Стихотворения и поэмы - Андреев Даниил Леонидович. Страница 40

Но если ты провидишь в скорости

Блиндаж, стволы «катюш», окопы,

Геройский марш в полях Европы

До Bradenburger Tor [3]– забудь:

В другом, вам незнакомом хворосте

Уже затлелся угль поэмы,

И губы строф железно немы

Для песен, петых кем-нибудь.

За небывалой песней следую

По бранным рытвинам эпохи.

Воронки… Мрак… Вверху – сполохи

Да туч багровых бахрома,

Но вещим ямбом не поведаю

О зримом, ясном, общем, явном,

Лишь о прозреньи своенравном

Превыше сердца и ума.

Зачаток правды есть и в на́долбах,

Упорным лбом шоссе блюдущих,

В упрямстве танков, в бой бредущих,

В бесстрашной прыти муравья,

Но никогда не мог я надолго

Замкнуться в этой правде дробной:

Манил туман меня загробный

И космос инобытия.

Немного тех, кто явь военную

Вот так воспринял, видел, понял;

Как в тучах ржут Петровы кони,

Не слышал, может быть, никто;

Но сладко новую вселенную

Прозреть у фронтового края,

И если был один вчера я, —

Теперь нас десять, завтра – сто.

А ночь у входа в город гибели

Нас караулила. Все туже

Январская дымилась стужа

Над Выборгскою стороной…

Нет никого. Лишь зданья вздыбили

Остатки стен, как сгустки туши —

Свои тоскующие души,

Столетий каменный отстой.

Как я любил их! Гений зодчества,

Паривший некогда над Римом,

Дарил штрихом неповторимым,

Необщим – каждое из них;

Лишь дух роднил их всех, как отчество

Объединяет членов рода;

Так пестроту глаголов ода

Объединяет в мерный стих.

Все излученья человеческих

Сердец, здесь бившихся когда-то,

Их страсть, борьба, мечты, утраты,

Восторг удач и боль обид

Слились в единый сплав для вечности

С идеей зодчего: с фронтоном,

С резьбой чугунной по балконам,

С величием кариатид.

И вот теперь, покрыты струпьями

Неисцелимого распада,

Огнем разверзшегося ада

До самых крыш опалены,

Они казались – нет, не трупами —

Их плоть разбита, лик разрушен —

Развоплощаемые души

На нас взирали с вышины.

Как будто горькой, горькой мудростью,

Нам непонятным, страшным знаньем

Обогатила эти зданья

Разрушившая их война,

И, Господи! какою скудостью

Нам показались беды наши,

Что пили мы из полной чаши

И все ж не выпили до дна!

Утих сам голод. Одичание

Усталых воль, сознаний, тела

Забылось. Родина смотрела

На каждого из нас. По льду

Мы шли без слов, без слез, в молчании,

Как входят дети друг за другом

К отцу, что, истомлен недугом,

Встречает смерть в ночном бреду.

А там, за выбитыми окнами,

За кусковатою фанерой,

Без дров, без пищи, в стуже серой

Чуть теплились едва-едва

И полумертвыми волокнами

Еще влачились жизни, жизни,

Все до конца отдав отчизне

И не дождавшись торжества.

Героика ль? самоотдача ли?

О, нет. Насколько проще, суше

И обыденней гибнут души

В годину русских бед и смут!

Но то, что неприметно начали

Они своею жертвой строгой,

Быть может, смертною дорогой

Они до рая донесут.

Вдруг – среди зданий, темных до́черна,

Звено я различил пустое,

Даль, берега, мостов устои

И дремлющие крейсера,

И под соборным стройным очерком

Неву в покрове смутно-сером, —

Мать стольким грезам и химерам,

Подругу вечную Петра.

Подругу, музу, крест и заповедь

Великого державотворца,

Чье богатырское упорство

Гнало Россию в ширь морей,

Спаявшего мечту о Западе

С мечтою о победных рострах,

О сходбищах вселенной, пестрых

От флагов, вымпелов и рей.

Столица!.. Ледяной и пламенной,

Туманной, бурной, грозной, шумной,

Ее ковал ковач безумный,

Безжалостный, как острие;

Здесь, во дворцах, в ковчегах каменных

Душа народа пребывала,

Душа страны запировала

В безбрежных празднествах ее.