Независимый отряд - Стирлинг Стивен Майкл. Страница 87

После того, как Падди заприметил, что второй лейтенант Синтия Роббинс как раз выбирается из «спида», эта ухмылка расширилась до такой степени, что стала напоминать болезненный спазм.

– Лейтенант! – заговорщически прошипел он, причем с такой громкостью, что все головы на полетной палубе мгновенно повернулись к ним.

Падди помахал всем огромной лапищей, и люди вернулись к своей работе, косясь, однако, одним глазом на громадного рыжеволосого механика.

Синтия поставила ногу на палубу и повернулась посмотреть на новоирландца, вопросительно поднимая бровь.

– Лейтенант, – произнес Падди, беря ее под локоть и оттаскивая в сторонку. – Прошу прощения, – прошептал он затем, с радостью видя, как Синтия, сохраняя на лице деловитость, отчаянно краснеет. – Сегодня самый счастливый день! Во всей вселенной! Это точно!

– Вы о чем? – прошептала Синтия, аккуратно пытаясь высвободить свою руку из его хватки.

Падди с нежным пожатием ее отпустил.

– Возьмите вот это, – сказал он, вручая Синтии ридер. – И вот это, – добавил он, вручая ей дискету.

Новоирландец стоял, уперев руки в бока, дико ухмыляясь и наблюдая, как лейтенант нервно вставляет дискету в ридер. Хмуря брови, Синтия принялась читать, и Падди сложил руки на груди.

Затем он потер лицо, снова сложил руки на груди, затем упер их в бока и так далее. Наконец Синтия подняла на него взгляд, и на лице у нее, точно восходящее солнце, медленно засияла улыбка.

– Ох, Падди, поздравляю, – прошептала она.

Синтия протянула к нему руки и коснулась груди новоирландца как раз над сердцем, а тот, с гордостью и надеждой улыбаясь, накрыл обе ее ладони одной своей. Затем его улыбка медленно испарилась.

– Ты ведь понимаешь, что это значит, правда? – тихо спросил Падди.

Редкая озорная искорка мелькнула в темных глазах Синтии.

– А что? – с невинным видом спросила она.

Здоровенный новоирландец опустился на одно колено, после чего рот и глаза Синтии одновременно распахнулись. Она потянула его за руку, силясь поднять, но с таким же успехом она могла пытаться поднять «спид».

– Выйдешь за меня замуж? – спросил Падди.

– Встань! – прошипела Синтия.

– Прошу тебя, девочка, – настаивал новоирландец.

– Падди! Люди же смотрят!

– И пусть смотрят! – Падди только рукой махнул. – Мне они как свидетели нужны. Теперь, когда я стану офицером, между нами уже ничто не будет стоять. И я еще раз спрашиваю тебя, любимая.

Выйдешь ты за меня замуж?

Синтия бросила отчаянные попытки поднять громадного механика и посмотрела ему в глаза.

Секунду спустя она перевела дух и с нежной любовью ему улыбнулась.

– Конечно, выйду, – просто сказала Синтия.

Падди вскочил на ноги, схватил ее в медвежьи объятия и оторвал от пола. Синтия смеялась, а вся главная палуба оглашалась радостными возгласами.

Сара с Питером рука об руку туда вбежали, когда праздник все еще продолжался. Питер взглянул на Сару и удивленно покачал головой.

– Похоже, Паук уже все обтяпал, – заметил он.

– И куда быстрей, чем за час, – добавила Сара.

– Можно подумать, он почти всякий раз мои просьбы предвосхищает, – сухо произнес Редер.

– Почти. – Сара ему подмигнула.

И радостными улыбками они поспешили поведать своим друзьям хорошие новости.

Капитан Сьярхир вошел в кабинет генерала и вопросительно поднял бровь.

– Вот бедняга этот Редер, – с ухмылкой сказал ему Скарагоглу. – Ему и впрямь кажется, будто

он меня на это подбил.

ПРОЛОГ

Уд-фрай вошел в высочайшее королевское присутствие с диким ужасом в душе и настоящим барабанным боем в грудной клетке. Подобно всем королевам, Мигерис была по меньшей мере вдвое его крупнее. Один аккуратный взмах ее педипальпы запросто мог отделить его голову от туловища, а учитывая нрав ее величества, это представлялось самым вероятным исходом каждой подобной аудиенции. В результате униженный страх, инстинктивный для любой особи мужского пола у повиан, становился по мере приближения к самой могущественной самке его клана еще сильнее.

Со временем Уд-фрай волей-неволей выучился не обращать внимания на свои чувства. Однако аудиенция столь приватная, как эта, предоставленная самцу столь незначительному, как он, усиливала страх третьего министра почти до степени пытки.

И все же никаких признаков заметного смятения Уд-фрай не проявлял. Двигался он с торжественным достоинством, держа свои педипальпы в положении безмерно почтительного подобострастия.

Мигерис словно бы не замечала присутствия третьего министра, лениво поглаживая подвешенный к потолку шелковый сверток, в котором что-то лихорадочно корчилось. По запаху королевы Уд-фрай ясно чувствовал, что она не голодна. А вот связанная добыча, что отчаянно мяукала в шелковом свертке, явно этого не сознавала. Мигерис любовно гладила сверток, заставляя его вращаться.

Приближаясь к королеве, Уд-фрай вдруг почувствовал, как страстное желание растет в нем, добавляя собственные обертоны к царящему внутри него смятению.

«Как же она прекрасна», – подумал третий министр, когда мощные королевские феромоны стали оказывать на него свое воздействие.

Причем отнюдь не просто влияние запаха заставляло Уд-фрая находить Мигерис столь восхитительной. По повианским стандартам молодая королева и впрямь была необыкновенно прелестна. Изысканная форма ее головы, посаженной на поразительно длинную и грациозную шейку, смутные затенения поблескивающего красновато-коричневого тельца, длинные стройные лапки, чарующее расположение восьми ее глаз – в особенности верхней передней пары, «врат души», как называли эту пару поэты, – все это являло собой поистине завораживающее зрелище.

Теперь Уд-фрай нашел бы для себя крайне затруднительным удалиться из высочайшего присутствия, даже если бы ему угрожала смертельная опасность.

«Она меня хочет», – с пробуждающимся восторгом понял третий министр и безмерно этому удивился. Ибо он знал, что Мигерис прекрасно обучена ее матерью-королевой сохранять полный контроль над вызывающими страсть секрециями. Выпуск этих конкретных феромонов означал дозволение приблизиться к королеве и удостоиться одной из самых высших почестей, на какие вообще мог рассчитывать повианин.

Сама по себе привилегия совокупиться с самкой столь прекрасной и безупречной уже безумно вдохновляла самца. Но вложить свое семя в королеву! Разумеется, у Уд-фрая имелись кое-какие планы и надежды, но в данных обстоятельствах у Мигерис не было никаких оснований их предчувствовать, а уж тем более с ними считаться. Даже по его собственной, несколько завышенной самооценке такой чести третий министр не заслуживал.

И все же… все же, согласно его безошибочной реакции, королева намеренно его возбуждала.

Уд-фрай отчаянно старался сохранять бесстрастный вид – даже когда запах Мигерис заставил его горловой мешочек разбухнуть от спермы. Он что было сил боролся, сопротивляясь побуждению погладить ее стройное тельце и обернуть шелком ее нежные конечности.

Остановившись на почтительном расстоянии от королевы, Уд-фрай смиренно опустил головогрудь.

После еще нескольких оборотов свертка с добычей Мигерис обратила на него сияющие глаза.

– Слушаю вас, – произнесла она голосом одновременно певучим и безразличным.

Уд-фрай приподнялся в позу беседы.

– Операция уже началась, моя королева, – начал он, со страхом и горечью отмечая похотливый тон своего голоса.

Хелицеры королевы застыли в положении радостного интереса.

– Наши силы уже… – продолжил третий министр, но затем беспомощно умолк. Он отчаянно пытался сосредоточиться и передать свое донесение с подобающим достоинством.

– Подойдите ближе, – промурлыкала Мигерис. – Так мне будет лучше вас слышно.

Уд-фрай приблизился, донельзя смущенный свистящим дыханием королевы. Впрочем, подавленность тут же ускользнула точно иллюзия. Не дожидаясь дозволения, третий министр потянулся и погладил нежную внутренность одной из лапок ее величества.