотография есть, потом найдём. Эпизод такой: арестовали Нобеля, он сидит под домашним арестом в каюте. А у каюты стоит часовой и подслушивает, какие Нобель ведет с кем-то разговоры. Проходит офицер, выговаривает этому матросу и даёт ему пощёчину за то, что тот подслушивает.

Несколько раз я дал человеку пощёчину, а мне говорят, так не бьют, нужно, как следует. Ну, я и вмазал, да так, что он чуть ли в нокаут не ушел. В роли часового стоял матрос. «Извини, друг, — говорю, — такое кино».