Национал-большевизм - Устрялов Николай Васильевич. Страница 76

Но неизбежное совершается. Годы берут свое, ошибки исправляют и поучают. Перерождение страны вступает в более спокойную, длительную фазу. Пусть всемирно-исторические цели правящего Цека остаются в принципе неизменными. Но, «становясь старше», он уже реально познал тяжесть шапки Мономаха и волей-неволей приспосабливает к ней свою голову, дабы не согнуться под ее грузом. Русская революция преобразила Россию и мощно приобщила ее к актуальнейшим международным процессам современности. Но, в свою очередь, и Россия властно запечатлевает свой лик на стихии интернационистской революции. Начав проповедью немедленного всероссийского пожара, Ленин кончил заветом всемерного поощрения национально-революционных движений азиатского мира, парадоксальным апофеозом «туркестанскому социализму». Дальней обходной атакой через Восток, мечтая сокрушить все тот же Карфаген капиталистического Запада, отодвинул он конечную цель в бесконечность, а средства ее достижения объективно превратил в цель [171]. Так в революционной идеологии, в этом дерзновенном, специфически ориентальном истолковании западного марксизма, неожиданно и причудливо обретает Россия свою исконную историческую миссию «Евразии». «По старому» она оказалась не в силах ее осуществить. Осуществит ли «по новому»?.. Семь лет словно и впрямь насыщены семью столетиями.

Вот почему с каждым нашим новым революционным юбилеем пристальный взор вправо все тверже, все увереннее прозревает в драматической и тяжкой революционной судьбе не только «ужасный и неизбежный конец многого», но также и «чудесное начало многого», и прежде всего — образ желанного и славного будущего, уготованного историей России и русскому народу.

Основной вопрос [172]

Советские газеты последнего времени приносят нам вести о любопытных, глубоко знаменательных процессах, вершающихся в нынешней русской жизни. Нам, за рубежом, следует особенно тщательно прислушиваться к этим вестям, непредвзято вдумываться в их смысл. Страшнее всего — оторваться от родины, перестать ее понимать.

Советская пресса живо отражает огромную и напряженную общегосударственную работу, проводящуюся в стране. Конечно, работа это в свою очередь есть не что иное, как отражение общенародных запросов, тенденций потребностей. Народ давит на власть. Постоянно приходится вспоминать известное признание Ленина на 11 съезде:

— В народной массе мы все же капля в море, и мы можем управлять только тогда, когда правильно выражаем то, что народ сознает.

Правда, не всегда коммунисты в достаточной мере послушно следуют этому мудрому завещанию учителя. Но зато они с нарочитой остротой заставляют о себе вспомнить именно тогда, когда его нарушают…

В ряду основных проблем сезона самая основная, несомненно, — крестьянская политика советской власти. В ней центр современной русской действительности.

Крестьянские настроения стали снова внушать тревогу. Помни о крестьянстве! — дает очередной ударный лозунг Зиновьев. И это уже не лишнее повторение заезженных, запылившихся слов о «смычке», произносимых в порядке обыденных, штампованных канонов. Это — свежий крик об опасности. Это — предупреждение. Это — «берегись»!

Последние полтора года, начиная с 12 съезда, прошли, как известно, под знаком искусственного «полевения» власти (вне полевения страны). Кривая революции, фатально снижавшаяся, дала снова «взлет», подобно памятному «фруктидору» революционной Франции. Теперь, по-видимому, мы присутствуем при начале закономерной ликвидации этого позднего взлета. Идет новая волна здравого смысла, гонимая мощным дыханием необъятной крестьянской стихии.

Грузинское восстание дало внешний толчок для плодотворного анализа положения. Заставило задуматься способных думать. Симптоматично признание Сталина о крестьянской подоплеке этого восстания. «То же может случиться и по всему Союзу, если не примем мер». Значит, надо принимать меры. Значит, на очереди — реальные шаги, направленные к устранению опасности.

Есть еще признак ее наличия. По стране разнеслась эпидемия убийств «селькоров». Редко проходит день без соответствующей печальной телеграммы оттуда или отсюда. Было бы, конечно, рекордом наивности удовлетворяться по этому печальному поводу ультра-официальными версиями на тему «кулаки гадят», по примеру «англичанки» доброго старого времени. И советские верхи, судя по отзывам прессы, достаточно трезвы, чтобы уразуметь корень опасности. Налицо недовольство деревни. Оно должно было произойти и оно происходит на наших глазах.

Калинин очень хорошо отчитал неисправимого Ларина с его доктринерской и близорукой теорией «кулаков», очень уместно предупредил, «чтобы этим словом не играли, не шутили, чтобы не дразнили этим словом людей, которые ничего общего с кулаком не имеют». Шутки и впрямь плохи, когда партии с социалистической идеологией приходится строить государство «в отсталой, разоренной крестьянской стране с колоссальным преобладанием крестьянства, да еще в капиталистическом окружении» (Бухарин). Дело тут не в мифическом «кулаке», а, разумеется, в «мелком хозяйчике», т. е. в подавляющем большинстве крестьянства, а значит и в подавляющем большинстве населения России.

И вот, если в прошлом году сверху больше слышались самодовольные понукания «фруктидорского» стиля, то теперь официальные выступления вождей пестрят, напротив, настойчивыми «одергиваниями», разумными указаниями и советами. Рыков недавно счел даже полезным пролить ушат холодной воды на хилую баловницу недавней советской моды — кооперацию. Этот целебный ушат предсовнаркома может, пожалуй, стать своего рода экономической ласточкой, хотя и не делающей весны, но ее предвещающей.

Вдумываясь в нынешние грузинские и селькорские предупреждения по адресу власти, нельзя не прийти к выводу, что, согласно их значению и внутреннему смыслу, они несколько отличны от кронштадтского предупреждения 21 года, столь замечательно усвоенного Лениным. Тогда весь «гвоздь» был исключительно в экономике. Теперь такой безжалостной остроты экономического кризиса, какая наблюдалась в эпоху военного коммунизма, деревня не ощущает. Но зато теперь обострились проблемы управления. Крестьянам нужна не только рациональная экономика, но и доброкачественная политика. В деревне пробуждается самодеятельность, и советский местный аппарат часто стоит не на высоте предъявляемых к нему требований. Сталин откровенно разъяснил, что грузинское восстание было особенно интенсивно как раз в районах, наиболее густо усеянных коммунистами.

Эта сторона вопроса уже учтена правящими верхами. Очевидно, необходимо «оживить советы на местах». Чисто партийные советы не удовлетворяют своему назначению. Нужно решительно отграничить советский аппарат от партийного и, главное, расширить базу власти привлечением непартийных элементов в советские органы. Именно так и ставится вопрос Зиновьевым.

«Пришла пора, — заявляет он, — гораздо смелей, чем до сих пор, привлечь в советы беспартийных тружеников. Бояться этого могут только самые заскорузлые люди, не видящие тех процессов, которые происходят в нашей стране».

И неустанно повторяет в Ленинграде и в Москве, в печати и на митингах:

— Будем гораздо больше привлекать беспартийных крестьян и внимательно прислушиваться к их голосу… Еще и еще раз: оживить советы на местах во что бы то ни стало! Нельзя скрывать от себя того факта, что до сих пор задача эта разрешена не была…

Конечно, устами Зиновьева тут говорит весь Цека. Опасность замечена и, как видно, уже принимаются конкретные шаги к ее устранению. От их решительности и твердости многое будет зависеть. Железной воле Ленина удалось в свое время парализовать угрозу Кронштадта. Нет оснований не верить, что и теперь за словами власти последуют реальные дела. Слова без дел были бы не менее мертвы, нежели деревенские советы без непартийных крестьян.