Ирано-таджикская поэзия - Рудаки Абульхасан. Страница 76
РАССКАЗ
Два мужа меж собою враждовали,
Дай волю им – друг друга б разорвали.
Друг друга обходили стороной,
Да так, что стал им тесен круг земной.
И смерть на одного из них наслала
Свои войска: его твердыня пала.
Возликовал другой; решил потом
Гробницу вражью посетить тайком.
Вход в мавзолей замазан… Что печальней
Чем вид последний сей опочивальни…
Злорадно улыбаясь, подошел
Живой к могиле, надписи прочел.
Сказал: «Вот он – пятой судьбы раздавлен
Ну наконец я от него избавлен.
Я пережил его и рад вполне,
Умру – пускай не плачут обо мне.
И, наклонясь над дверцей гробовою,
Сорвал он доску дерзкою рукою.
Увидел череп в золотом венце,
Песок в орбитах глаз и на лице,
Увидел руки как в оковах плена
И тело под парчой – добычей тлена.
Гробницу, как владения свои,
Заполонив, кишели муравьи.
Стан, что могучим кипарисом мнился,
В трухлявую гнилушку превратился.
Распались кисти мощных рук его,
От прежнего не стало ничего.
И, к мертвому исполнясь состраданьем,
Живой -гробницу огласил рыданьем.
Раскаявшись, он мастера позвал
И на могильном камне начертал:
«Не радуйся Тому, что враг скончался,
И ты ведь не навечно жить остался».
Узнав об этом, живший близ мудрец
Молился: «О всевидящий творец!
Ты смилостивишься над грешным сим,
Коль даже враг его рыдал над ним!»
Мы все исчезнем – бренные созданья…
И злым сердцам не чуждо состраданье.
Будь милостив ко мне, Источник сил,
Увидя, что и враг меня простил!
Но горько знать, что свет зениц погаснет
И ночь могил вовеки не прояснет.
Я как-то землю кетменем копал
И тихий стон внезапно услыхал:
«Потише, друг, не рой с такою силой!
Здесь голова моя, лицо здесь было!»
*
Я, на ночлеге пробудившись рано,
Пошёл за бубенцами каравана.
В пустыне налетел самум, завыл,
Песком летящим солнце омрачил.
Там был старик, с ним дочка молодая,
Все время пыль со щек отца стирая,
Она сама измучилась вконец.
«О милая! – сказал старик отец.-
Ты погляди на эти тучи пыли,
Ты от нее укрыть меня не в силе!»
Когда уснем, навеки замолчав,
Как пыль, развеют бури наш состав.
Кто погоняет к темному обрыву,
Как вьючного верблюда, душу живу?
Коль смерть тебя с седла решила сбить,
Поводья не успеешь ухватить.
Глава десятая. ТАЙНАЯ МОЛИТВА И ОКОНЧАНИЕ КНИГИ
Подъемли длань в мольбе, о полный сил!
Не смогут рук поднять жильцы могил.
Давно ль сады плодами красовались,
Дохнула осень – без листвы остались.
Пустую руку простирай в нужде!
Не будешь ты без милости нигде.
И пусть ты в мире не нашел защиты,
Ты помни – двери милости открыты.
Пустая там наполнится рука,
Судьба в парчу оденет бедняка.
РАССКАЗ
В мечеть однажды пьяный ворвался
И пал перед михрабом, голося:
«Яви, о боже, надо мною чудо,
В небесный рай возьми меня отсюда!»
Схватил его за ворот муэдзин:
«Ты осквернил мечеть, собачий сын.
Взгляни, на что лицо твое похоже?
Не пустят в рай с такою гнусной рожей!»
Заплакал тут навзрыд хмельной буян:
«Не тронь меня, ходжа, пускай я пьян!
Ты милости творца понять не можешь,
Ты грешника надежд лишить не можешь!»
Я не молю прощенья, но открой
Врата раскаяния предо мной.
Мой грех велик в сравнении с прощеньем
И пристыжен твоим благоволеньем.
Старик, от слабости упавший с ног,
Без помощи подняться бы не смог.
Я старец ослабевший… О, внемли мне,
Дай руку и подняться помоги мне.
Я не хочу высокий сан нести,-
Ты слабость и грехи мои прости!
Пусть люди, что грехов моих не знают,
Меня в неведении прославляют.
Но ты – всевидящий, ни за какой
Завесою не скрыться пред тобой.
Пусть мир людской шумит и суетится,
Дай за твоей завесой мне укрыться.
Коль раб зазнался, возгордится он,
Но может быть владыкою прощен.
Коль ты прощаешь людям щедрой мерой,
Пройду легко свой путь, исполнен верой.
Но на Суде не надобно весов,
Коль будет Суд безжалостно суров.
Поддержишь – к цели я дойду, быть может,
А бросишь – то никто мне не поможет.
Кто сделает мне зло, коль ты мой щит?
Кто помощи твоей меня лишит?
В тот день, когда из праха я восстану,
Направо я или налево встану?
Как могут указать мне путь прямой,
Когда я в мире шел кривой стезей?
Не верю я, что сжалится Единый,
Увидя на Суде мои седины!
Не устыжусь его, как солнца дня,
Страшусь – не устыдился б он меня.