Игра со Смертью (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena". Страница 54

— Но разве можно реанимировать мертвого вампира? — Тамара приподняла одну бровь, округлив большие карие глаза от изумления.

— Да, можно. В единичных случаях, когда поблизости есть обращенный кровный родственник с идентичным ДНК. Как ты понимаешь, у нас, вампиров, такая вероятность очень низкая. Мы редко имеем кровных родственников, обращенных так же, как и мы, и еще реже эти родственники могут оказаться в нужном месте и в нужное время.

Этот самый кровный родственник оказался внутри нее. Естественный кровообмен плода и матери. Уровень недостаточен для полной регенерации и работы всех жизненно важных органов, так как плод слишком мал и отдает ровно столько, сколько может и должен отдавать. Именно поэтому, на первый взгляд, Виктория Эйбель мертва. Но это не так. Очень скоро, с нашей помощью, все органы начнут функционировать.

Дверь снова отворилась, и Ганс прикатил аппарат УЗИ, установил возле постели.

— Я буду осматривать плод, а ты возьмешь анализ околоплодных вод для наших исследований. Тамара, помоги Гансу, делай пометки в блокноте.

Альберт надел латексные перчатки и откинул покрывало, презрительно скривился.

— Снимите с нее потом эти тряпки. Переоденьте и вымойте.

— Плод очень активный, соответствует предполагаемым мною двенадцати неделям. Все органы на месте, сердцебиение слегка замедлено, что вполне нормально, учитывая состояние матери. Ганс, делай прокол осторожно, после забора жидкости я собираюсь ввести катетер с кровью в брюшную полость плода. Пока мать не придет в сознание, и не восстановится нормальный кровоток, эмбрион будет питаться искусственно.

— Видите пол малыша?

Эйбель резко вскинул голову.

— Не малыша, а объекта № 01. Впредь так и пишите в вашем блокноте. После родов его отправят в бокс и будут выращивать там. К моей дочери это существо не имеет никакого отношения. На данный момент он лишь поддерживает в ней жизнь. Если бы это было иначе, я бы извлек его уже сейчас как ненужный сгусток клеток.

Тамара нахмурилась и отвела взгляд.

— Пол плода — мужской. До родов осталось меньше восьми недель. Реакция на ввод катетера нормальная, сердцебиение усилилось, пульс повысился.

— Готовить операционную, господин Эйбель?

— Подождите.

Альберт посмотрел на датчик, который пустил одну волну, затем еще одну.

— Выйдите вон! — рявнул Доктор, и уже через минуту в комнате остался только он с дочерью.

Склонился к Викки, провел костяшками пальцев по щеке, по волосам.

— Рано умирать, Ви. Моя красивая, девочка. Видишь, он убил тебя снова, а я снова вернул к жизни. У меня проклятое дежа вю. Только в этот раз этот ублюдочный плод спасает тебя. Каким — то чудом. Мы потом поговорим об этом, Ви, когда ты откроешь глаза, мы о многом поговорим. Скоро приедет твоя мать, а у меня еще есть неоконченные дела. Они ждут меня дома, в подвале, на цепях, там, где им самое место. Скоро воспоминания об объекте № 1 останутся только в моих личных записях. Я его уничтожу… за то, что он сделал с нами. Я отомщу за тебя и за всех нас.

Датчик пищал все чаще, показывая волну за волной.

— Реагируешь на мой голос, Викки. Умница, малышка. Давай, выкарабкивайся. Мы забудем это, как страшный сон, придет эра Эйбелей. Эра моей власти, и ты первая, кто ее разделит со мной.

Прощупал пульс на тонком запястье и усмехнулся.

— Даже повышен. Довольно быстро. Даже не сорок восемь часов. Твой отец — гений, Викки. Или это реакция на упоминание о твоем проклятом ублюдке. Как ты там его назвала? Рино?

Датчик запищал еще чаще, показатели зашкаливали. Веки пациентки дрогнули, и грудная клетка приподнялась.

— А вот и первый вздох. Отлично, Ви. Ты сильная. Ты выберешься. Какая ирония, ублюдок убил тебя, но его проросшее семя вернуло тебя к жизни. Фортуна — хитрая сука, хитрая подлая сука, которая делает свои неожиданные ставки.

Эйбель поправил покрывало и вышел из комнаты, за дверью его ожидали Тамара и Ганс.

— Круглосуточное наблюдение, физическое. Не отходить от нее. О любых изменениях докладывать мне лично. Головами отвечаете и за нее, и за плод.

Зазвонил его сотовый и он, посмотрев на дисплей, ответил:

— Вколите еще одну дозу. Пусть ублюдок спит до моего возвращения. Я скоро выезжаю. Не кормить. Не приближаться к клетке, он хитер и очень опасен!

Повернулся к Гансу, выключая сотовый.

— Ганс, результаты анализа плода и околоплодных вод вышлешь мне по мейлу. Я должен выехать. Охрана предупреждена. Не впускать к Виктории никого, кроме ее матери. Отвечаешь головой, понял? Я скоро вернусь.

Он долго смотрел на проклятого Носферату, не моргая, изучая, поражаясь тому, насколько этот ублюдок изменился за эти годы. И в тот же момент восхищаясь своей гениальностью, тем, что создал такого монстра с высоким интеллектом, аристократическими замашками и чертами лица. Идеальная машина для убийства, секса, тяжелой работы. Верх совершенства. Жаль расставаться с таким экземпляром, всецело созданным самим Эйбелем и выпестованным в течение сотни лет.

Но сукин сын подпортил ему жизнь настолько, что теперь приходилось довольствоваться малым, отказывать себе во всем. Пойти на рискованную авантюру, за которую еще, возможно, придется расплачиваться. Но оно того стоило. Эйбель никогда не проигрывает. Тем более, собственным рабам.

А еще эта тварь чуть не лишила его дочери. Во второй раз. Личный позор Эйбеля, который уже не скрыть и не спрятать, ублюдок позаботился о том, чтобы засветиться с Викки везде, в каждой долбанной, грязной, бульварной газетенке.

Подошел к скорчившемуся на каменном полу полуголому полукровке, закованному в цепи, и вылил на него ведро ледяной воды.

Хватит спать и бредить от угрызений совести. Эйбель записывал все, что происходило в камере на протяжении этой недели, когда был занят спасением Викки. Монстру кололи сильное успокоительное, от которого тот впадал в состояние, близкое к коме. Прослушав эти записи, Эйбель с удивлением и садистским наслаждением понял то, чего раньше не понимал. Понял и поразился — у долбанного Носферату есть эмоции. Бешеные, дикие, лютые, но эмоции… к Викки. Эдакая больная любовь морального урода. Он бредил только ею, только ее именем, и Эйбель уже предвкушал, как нанесет удар за ударом, опуская эту мразь туда, в грязь, в болото, где ему самое место. Убивая и уничтожая морально.

Пришло время платить по счетам. Смерть полукровки будет долгой и мучительной.

Пленник открыл глаза и пошевелился. Звякнули ржавые цепи. Как самая сладкая музыка для ушей Эйбеля. Он соскучился по этому звуку. Он любил свое творение какой — то извращенной любовью гения к изобретению, даже если само изобретение было создано, чтобы корчиться в муках и вредить своему создателю, но это не отменяло любви Альберта к монстру, которого взрастил для себя.

Эйбель наклонился к пленнику:

— Ну что, тварь, просыпайся. Пришел момент истины. Давай, открывай глаза и посмотри, куда ты вернулся…На свое место, мразь…в клетку, где и положено быть такому животному, как ты. Добро пожаловать домой, объект номер один.

Носферату приоткрыл глаза, тяжелые веки все еще закрывались, и он пытался сфокусировать взгляд. Слабый, но не сломленный. Как всегда — упрямый ублюдок. С какими генами он впитал эту идиотскую гордость, Эйбель знал прекрасно, и от того унижать и ломать Носферату доставляло невыносимое удовольствие.

— А ты, Альберт, смотрю, тоже вернулся к тому, с чего начинал… Решил так оригинально поблагодарить мразь за те деньги, которые клянчил у него?

Альберт презрительно усмехнулся:

— Научился отвечать… Я горжусь своим изобретением, Носферату. Жаль только, использовать больше не смогу. И да, я отблагодарю тебя. Обязательно.

Набрал в ведро еще воды, зная, что голодный вампир испытывает адские мучения, и чувствительность его кожи повышена донельзя. Каждая капля вызывает боль, как от ожога. Выплеснул на него еще одно ведро воды и дернул за кольцо цепи, поднимая полукровку с пола вверх, к потолку, с раскинутыми рукам. На разрыв, если натянуть сильнее, цепь сломает руки в предплечьях. Захрустели кости, но Носферату даже не поморщился. Терпеливая мразь. Выносливая. Если бы тогда Эйбелю не помешали — он бы создал целую армию таких вот убийц… Только проклятый ублюдок обвел его вокруг пальца. Кто мог подумать, что Викки влюбится в это чудовище. Непостижимо.