Смерть волкам (СИ) - Чеблакова Анна. Страница 22

— Со мной вчера разговаривал староста. Похоже, это единственный выход, Ригтирн. Через три недели полнолуние. Девочку придётся отправить в ликантрозорий.

Лицо Ригтирна оставалось непроницаемым, но в его зелёных глазах, когда он взглянул на соседа, промелькнул такой гнев, что мужчина почувствовал мгновенный промельк страха — а ведь он был ветеран войны, и испугать его было не так-то просто.

— Я никогда этого не сделаю, — ответил он сквозь зубы.

Гвеледил вздохнул.

— Если ты не сделаешь это сам, это сделают за тебя. Властям уже известно, что в Хорсине находится оборотень, и вот что я тебе скажу, Ригтирн: жители не хотят, чтобы в следующее полнолуние была новая жертва. А может, и несколько жертв. Тебя вынудят отдать Веглао в ликантрозорий. Это твой гражданский долг.

— Не говори мне о гражданском долге! — выкрикнул Ригтирн. Жилы на его шее напряглись, лицо вспыхнуло от ярости. — Не смей, слышишь? Я никогда не отправлю её туда, понял ты или нет?

— Мне тоже её жалко, Ригтирн! Но пойми ты, твоей сестрички больше нет, она убита оборотнем! То существо, которое сейчас живёт в твоём доме, — это уже не она, это зверь, принявший её обличье…

— Не смей так говорить!

— Ригтирн, у тебя есть три недели до полнолуния, чтобы отправить её в ликантрозорий. До него отсюда одиннадцать дней пути. Там ей, возможно, хоть немного помогут…

— Ей там не помогут. Ей теперь уже нигде не помогут.

— Тогда её надо изолировать от общества. Она опасна, Ригтирн! Она чуть не убила тебя неделю назад!

— И плевать! — выкрикнул Ригтирн. Он вскочил на ноги и отшвырнул свой табурет ударом ноги. Тот с грохотом упал на пол. — Она — моя младшая сестра, единственная, кто у меня осталась!

Гвеледил поднялся на ноги, держась за столешницу, и успокаивающе приподнял ладонь:

— Хорошо. Так и скажешь старосте. Сам к нему придёшь?

— Приду. Вряд ли он осмелится заявиться ко мне, раз уж моя сестрёнка так сильно его пугает.

Гвеледил перевёл взгляд на нетронутый чай и, вздохнув, сказал:

— Я не буду пить. Спасибо.

С этими словами он вышел. Ригтирн плотно закрыл за ним дверь и, переведя дыхание, направился в гостиную.

Веглао сидела на диване и пришивала пуговицу к платью. Когда Ригтирн зашёл, она, впрочем, уже ничего не делала. Её руки, одна из которых сжимала платье, вторая держала иголку, лежали на коленях, голова была опущена. При первом взгляд на неё Ригтирн понял: она слышала всё.

— Я думал, ты наверху, — сказал он. Девочка помотала головой, не поднимая лица. Ригтирн подошёл к ней и сел рядом, положив руку ей на плечо:

— Солнышко, посмотри на меня.

Веглао снова замотала головой, из её горла вырвался жутковатый звук — нечто среднее между обиженным всхлипом и яростным рычанием.

— Почему они так со мной? — воскликнула она. — Ведь не каждую же ночь я превращаюсь! Я опасна только в полнолуние! А в остальные дни я обычный человек! Я не превращу их в оборотней, только выйдя из дома! Ой!

Она отдёрнула руку и приподняла её, выставив указательный палец. На подушечке, в которую вонзилась иголка, выступила капелька крови, яркой, как брусника. Веглао тут же сунула палец в рот, и вкус крови неожиданно показался ей приятным, даже сладковатым. От этого ощущения она вздрогнула. Ригтирн, всё ещё державший руку у неё на плече, почувствовал эту дрожь, но не обратил на неё внимания. А Веглао вдруг пришла в голову дикая мысль: может, и вправду стоило послушаться Тальнара и уйти с ним? Может, там, в стае Кривого Когтя, где все вокруг оборотни, и есть её настоящее место?.. Глупая мысль, ненужная и безрассудная. Её место здесь, рядом с её братом, а Кривой Коготь — изверг и убийца, которого давно надо было казнить. Никогда не пойдёт она в его стаю. Никогда.

Пока всё это происходило, в стане оборотней день шёл своим чередом — оборотни охотились или отдыхали, несколько из них готовились разводить костёр. Тальнар как раз нёс вязанку хвороста к костру, когда внезапно подошедший телохранитель Когтя, рябой детина по прозвищу Мокроус, сбил его с ног. Оглушённый ударом, Тальнар даже не вскрикнул, когда оборотень пнул его в бок, а потом резко схватил за плечо и поволок в палатку Кривого Когтя. Увидев, куда его тащат, Тальнар в приступе ужаса попытался вырваться, но тут Мокроус встряхнул его и, склонив к нему своё рябое лицо, рыкнул:

— Потише, а то я сам тебя пришибу, не дожидаясь вожака!

Значит, у Кривого Когтя есть какие-то претензии к нему. Час от часу не легче. Пока Тальнар испуганно размышлял, что он такое натворил, Мокроус втащил его в шатёр и толкнул на пол.

— Так, — послышался голос Кривого Когтя. Тальнар поднял голову и встретился глазами с вожаком. Кривой Коготь сидел на расстеленном одеяле из рысьей шкуры, скрестив ноги и облокотившись на фанерный ящик. В одной руке он держал глиняную миску, из которой потягивал горячее молоко с жиром — питьё, которое специально для него и других избранных готовили в прохладные дни. — Пора тебе кое-что вспомнить.

— Что вспомнить? — непонимающе переспросил Тальнар. Кривой Коготь приподнял брови, и его бледные глаза блеснули:

— Такое не забывается. Первое полнолуние. Твоё дело в Хорсине.

Он смотрел Тальнару прямо в глаза. Этот взгляд был ещё одним его средством выпытывать чужие секреты наряду с пудовыми кулаками. Мало кто мог выдержать этот взгляд, и Тальнар тоже не мог. Он почувствовал себя так, словно под его рубашку заползло несколько холодных червей. Кривой Коготь посмотрел на Мокроуса и коротко приказал ему:

— Приведи Щена.

Мокроус кивнул и скрылся. Тальнару стало ещё тревожнее. Если речь идёт о Хорсине, при чём тут Щен? Кривой Коготь словно бы прочитал его мысли. Он перевёл взгляд на Тальнара и сказал ему ровным, почти что дружелюбным голосом:

— Тебе правда лучше бы хорошенько всё вспомнить.

— Я не понимаю, о чём вы говорите, — сказал Тальнар. — Я ведь уже всё рассказал. Я укусил только одного человека, и он умер, а больше…

— Заткнись, — всё так же спокойно велел Кривой Коготь. Лучше бы он его ударил. Вроде бы обыкновенное слово, хоть и грубое, да и сказано тем же почти дружелюбным голосом, но оскорбляет похуже пощёчины. Тальнар почувствовал, как его лицо заливается краской. Неизвестно, что бы случилось потом — может, он бы вскочил и бросился на вожака, закатил бы ему оплеуху, вцепился зубами в горло, выместил на нём бессильную ярость, попытался отомстить за всё и был бы отправлен на мучительную смерть — если бы у него хватило смелости. Но этого не случилось, потому что как раз в этот момент Мокроус привёл Щена.

Тальнар обернулся и посмотрел на старого оборотня, который два месяца назад подкараулил его возле Хлебного моста. Щен, наверное, уже успел забыть об этом — как уже успел убедиться Тальнар, память у него была такой же хреновой, как и умственные способности. Мутный взгляд Щена безразлично блуждал по всему шатру, под носом поблёскивали сопли, тощие обвислые губы вяло пожёвывали чернику, которую он набрал в горсть.

— Здравствуй, мой вождь, — проговорил он, тупо глядя на Кривого Когтя. Тот посмотрел на него взглядом, который с большой натяжкой можно было назвать участливым.

— Здравствуй, Щен. Не бойся, проходи.

— Я и не боюсь, — вяло отозвался Щен. Что правда, то правда, подумал Тальнар — бояться чего-то могут только нормальные люди. Щен проковылял поближе к вожаку и уселся рядом с ним на рысью шкуру, скрестив ноги. Шляпу он снял и положил рядом с собой, а потом, не глядя ни на кого, продолжил ковыряться в своей чернике скрюченными пальцами. Кривой Коготь перевёл свой тяжёлый взгляд с него на Тальнара.

— Тебе противно на него глядеть, так? Нечего так смотреть на меня. Какой же ты трус, глаза у тебя, как у зайца. Ты гляди на него, на нашего Щена, да гляди получше. Знаешь, из-за чего он таким стал? Когда он был молодым, твой отец раскроил ему башку своим ружьём. Он, наверное, хотел его убить — а может, просто хотел развязать ему язык. Но Щен не умер. Он только свихнулся. Я думаю, тогда твой папаша выпустил какую-то часть его мозгов на пол, а то бы Щен был нормальным, как ты или я.