Принцесса и Гоблин (др.перевод) - МакДональд Джордж. Страница 19

— Знаешь что, папа-король, — сказала она. — Я не могу вспомнить, откуда у меня это милое колечко. Ты мне не скажешь?

Король взглянул на колечко. Его лицо осветилось странной, но очень доброй улыбкой, и личико Айрин, словно Луна под лучами Солнца, засветилось улыбкой в ответ.

— Когда-то его носила твоя мама-королева, — ответил король.

— А почему она его теперь не носит? — спросила Айрин.

— Оно ей больше не нужно, — сказал король, помрачнев.

— А почему оно ей теперь не нужно?

— Потому что она отправилась туда, где выковываются все такие кольца.

— А когда я её увижу? — спросила принцесса.

— Ещё очень нескоро, — ответил король и на его глазах заблестели слёзы.

Айрин совсем не помнила своей матери, и она не знала, почему отец печален и почему у него на глазах появились слёзы, но она обняла отца за шею и поцеловала. Больше девочка ничего не спрашивала.

Когда король выслушал доклад стражи насчёт необычных зверей, он очень расстроился, и я думаю, что он непременно забрал бы Айрин с собой в тот же день, но колечко на руке дочери удержало его от этого. Незадолго до отъезда отца Айрин заметила, как он взбирается по древней лестнице. Король пропадал где-то наверху до той минуты, как все были готовы трогаться в обратный путь. Принцесса подумала, что он навещал пожилую женщину. Когда король вернулся, он оставил в доме ещё шестерых воинов, чтобы стражники могли нести караул по шестеро.

Погода стояла чудесная; большую часть дня Айрин проводила на открытом воздухе. В щедро освещаемых солнцем ложбинах росли прекрасные примулы; но их было не так много, чтобы они успели надоесть принцессе. Стоило ей увидеть, как на подслеповатой земле раскрывается ещё один яркий глазок, она радостно всплёскивала ладошками, но при этом — не то, что те дети, которых я знаю, — отнюдь не срывала его, а нежно-нежно гладила, словно новорождённого младенца, после чего, хорошенько с ним познакомившись, оставляла его и дальше наслаждаться жизнью. Растения с бутонами были для девочки словно птичьи гнёзда, а каждый новый цветок — только что вылупившимся птенцом. Она регулярно наносила визиты каждому известному ей цветочному гнезду, никого не забывая. Бывало, она становилась на четвереньки около одного и говорила: «Доброе утро! Надеюсь, сегодня ты пахнешь так же приятно, как и вчера. Ну, пока!» — и тут же спешила к другому, чтобы сказать ему то же самое. Это было её любимым развлечением. Вверху и внизу по склону росло много цветов, и она любила их всех, но примулы были самыми любимыми.

— Они не такие застенчивые и не слишком быстро отцветают, — объясняла она Лути.

Ещё на горе паслись козы, и когда к принцессе подходил маленький козлёнок, Айрин была столь же любезна с ним, как и с цветами. Эти козы почти все принадлежали рудокопам, и некоторые — матери Керди, но было также много диких коз, которые никому не принадлежали. Этих коз гоблины считали своими и охотно использовали их в пищу. Они ставили на них ловушки и устраивали западни; при этом они не совестились также присваивать и домашних коз, если те туда попадались, однако гоблины вовсе не стремились умыкать домашних коз другими путями — они боялись собак, которым люди поручали охрану своего скота. Гоблины прекрасно знали, как любят собаки кусаться за ноги. Но гоблины и сами разводили своеобразных овец — очень необычных подземных овец, — которых они выпускали по ночам пастись; а охраняли их другие подземные животные, ожидающие себе за то их косточек.

Керди по-прежнему следил за гоблинами, но неуспех приводил его в уныние. Почти каждую ночь он подкрадывался к ним так близко, насколько позволяла безопасность, и подглядывал из-за валунов, но их замысел всё ещё оставался для него совершенной загадкой. Как и прежде, он не выпускал из рук своей верёвочки, в то время как его кирка, словно якорь, накрепко удерживала другой её конец. Верёвочка тянулась к тому самому отверстию, через которое Керди проникал из рудника в царство гоблинов. Сами же гоблины, не слыша больше шума со стороны рудника, перестали бояться внезапного вторжения и потеряли бдительность.

Как-то ночью, одновременно и укрываясь от гоблинов и подглядывая за ними, к тому же едва не засыпая от утомления, Керди уже начал сматывать свой клубок, потому что решил вернуться домой и лечь в постель. Но не успел он смотать клубок и до половины, как почуял неладное. Одну за другой проходил он через гоблиновы квартиры, то есть пещеры, занимаемые гоблиновскими семейками, и постепенно убедился, что их почему-то гораздо больше, чем он насчитал, когда пробирался сюда. Ему даже пришлось удвоить осторожность, так тесно пещеры примыкали одна к одной. Разве верёвочка неправильно его ведёт? Продолжая сматывать её в клубок, он всё больше углублялся в самое скопище обжитых пещер, пока не испугался — не кобов, конечно, но того, что он не сможет отыскать пути назад. Что было делать? Рассиживаться и ждать утра бесполезно — здесь что день, что ночь, всё едино. Темнота, всегда только темнота; и если уж верёвочка подвела, то помощи ждать неоткуда. Пройдёшь всего в ярде от рудника — и не догадаешься об этом! Керди понимал, что единственное спасение заключается в том, чтобы выяснить, где всё-таки конец его верёвочки и что вообще произошло. Клубок уже достаточно велик, — значит, конец верёвочки близок. Внезапно верёвочка натянулась и принялась подёргиваться. Что бы это значило? Завернув за очередной острый выступ, Керди услышал какие-то странные звуки. Шум потасовки, ворчанье, писк… И вот, завернув за ещё один столь же острый выступ, Керди оказался прямо в гуще этой возни, в куче барахтающихся подземных животных.

Тут и его кто-то царапнул по щеке, кто-то пребольно укусил за руку, а кто-то за ногу. Пинаясь в ответ, Керди внезапно нащупал свою кирку, и не успело это гнусное зверьё причинить ему серьёзные увечья, как он вслепую принялся размахивать ею направо и налево. Раздались жуткие крики; Керди усмехнулся и подумал, что отплатил-таки за негостеприимство, а заслышав топот бегства и отдалённые завывания, понял, что одержал победу. Постояв немного на месте и взвешивая в руке свое оружие, словно это был кусок драгоценного металла, — и правда ведь, никакой кусок золота не был в данную минуту так драгоценен, как этот простой железный инструмент, — он отвязал верёвочку от кирки, положил клубок в карман и задумался.

Было очевидно, что эти звери наткнулись на его кирку, перетащили её сюда и заманили тем самым Керди в неизвестную область горы. Он гадал, что предпринять, как вдруг разглядел вдали проблеск. Не колеблясь ни минуты, он поспешил к этому проблеску — так быстро, насколько позволял неведомый и неровный путь. Ещё раз свернув за угол, ведомый тусклым свечением, он разглядел нечто новенькое, не встречаемое им ранее в подземной стране — бесформенный комок чего-то слабо поблескивающего. Подойдя поближе, Керди увидал, что это кусок слюды, или мусковита, называемого в Шотландии овечьим серебром, который слабо мерцал, будто бы отражая свет горевшего где-то поблизости огня. Тщетно пытаясь разузнать происхождение этого огня, Керди попал наконец в небольшую скальную каморку. В этой каморке, у самого потолка, имелась расщелина, пропускавшая откуда-то сверху луч света. Когда Керди с немалым трудом взобрался к этому отверстию, он увидел сквозь него удивительные вещи.

Прямо под ним, вокруг костра, дым от которого исчезал во тьме высокого свода, сидела компания гоблинов. Стены пещеры были покрыты блестящими минералами — прямо как стены Большого зала во дворце; а сидящие гоблины были, несомненно, немалого ранга, ибо на голове, на руках и на поясе каждый носил украшения из драгоценных камней, мрачным великолепием блестевших в пламени костра. Керди сразу же распознал среди сидящих самого короля и понял, что оказался во внутренних апартаментах Королевского дворца. Никогда ещё у него не было такого шанса услышать что-нибудь важное! Медленно-медленно он протиснулся в расщелину, не производя шума сполз по другой стороне стены почти до половины, замер и весь обратился в слух. У костра сидели король, королева (скорее всего, это была именно она!), крон-принц (не иначе!) и премьер-министр. Королеву он распознал по обутым ногам — их он видел отчётливо, поскольку королева протянула свои ноги к огню.