Ирано-таджикская поэзия - Рудаки Абульхасан. Страница 72
РАССКАЗ
Такаш в беседе как-то не сдержался,
Рабам о некой тайне проболтался.
И тайна та, что в сердце береглась,
По всей округе за день разошлась.
И встал Такаш, и палача позвал он,
Казнить рабов несчастных приказал он.
Один вскричал, отчаяньем объят:
«Не убивай! Ведь сам ты виноват!
Сам разболтал ты, что хранил глубоко…
Открыв плотину, не сдержать потока.
Сам ты виновен, на тебе твой грех,-
Ты сделал тайну достояньем всех!»
Пусть страж хранит казны потайной дверцы,
Но тайну сам храни в твердыне сердца.
Молчи о тайном! А произнесешь -
Сам в руки разнотолков попадешь.
Ведь слово – див, в колодце заточенный;
Но власти нет над тайной изреченной.
Див этот вырваться на волю рад,
Но не заманишь ты его назад.
Ведь если злобный див с цепей сорвется,
Он в плен без высшей воли не вернется.
Ребенок Рахша выпустит. Но сам
Его едва ль стреножит и Рустам.
Коль тайна станет сплетен достоянье,
Отравишь ты свое существованье.
Есть назиданье – мудрости ключи:
Скажи, что знаешь твердо, иль молчи!
Честь береги, как светлую зеницу;
Ячмень посеяв, не пожнешь пшеницу.
Хорош завет брахмана одного:
«Честь каждого – зависит от него!»
Ни суета, ни многоговоренье
Тебе не завоюют уваженья.
Браня людей, привета не найдешь;
Сам знаешь: что посеял – то пожнешь!
Шаг соразмерь, узнав, долга ль дорога.
Ведь мера нам во всем дана от бога.
Коль будешь резок, ближних невзлюбя,
Все люди разбегутся от тебя.
Великий грех – насилье, угнетенье;
Но также грех – и робость униженья.
РАССКАЗ
Сын разболелся сильно у Азада -
Его любовь надежда и отрада.
Дервиш сказал: «На волю отпусти
Всех птиц, чтобы несчастье отвести».
Азад пошел – все клетки отворил он,
Дроздов, синиц на волю отпустил он.
Оставил соловья лишь одного
На пышной арке сада своего.
Встал поутру здоровым сын Азада,
Увидел соловья на арке сада.
«Соловушка! – окликнул он его.-
Ты в клетке из-за пенья своего!»
Мысль высказав, подашь ты к спору повод;
Утихнет спор, коль приведешь ты довод.
До времени молчание храни,
Как Саади в его былые дни.
Пусть тайна сердца вызреет в покое!
Ей вреден шум и сборище людское.
Ты о людских пороках не кричи,-
Сперва свои пороки изучи!
Не слушай лжи и клеветы обидной
И отвернись от наглости бесстыдной.
РАССКАЗ
Рассказывал мне старец,- век бы стал их
Я слушать, славных стариков бывалых:
«Однажды в Индии, в толпе людей,
Я встретил негра – тьмы ночной черней.
Нес девушку в руках тот негр громадный,
К ее устам прильнув губами жадно.
Ты не ошибся бы, его сравнив
С Иблисом; он уродлив был, как див.
Так девушку ту крепко обнимал он,
Что мнилось: словно тьма на день напал он.
Коня души не смог я осадить,-
Решил я девушку освободить.
Я негра но спине ударил палкой,
Крича: «Скотина! Раб! Невольник жалкий!»
И эту девушку,- я говорю,-
От мрака отделил я, как зарю.
Негр спасся бегством, туча улетела…
Но под вороною яйцо белело.
Едва бежал тот черный, тьмы темней,
Повисла дева на руке моей,
Кричала: «Ты, дорогой лжи идущий,
За благо мира правду продающий!
Пойми – я в негра влюблена того!
А ты, о подлый, палкой бил его!
Ты отнял у меня, когда сварилась
Та пища, по которой я томилась!»
Она вопила, всех смутив кругом,
Что, видно, нет сочувствия ни в ком.
И что она кричала, погляди ты,-
Что нет, мол, ей от старика защиты.
«Запретной части тела моего
Коснулся он! Держи, хватай его!»
И так она визжала, так кричала,
Так крепко за полу меня держала,
Что только разум ясный мне помог:
«Из оболочки вырвись, как чеснок!»
И убежал я, голый, бога славя,
Хитон в руках у женщины оставя.
И срок спустя, ее я повстречал:
«Ты узнаешь меня? – я ей сказал.-
Я дал зарок, сумев с тобой расстаться,
В дела чужие больше не вторгаться!»
О мудрый, делом занятый своим,
Будь чужд деяньям низменным, чужим.
И да минет лучей живого взора -
В толпе безумной – зрелище позора.
Крепись, о мудрый, за собой следи,
Молчи! Иль говори, как Саади!