Заговор мерлина - Джонс Диана Уинн. Страница 33

А потом оказалось, что дело выходит за рамки обычной неловкости. Мальчишки тут же ухватили меня за руки и завопили. У того, что побольше, голос был кудахчущий, а маленький верещал, как паровозный свисток. От этого все люди, кто стоял вокруг, тоже завопили. Тот пацан, что поменьше, был настоящий крысеныш. Он исподтишка щипал меня, да еще и с вывертом. В конце концов я не выдержал и пнул его. На это он заверещал громче прежнего, и половина тех, кто стоял рядом, тоже вцепились в меня. На меня буквально навалилась куча народу, и я беспомощно трепыхался, пытаясь их с себя стряхнуть.

Тут я посмотрел в сторону и увидел две пары желтых кучерявых сапог, похожих на ноги снежного человека. Голова у меня шла кругом; я уже понял, что вляпался в крупные неприятности.

— Послушайте, — сказал я, — тут какая-то ошибка!

Но меня никто не слушал. Они все разом принялись объясняться с полисменами. Большинство из них, похоже, обвиняли меня в том, что я пытался залезть в карман к фальшивому Романову, но были и другие обвинения, которых я тогда не понял. Мерзкий мальчишка продолжал верещать. Пацан постарше кудахтал, что я напал на его брата. Фальшивый Романов просто стоял с возмущенным видом, как будто дотронуться до него уже было преступлением. А пожилая блондинка с розово-сиреневой вышивкой, которая в сочетании с ярко-желтой формой полицейских чудовищно резала глаза, ухватила полицейского за локоть и тыкала пальцем в мою сторону, обвиняя меня в каких-то непонятных грехах.

Явились еще двое полицейских. Они взяли меня под руки и повели прочь, не обращая внимания на мои попытки объясниться. Идти оказалось недалеко: мы свернули за угол галереи, напротив следующего подъемника. Они пинком открыли какую-то дверь и втащили меня внутрь. За дверью оказался полицейский участок. Я определил это по запаху. За столом сидел усатый мужик, который выглядел очень важным и почтенным, и желтой официальной вышивки на нем было куда больше. Он саркастически взглянул на меня и указал большим пальцем себе за спину. Полицейские кивнули и утащили меня в глубь участка, в ту его часть, что была высечена в толще скалы. Там они отворили пинком еще одну дверь и швырнули меня внутрь. Пока я пытался удержать равновесие, я увидел, как дверь, ведущая на улицу, снова распахнулась и внутрь хлынули все остальные: и фальшивый Романов, и оба пацана, и розовая дамочка, и прочие, — по-прежнему выкрикивая обвинения.

Потом дверь камеры с грохотом захлопнулась, и я перестал их слышать. В камере было нечто вроде койки, на нее я и сел. В углу в каменном полу была просверлена дырка, исполнявшая обязанности отхожего места. А больше там не было ничего, кроме стен, вырубленных в скале и когда-то давно побеленных. Единственный свет проникал через зарешеченное окошечко в двери, и там было зверски холодно.

Я немного посидел, стараясь разозлиться. Но злости я не чувствовал, а чувствовал в основном усталость. Я почти сутки провел, переживая самые странные приключения, и внезапно я решил, что с меня хватит. Было ясно, что мне грозят большие неприятности, но в данный момент меня куда больше волновало то, что я измотан до крайности. Поэтому я лег и заснул.

Наверное, я проспал несколько часов. Когда за мной пришли, уже вечерело. Думаю, оставив меня на некоторое время в камере, они рассчитывали меня хорошенько запугать, но если так, то они просчитались. Понимаете ли, когда я просыпаюсь, я просто вылитый зомби. У меня уходит полчаса только на то, чтобы разлепить глаза. Спросите любого, кто меня знает. Я ничего не вижу, не могу нормально разговаривать и делать ничего не могу без посторонней помощи. Единственное, что я способен делать как следует, — это думать. И я хорошо умею пользоваться этим своим состоянием. У меня за плечами годы практики.

Как бы то ни было, пришедший за мной полицейский принялся меня трясти и орать на меня. Может, он и еще чего делал, не знаю: глаза я все равно открыть не мог. В конце концов он дернул меня за руку, поставил на ноги и ткнул в спину. Я дошел до стенки и там остановился. Он развернул меня и толкнул в нужную сторону. Жалко, что я не мог после этого наблюдать со стороны за своим продвижением по полицейскому участку. Наверное, перемещался я зигзагами. Я все время на что-то натыкался, меня направляли в другую сторону, и я натыкался на что-то другое. Все это время два человека орали на меня.

Наконец меня остановили, и я почувствовал — и унюхал! — что кто-то дышит мне в лицо.

— Нет, он не слепой. Просто у этой заразы глаза закрыты, — сказал этот человек. И заорал: — Открой глаза, альф тебя побери!

Я попытался объяснить. Я хотел сказать: «Боюсь, у меня это не получится», но вышло что-то вроде «буся пучит».

— Да что с тобой такое? — взвыл полицейский. — Наркотиков, что ли, нажрался?

— Нет, это оттого, что я уснул на пустой желудок, — сказал я. Получилось: «Не то, пса-пса жже».

— Да он, наверное, иностранец, — решил второй полицейский.

— Та-та! — сказал я, потому что это была правда. — Я за вчерашний день уже трижды побывал иностранцем, — добавил я. Вышло: «Я ваще уже бывал на станции».

Второй полицейский, который явно был тот, важный, — от него несло каким-то мерзким одеколоном: персиковым компотом в жженой пластмассе, — как и положено очень важному полицейскому, — раздражительно сказал:

— На какой еще станции он бывал?

— Не знаю, — ответил другой. — Записать?

— Сперва имя, — сказал Важный. И заорал на меня: — Имя!

Свое имя я почему-то всегда назвать могу.

— Ник Мэллори, — сказал я, и получилось почти внятно.

— Запишите это, а затем обыщите его, — приказал Важный. — Составьте опись любых документов, а также похищенного имущества.

Я услышал тяжелые шаги и скрип. Важный отошел в сторону и уселся где-то напротив меня. Раздался шорох ручки по бумаге — второй полицейский записывал. Потом я почувствовал, что он роется у меня в карманах. Слышалось позвякивание и недовольное кряхтение. Насколько я понимаю, они нарыли пятьдесят шесть пенсов мелочью, мои две десятки и ключ от дома. Я от души понадеялся, что ключ мне потом вернут, потому что папа свой всегда теряет.

— Иностранная валюта, — сказал обычный полицейский, — и плоский металлический предмет. Возможно, ключ.

— Оставьте его для экспертизы, — распорядился Важный. — Это может оказаться талисман.

— Оддамой ключ! — сказал я.

— Однако здесь он эти деньги похитить не мог, — продолжал Важный, не обращая на меня внимания, — потому что у достопочтенного мастера молитв были при себе только обычные денежные знаки Лоджия-Сити.

— А надписи на банкнотах на лоджийском! — удивился другой полицейский.

— Вероятно, он похитил их в каком-то другом мире. Это не главное, — сказал Важный. — В данный момент мы имеем дело с действительно серьезным обвинением. Ты! — рявкнул он на меня. — Открой глаза!

— Ще не мгу, — объяснил я.

— Запишите: «Оказывал сопротивление представителям правопорядка», — распорядился Важный. — А ты слушай внимательно!

Поскольку он думал, что я иностранец, он разговаривал со мной очень громко, и чем дальше, тем громче.

— Ты обвиняешься в возжигании колдовского огня в общественном месте…

«Так вот о чем талдычила сердитая розовая дамочка!» — подумал я.

— .. . а это очень серьезное преступление! — гремел Важный. — Если твоя вина будет доказана, это означает пожизненное заключение без права помилования. Тюрьма здесь же, внизу, под железнодорожными путями. Тебе там не понравится. Так что думай хорошенько, прежде чем отвечать на мои вопросы, и говори только правду. Ты колдун?

— Нет, — ответил я.

— Но ведь ты умеешь возжигать колдовской огонь, не так ли? — торжествующе взревел он. — А это означает…

— Нет, не умею, — ответил я.

— … а это автоматически означает, что ты колдун! Что ты на это скажешь? — взвыл он.

— Нет. Я этого не умею. Никогда не умел, — сказал я. К этому времени я изо всех сил старался говорить внятно. — Глупая женщина. Плохо видит. Очки надо.