Зеркало зла - Булычев Кир. Страница 106
Когда же стемнело, она рискнула, вышла во двор, чтобы посмотреть, нельзя ли подойти к солдатам и уговорить или подкупить их, чтобы они дозволили перекинуться словом с Алексом. Для подкупа у нее было несколько рубинов, которые ей дал с собой дядя.
Но подойти к тюрьме оказалось невозможно. На плацу рядом с тюрьмой при свете фонарей и факелов кипела работа: возводили помост и к двум столбам сверху приколачивали могучий поперечный брус. Дороти поняла, что сооружают виселицу…
Она не смогла там оставаться и побежала к себе.
Она спряталась в комнате и, пока не заснула, строила планы: то мысленно мчалась по горам навстречу дяде, чтобы он прислал отважных воинов, которые в последний момент спасут приговоренных, то сама с пистолетом в руке всходила на помост, чтобы освободить возлюбленного. Но, конечно, ничего она не придумала.
Дороти заснула лишь под утро и неожиданно для себя проспала все на свете. Госпоже, поднявшейся раньше, пришлось идти к двери горничной, стучать и требовать, чтобы та встала наконец и помогла Регине совершить туалет – начинался большой день. День казни. День решений. День победы Регины над правдой. Правда не именовалась правдой в ее устах, для нее было другое слово: предательство.
– А когда… когда это будет? – спросила Дороти, причесывая госпожу.
– К закату полковник обещал со всем управиться, – радостно сказала птица. И Дороти поняла, что это такое – необратимое желание задушить человека.
Как? Что сделать, чтобы спасти Алекса? Ведь даже если дядя прибудет сюда через неделю или через три дня, все равно будет поздно. Не исключено, что после смерти офицеров с «Глории» полковник выполнит свою угрозу и Дороти последует за Алексом.
– Тебе его жалко? – спросила Регина. Теперь Дороти была убеждена, что госпожа нарочно дразнит ее, ибо ей доставляют радость страдания Дороти.
– Да, мне его очень жалко, – сказала Дороти. – Я отдала бы все мои драгоценности, чтобы спасти их…
– У тебя есть драгоценности? Откуда? Ты же нищенка! – Регина насторожилась. Зря ты, Дороти, так легкомысленно заговорила с хозяйкой. Она же насторожена, как птица.
– У меня их немного…
– Вранье! Ты была голой на корабле. А потом у тебя появилось серебряное зеркало, я видела его…
– Это не зеркало… оно не отражает.
– Знаю, – ответила Регина. – Иначе бы я его у тебя отобрала. Тебе не положено иметь такое зеркало. Но я тебе должна сказать, что, когда полковник отрубит тебе голову, мне все равно достанутся и твое зеркало, и твои рубины, которые ты так неосторожно зашила в дно своей шанской сумки.
И Регина счастливо засмеялась.
– Кстати, – сказала она, насладившись растерянностью Дороти, – там уже нет никаких рубинов, потому что тебе не положено иметь рубины!
Регина поднялась, отобрала гребень у обомлевшей Дороти и сказала, отступая в угол комнаты:
– А теперь уходи отсюда. И предупреждаю, что у меня есть пистолет.
– Куда уходить?
– На улицу! Иди полюбуйся, как будут вешать твоих дружков. – Хозяйка была нарочито груба, она хотела вывести Дороти из себя.
«Не поддавайся, она нарочно, – уговаривала себя Дороти, – она хочет, чтобы я сорвалась…»
– Уходи! – визгливо повторила Регина.
Дороти покинула комнату и, не чуя под собой ног, выбежала на зеленый газон перед домом фактора.
Здесь стена близко подходила к строениям, дальше начинался плац, где уже была сооружена виселица. Дороти показалась страшной ее завершенность. Как накрытый стол, она была готова к приему гостей и сделана аккуратно, на совесть, видно, человек, отвечавший за ее изготовление, был аккуратистом и знатоком своего дела. Веревки с петлями на концах, которые свисали с перекладины, были одинаковы по длине и замерли, ожидая, кого бы стиснуть в своих объятиях. Под петлями на равном расстоянии один от другого стояло пять ящиков. Их вышибут из-под ног казненных. Ящики тоже были одинаковыми и стояли в ровную линию.
Дороти зачарованно смотрела на виселицу. В совершенстве этой виселицы ей виделся весь мир, окружающий ее с момента отплытия из Англии. Его жестокость была освящена аккуратностью, и сегодня эта власть, эта аккуратность будет расправляться с теми людьми, которые допустили сбой машины, нарушили далеко идущие планы лондонских стратегов и рангунского исполнителя, мистера Джулиана Уиттли.
К виселице подходили зеваки, некоторые даже поднимались на помост и трогали ящики, один офицер забрался на ящик и хотел сунуть голову в петлю, сержант, который стерег виселицу, уговаривал его уйти.
– Уходите, уходите! – проскрипел полковник Блекберри, незаметно вышедший на плац. – Если не хотите повиснуть там за компанию.
Полковник Блекберри с каждым днем забирал все большую власть на фактории. Дороти даже подумала, что зря Регина и мистер Джулиан сделали его своим доверенным союзником. Не сегодня-завтра полковник воспользуется своими познаниями, чтобы оттеснить и погубить сегодняшних друзей.
И тут полковник увидел Дороти.
«Господи, опять начинается на меня охота…»
– Так, подсматриваешь? – Блекберри при виде Дороти терял рассудок. – Нет твоего защитника! Уехал мистер Пимпкин на «Дредноут». А ну, иди со мной!
Полковник схватил Дороти за плечо. Она попыталась сбросить его руку. Вокруг были враги! Кто-то в толпе окруживших виселицу зевак громко засмеялся – то ли над усердием полковника, то ли над страхом Дороти, которого она не в силах была скрыть.
– Ты пойдешь в тюрьму! – кричал полковник. – И я тебя вздерну вместе с ними! Или ты хочешь, чтобы тебя сожгли как ведьму?
– Но нельзя же так! За что вы меня преследуете?
Если Дороти надеялась вызвать жалость у зрителей, она ошиблась – клерки и прочая мелкая сошка фактории встретили эти слова взрывом веселья. Видно, виселица как-то изменила настроение законопослушных британцев и превратила их в древних римлян, поворачивающих большой палец вниз в знаменитом жесте времен гладиаторских боев: «Добей поверженного!»
Дороти отбивалась как могла, но победить этого жилистого озверевшего мужчину она была не в состоянии.
Полковник тянул свою жертву на газон, к дорожке, которая вела к подслеповатому зданию тюрьмы. Дороти рванулась из последних сил, и полковник отпустил ее – так неожиданно, что Дороти упала.