Асмодей (СИ) - "Dragoste". Страница 23

Не говоря ни слова, демоница ухватила ее за волосы, да так и потащила через все подземелье Асмодея. Перед глазами несчастной в одно мгновение предстали тысячи искаженных адской мукой девушек, которых точно так же истязали после возвращения из покоев повелителя. У Авроры так дыхание от страха и перехватило.

– Забыла о том, что в твои обязанности входит, тварь? – прошипела демоница, привязывая ее к раскаленным плитам. Кожа рабыни тут же запузырилась, наполнив камеру тошнотворным запахом. – Надоело пол мыть, так в господскую кровать тебя потянуло?

– Я не… – взмолилась Аврора, но договорить Дэлеб ей не позволила, кляпом рот затыкая.

– Разумеется! – шипела она, – вы все так говорите! – как говорится, отчаявшаяся женщина в своей ревности способна на многое, а отчаявшаяся демоница и подавно. Только вот злость последней происходила от безысходности: если прочих грешниц могла Дэлеб в развлекательные дома или в пустоту отправить, после того, как хозяин их попользовал, то с чистыми душами дела иначе обстояли. Небывалой роскошью они были для этих мест, а потому решения об их судьбе только Владыка и мог принять. Это-то и выводило демоницу из себя, вот и терзала она бедняжку с тройным рвением, всю злобу вымещая. А в довершение всего еще и псов преисподней натравила, да так, что ее едва на части не растерзали.

Не сразу Аврора от такой боли в себя пришла, а когда пришла, ужаснулась от увиденного, будто не человеческое создание из зеркала на нее смотрело, а кусок мяса второй свежести. Обычно в таких случаях им масло чудодейственное давали, что как по волшебству раны исцеляло, дабы несчастные глаз хозяйских гостей внешним видом радовали, а ей вместо этого еще и плетей всыпали. Даже отлежаться не дали, сразу на службу вытащили. Вот и глотала она втихомолку слезы, исподтишка поглядывая на двери повелителя, будто рассчитывала, что вступится он за нее.

Одна лишь мысль в голове у Авроры засела: коль любит так Дэлеб своего Владыку, отчего прямиком не скажет. Не понимала девушка, какой такой завет демонам вместе быть запрещает, коль на то их воля. За все время ни разу она не видела, чтобы в опочивальню к Асмодею демоницы вход имели, лишь души грешные, а причину того понять не могла.

Когда Владыка все же решил свои покои покинуть, Аврора склонилась пред ним в таком низком поклоне, в каком позволяла искалеченная, все еще покрытая волдырями, спина. Только вот глаза не потупила, на него с немым укором глядя. Будто говоря ему: мол, посмотрите, что со мной сделали, а я повинна лишь в том, что волю Вашу выполняла.

Посмотрел Асмодей, да только ничего не сделал. А какой реакции она, собственно, ждала от столь древнего зла? Неужели и впрямь считала, что он ужаснется, да к ней на помощь кинется, повязки на раны накладывая. Обидно стало до слез, только не понимала Аврора от чего больше: от равнодушия демона, от отсутствия справедливости или от боли, до сих пор ее терзавшей.

– Дэлеб, – уже у самого выхода произнес он, – не усердствуй так! Страдания хоть душу и укрепляют, только она еще и товарный вид иметь должна!

Демоница бросила на Аврору разгневанный взгляд, такой обжигающей, что несчастную передернуло, ибо поняла она, что дальше только хуже будет. В словах Асмодея звучал лишь холодный расчет, только, видимо, надзирательница их по-своему истолковала. Так что рабыне вместо передышки пришлось новую порцию истязаний вынести, даже Ала́стор, не знающий ни жалости, ни сопереживания, попытался было унять гнев разбушевавшейся Железной девы, чем только раззадорил последнюю.

Тогда-то для Авроры преисподняя истинным адом и стала, ибо не знала ее душа до этого подобной муки, а Асмодей, как назло, все реже в своей резиденции стал появляться. Как говорили, Люцифер его на Землю отправил, чтобы дела наладить, так что в тирании своей Дэлеб и вовсе за границы вышла.

Каждый день Аврора жалела, что перед отъездом Владыки не осмелилась попросить его сдать душу ее грешную на хранение в темницу к Лоа, до востребования, как говорится. Слышала она, что так многие демоны поступают, уезжая по служебным нуждам. Вот и терзалась несчастная, вместе с сотней душ, с трепетом ожидая возвращения Повелителя. С ним Дэлеб хоть видимость покорности на лице изобразит, да нрав свой крутой поумерит.

А дни все шли. Уже година минула, а Асмодей как в воду канул, да и вести с поверхности приходить все реже стали. Злые языки поговаривать даже стали, что, мол, сгинул демон блуда на бескрайних земных просторах. Видимо по глупости своей в лапы архангелов попался. Тут-то Аврора забеспокоилась не на шутку. Ведь если не вернется Владыка, кто его место займет? А вдруг Ала́стор, или того хуже – Дэлеб. Эта уж точно Аврору в пустоту отправит, а перед этим всю душу вытрясет.

Да и сама того не желая, прикипела как-то девушка к демонюке, хоть благодарности и доброго слова она от него не знала, так хоть не мучил ее, подобно прочим. И то хорошо. В аду, как говорится, отсутствие истязаний – уже забота. Вот и ждала она его, надежду не теряя, да на врата поглядывая. Всё надеялась пронзительный крик Нифелима услышать, который на крыльях ночи своего хозяина невредимым принесет. Узнали бы силы небесные то, о чем помышляет чистая душа, повторно бы ее на костер отправили. Это ж надо такое удумать!

Так и жила Аврора в страхе и муках, надежд своих не оставляя. И не могли их выжечь из нее ни огненная плеть Дэлеб, ни холодный хлыст Ала́стора. А девушка не сдавалась: противостояла всем и каждому, ибо против всеобщего убеждения, а точнее по милости Лионеля Демаре́, до врат ада ее сопровождавшего, позволил ведьмак девушке с собой в преисподнюю надежду прихватить, а потому, назло прочим, и креп ее дух день ото дня, не желая безысходности и страху покоряться.

Комментарий к Глава II

* Эвтерпа – греческой мифологии одна из девяти муз, муза лирической поэзии и музыки.

========== Глава III ==========

Ночь, еще до падения с небес, была для Асмодея любимым временем суток. Было в ней что-то манящее, загадочное и поистине завораживающее. Своей черной мантией она укрывала призраков минувшего дня, сея на небосводе тысячи светящихся кристаллов и пожиная их холодный свет, проникающий в сердца всех, кто осмеливался поднять глаза на эту мистическую картину. В это время настоящей царицей на ночном небе была Луна. Подобно высшим силам, она взирала на мир с недосягаемой высоты, становясь молчаливой свидетельницей и соучастницей происходящих там событий.

Еще тогда, будучи серафимом у божественного престола, Асмодей понял, что истинная жизнь начинается с заходом солнца, ибо только тогда в людях пробуждались потаенные желания и страсти, стремления и возможности, которые тщательно скрывались при свете дневного светила. Однако ночь была двулика и коварна. Она диктовала всем свои законы, окутывая поднебесную своей магией, становясь сводницей и разлучницей, началом и концом, надеждой и погибелью, жизнью и смертью. Она одновременно была загадкой и хранительницей правды, в то время как день источал лишь смрад лицемерия и лжи.

По убеждению демона, в мире смертных тьма предназначалась для интриг, свободы и мечтаний. Она сбрасывала маски ложной добродетели, открывая истинные лица – здесь было чем залюбоваться: на несколько часов величественные монархи превращались в обычных людей, добродетельные барышни с головой бросались в пучину порока, а богобоязненные монахи утопали в хмельном океане вина, считая, что ночь надежно скроет их лицемерие от посторонних глаз. Но какой бы темной она ни была, ни одно деяние не могло остаться незамеченным теми, кто властвовал над этой первородной силой. На невидимом пергаменте они записывали все людские грехи, определяя их дальнейшую судьбу. Так было испокон веков, и ничто не могло изменить сей уклад.

Однако если на Земле ночь была временем порока, то для обитателей Ада она превращалась в постоянную борьбу за выживание. Даже черти старались к заходу Венеры добраться до своих убежищ, страшась силы, сокрытой во мраке. И лишь те, кому волею Люцифера, была дарована возможность покорять небеса, могли по достоинству оценить открывающееся взгляду зрелище.