* * *
«Чей-то ребенок шел…»
Чей-то ребенок шел, покачиваясь на слабеньких ножках и
наклоняясь на каждом шагу за комочком грязи, как за цветком.
Он не понял, что я погладил его.
В его глазах было столько светлого удивления,
что после мне казалось, будто я погладил ромашку.
ДЖУЗЕППЕ УНГАРЕТТИ
Джузеппе Унгаретти(1888–1970). — Родился и вырос в Египте (отец будущего поэта работал на строительстве Суэцкого канала). В 1912–1914 гг. Унгаретти жил в Париже, где сблизился с Аполлинером, М. Жакобом, Пикассо. Во время первой мировой войны добровольцем вступил в итальянскую армию. В 1936–1942 гг. жил в Бразилии, возглавляя кафедру итальянской литературы в университете Сан-Паулу. Уже первая книга Унгаретти, «Погребенный порт» (1916), принадлежала перу зрелого мастера. Ее поэтика, как и поэтика вышедшей три года спустя «Радости кораблекрушений», была необычной для Италии. Ритмической единицей в стихах молодого поэта являлось слово, слово-образ. Частые продолжительные паузы подчеркивали значительность узловых слов, как бы обогащая их дополнительным содержанием и расширяя тем самым возможности аналогии в поэзии. Начиная со сборника «Чувство времени» (1933), стих Унгаретти становится традиционнее, пластичнее, напевнее. В годы гитлеровской оккупации Италии в творчестве поэта вновь, как некогда в «Радости кораблекрушений», решительно зазвучала антивоенная тема.
В 40-х годах издательство «Мондадори» начало публикацию полногособрания сочинений Унгаретти под общим заглавием «Жизнь человека». Основные книги, составившие «Жизнь человека»: «Радость», 1931; «Чувство времени», 1933; «Боль», 1947; «Обетованная земля», 1950.
Советскому читателю поэзия Унгаретти знакома по сборникам «Из итальянских поэтов» (М., 1958), «Итальянская лирика, XX век», «Ярость благородная. Антифашистская поэзия Европы» (М., 1970), а также по ряду журнальных публикаций.
ЛЕВАНТ
Перевод Евг. Солоновича
Дымный
след умирает
в далеком круге неба
Стук каблуков и в такт хлопки
и пронзительные звуки кларнета
и море пепельное
оно колышется нежное трепетное
как голубь
На корме сирийские эмигранты танцуют
В субботу вечером в это время
евреи
там на суше
уносят своих покойников
по улиткообразной воронке
переулков
освещенных
дрожащими
огнями
Невнятная вода
как шум на корме
который я слышу
в тени сна
АГОНИЯ
Перевод Э. Ананиашвили
Умереть как жаворонок
задохнувшись от жажды
перед миражем
Или как перепелка
перелетев через море
и опустившись в кустах
оттого что лететь
дальше нет охоты
Но только не жить
жалуясь и хныча
как слепой щегленок
ПАМЯТИ МУХАММЕДА ШЕАБА
Перевод Евг. Солоновича
Потомок
эмиров кочевников
покончил с собой
потому что лишился
Отчизны
Ему нравилась Франция
и он поменял имя
Он был Марселем
но не был французом
он давно не умел
жить
в родном шатре
где внимают напеву
Корана
смакуя кофе
И еще не умел
петь
песню
своего отчаянья
Мы проводили его вдвоем
я и хозяйка гостиницы
где мы жили
в Париже
в номере 5 на rue des Carmes
безликом идущем вниз переулке
Он покоится
на кладбище Иври
в пригороде где каждый день
напоминает
день
после закрытия
ярмарки
И может быть я единственный
знаю еще
что был такой человек
В ПОЛУСНЕ
Перевод Евг. Солоновича
Мне больно за изнасилованную ночь
Воздух точь-в-точь
как кружево
изрешеченный
винтовочными выстрелами
людей
забившихся в окопы
как улитки в свою скорлупу
Мне кажется
будто тысячи колоссов
тысячи задыхающихся
каменотесов
колотят
по булыжной мостовой
моих улиц
и я слышу их
не видя
в полусне
РЕКИ
Перевод Евг. Солоновича
Я держусь за этот перебитый ствол
забытый в этой рытвине
мрачной
словно цирк
до или после представления
и смотрю
на проплывающие
по луне облака
Сегодня поутру я улегся
в урну с водою
и как реликвия
покоился в ней
Струи Изонцо [158]
шлифовали меня
как собственный камень
Я поднял
свои жалкие кости
и пошел
как акробат
по воде
Я сел на корточки
рядом с моим грязным
от войны обмундированьем
и как бедуин
подставил спину солнцу
Это Изонцо
и здесь мне стало
очевидней что я
податливая частица
мирозданья
Я страдаю
когда не чувствую
внутреннего
равновесия
Но незримые
руки
отмывшие меня
мне дарят
редкое
счастье
Я вновь пережил
эпохи
моей жизни
Это Серкьо
из которого брали воду
быть может две тысячи лет кряду
мои деревенские предки
мой отец и моя мать
Это Нил
который видел
как я родился и рос
и пылал от неведения
на бескрайних равнинах
Это Сена
чья мутность
все перемешала во мне
и я познал себя
Вот они мои реки
увиденные в Изонцо
Вот она моя ностальгия
что светится
в их глубине
сейчас когда наступает ночь
и жизнь моя кажется мне
соцветием
теней