Стихотворения и поэмы - Андреев Даниил Леонидович. Страница 41
42
Слились в твореньи императора,
В тяжелом, кованом обличьи
Гордыня, дерзость, гнев, величье,
И жадность к жизни, и мечта,
И, точно лава бьет из кратера,
Она рванулась в путь кровавый,
Новорожденною державой,
Триумфом бранным залита.
43
И был в творце ее – гром чуждого,
К нам низвергавшегося мира,
Как будто эхо битв и пира
Богов на высях бытия…
Кто безотчетно не предчувствовал
В его шагах, чертах, фигуре
Вместилище нездешней бури,
Нечеловеческого «я»?
44
Кто б ни был ты, мой спутник временный
По этим грубым, плотным ямбам!
Поверь: непрочным, зыбким дамбам
Подобны глыбы этих строф:
Пять-шесть страниц – и обесцененный
Мир логики и правил мнимых
Затопит шквал непримиримых,
Друг с другом бьющихся миров.
45
Пучина иррационального
Уж бьет в сторожевые камни,
Ночную душу жжет тоска мне
Перед грядущим. Ткань стиха
Дрожит, звенит от шторма дальнего,
Как холст ветрил – от напряженья;
Уста в пыланьи, мысль в круженьи
И как песок гортань суха.
46
Трудам и славе человеческой
Пусть дифирамб творят другие:
Не ту я слышал литургию
В раскатах битвы мировой…
Поэма бури! Стань ответчицей
Всем, кто почуял слухом сердца
Глагол и шаг Народодержца
Сквозь этот хаос, гул и вой!
47
А в час, когда немеешь замертво
У потрясающего спуска,
В закономерностях искусства
Опору мыслям укажи;
От непроглядных волн беспамятства
Обереги свечу сознанья;
К простым домам, проспектам, зданьям
Повествованье привяжи!
48
Напомни, как шаги усталые
Тонули в пухнувших сугробах;
Как глухо в каменных утробах
Жизнь полумертвая спала;
Как за кромешными кварталами
Мелькнул трамвай – пять слабых точек,
И робкий синий огонечек
Глубь жадных улиц пожрала.
49
И вот, над городскими волнами
Плывя, подобно черным рострам,
Угрюмый замок шпилем острым
Предстал, темнея сквозь сады;
Прямые, жесткие, безмолвные,
На стенах цвета жухлой крови
Чеканились еще суровей
Трофеев черные ряды.
50
Не здесь ли роковое зарево
Для всех веков над Русью встало?
Взмах смертоносного металла
Был точен в пальцах Эвменид,
И в пышной спальне государевой
В ночь на двенадцатое марта
Царю в лицо метнулась карта
Со списком вин, злодейств, обид.
51
В ту полночь, в оттепель, в ненастие,
Кружилось карканье над парком,
И виделось бессонным Паркам
Над неумолчной прялкой: вот
Ложится древний грех династии
С отца на сына – в роды, роды,
Пока его сам дух народа
В день казни царской не возьмет.
52
В день казни царской?.. Но по-прежнему
У замка, где скончался Павел,
Уздою бронзовою правил
Колосс на пасмурном коне:
Открыт дождям и ветру снежному, —
Не Медный Всадник той поэмы,
Что с детских лет лелеем все мы,
Но тот же царь, с жезлом, в броне.
53
Я помнил надпись – «Правнук – Прадеду»,
И лик, беззвучно говорящий
России прошлой, настоящей
И сонму мчащихся эпох:
«Где новый враг? Его попрать иду
Всей правдой моего Закона.
Мой стольный город – вот икона!
Держава русская – вот бог!»
54
Да: вихрем творческим охваченный,
Он сам не знал, какая сила
В нем безвозвратно угасила
Светильник тусклой старины,
И что за дух, к чему назначенный,
Им движет, как царем, пророком,
Строителем, всевластным роком
И гением его страны.
55
Не тот ли властный дух, что кроется
Чуть слышно в каждом русском сердце,
Кем были тверды староверцы
И славны древние князья, —
До всех времен рожденный Троицей
Бессмертный Ангел сверхнарода,
Его бессмертная природа,
Его возвышенное Я?
56
Из рода в род в чреде Романовых
Ваял из плоти поколений
Он вестника своих велений,
Орудье верное свое,
Того, Кто призван строить наново
Его вместилище и форму,
Кто бодро, подвигом упорным
Пересоздаст все бытие.