Смерть волкам (СИ) - Чеблакова Анна. Страница 80

Кривой Коготь перехватил пистолет, держал его теперь за ствол. Он размахнулся — медленно, не спеша. Комендант наблюдал за этим безучастно, истошно визжавший внутренний голос становился всё тише и тише.

Рукоятью пистолета — красивой, инкрустированной перламутром — Коготь ударил его по голове. Из распахнувшегося в почти беззвучном крике рта потекла кровь. Оборотень бил его с таким расчётом, чтобы жертва не теряла сознания, пока не умрёт.

Раз — рукоять пистолета потемнела и влажно заблестела. Два — хрустнула кость. Три — струя крови хлестнула на карту Бернии… Всё закружилось перед глазами коменданта, и последняя мысль, которая пронеслась в его умирающем мозгу, была мысль о Тарлиди.

В это время она стояла, вжавшись в стену и оцепенев от ужаса. Впервые за всё то время, пока она была здесь, стрельба и предсмертные вопли неслись не из Колодца, и даже не из двора, где изредка расстреливали неудачливых беглецов, а из самого здания ликантрозория, которого Тарлиди никогда не видела и которое поэтому казалось ей незыблемым и надёжным.

Тарлиди была здесь не одна — до коридора, ведущего к Колодцу, добежали четырнадцать молодых охранников, не вступивших в битву на баррикаде. Они тяжело дышали, всхлипывали, матерились сквозь зубы, а один из них, отбросив страх перед потомками тех, кого полвека назад бросали в монастырские тюрьмы, торопливо зашептал кабрианскую молитву. Никто не разговаривал друг с другом. Люди затравленно переглядывались, лица их были бледны и искажены страхом до неузнаваемости.

— Надо было остаться там, — сказал кто-то усталым, сдавленным голосом. — Надо было драться. Может быть, тогда бы всё обошлось.

— Не обошлось бы, — ответили ему. — Ты видел этих гадов?

— Они скоро будут здесь, что нам делать, что делать?..

Тарлиди зажмурила незрячие глаза. Её колени подкосились. Чуть не падая, она проскользнула по стене до конца коридора и завернула за угол. Там она и осталась стоять, распластавшись по стене и едва сдерживая панику. Она слышала, как охранники переговариваются, как они передёргивают затворы ружей. Она думала о своём дяде, и с отчаянием понимала, что его уже, наверное, нет в живых. Потом ей в голову пришла неожиданная мысль — и ей показалось, что она знает, кто виноват во всём этом ужасе.

«Это она, — подумала Тарлиди с замиранием сердца. — Это всё она. Я выпустила её, и она привела… их…»

Затем оборотни ворвались в подвал, и на этом всё было кончено. Оставшиеся охранники ещё пытались сопротивляться со всей яростью и мужеством загнанных в угол людей, но их враги не были людьми, и в этом было их преимущество. То, что Тарлиди, спрятавшаяся за угол, не могла видеть этой резни, было последней радостью, которую приготовила ей её горькая и несчастливая жизнь — но слепота не спасала её от кошмарных криков и воплей. Наконец предсмертное бульканье последнего охранника прервалось хрустом, с которым ему перерезали горло, и в коридоре стало тише. Теперь там раздавалось только тяжёлое хриплое дыхание и смешанная со стонами ругань раненых оборотней.

— Кажись, всё, — сказал кто-то.

— Да, конец этим гадам, — ответил ему другой. — Надо вытащить их во двор.

— Вот ты этим и займись, — ответил ему голос, который показался Тарлиди женским. — Рваный, иди к вождю и помоги ему, если он ещё не покончил с комендантом. А я проверю, нет ли кого за углом.

Тарлиди едва не упала на пол. Вот тут она по-настоящему запаниковала. Собрав с огромным трудом остатки мужества, она решила выйти навстречу врагам — если в них есть хоть капля человечности, они, может, пожалеют калеку. Решив так, она в отчаянии нащупала рукой угол и, опершись на стену, развернулась и выскользнула в коридор.

В ответ на её появление раздался удивлённый вздох нескольких глоток.

— Что за урод? — выпалил кто-то. Тарлиди вытянула вперёд руки и сделала несколько шагов по направлению к убийцам. Слова мольбы застряли в её горле.

— Куда прёшь, слепошарая! — прокаркала Морика, поднимая пистолет. Тарлиди остановилась, тяжело дыша и по-прежнему протягивая вперёд дрожащие руки. Спустя секунду она тихим от ужаса голосом проговорила:

— Не убивайте ме…

Бах.

Струйка крови брызнула из-под маски. Голова Тарлиди резко откинулась назад, как будто кто-то дёрнул книзу её куколь, а потом всё её тело выгнулось и тяжело упало на пол. Подув на дуло пистолета, Морика подошла к ней, склонилась и сдёрнула продырявленную маску, из-под которой текла кровь.

— Ну и рожа… — сморщилась она, взглянув на залитое кровью лицо Тарлиди, кожа на котором была покрыта ожогами и шрамами. Маску она немного повертела в руках, потом убрала её под куртку. Затем Морика обернулась к оборотням, глядевшим на мёртвую Тарлиди с любопытством и отвращением, и велела:

— Тащим их во двор! Только обыщите вначале — не хочется, чтобы все патроны повзрывались, они нам ещё нужны.

Смешного в её словах было мало, но кое-кто из оборотней засмеялся. Смех тут же был подхвачен остальными, и спустя несколько секунд каждый из них уже хохотал истеричным и безудержным смехом тех, кто только что избежал гибели, забрызгавшись при этом с ног до головы чужой кровью.

11

Через час трупы всех, кто работали в ликантрозории Љ14, от коменданта до последнего помощника повара, стащили в угол двора, и там они лежали большой, страшной, отвратительной коричневой горой. Чёрным пятном на фоне их бурой формы выделялась монашеская ряса Тарлиди.

Некоторые ребята то и дело оборачивались и вздрагивали при виде этого жуткого и жалкого зрелища, но большинство даже внимания на мертвецов не обращали. Они видели слишком много, страдали слишком долго, и сейчас не испытывали к своим тюремщикам никакой жалости. Дети сидели на земле или стояли, глядя кто с удивлением, кто со страхом или благодарностью, на тех, кто их спас.

Кривой Коготь сидел на стуле, вынесенном из кабинета коменданта, опершись руками на раздвинутые колени, и, прищурившись и ухмыляясь одним уголком рта, оглядывал своих новых волчат. За его спиной стоили остальные оборотни, пришедшие с ним. Морика и некоторые другие стояли прямо и бесстрастно, Щен ковырял ножом из-под ногтей кровь и ни на кого не обращал внимания, Аврас мрачно смотрел куда-то в сторону.

— Вы теперь ребята вольные, — говорил Кривой Коготь голосом, который он сам, видимо, считал очень ласковым. — Видите — вон они, мучители ваши, вороньё кормят. — Он указал рукой на гору трупов, над которыми никакого воронья не было. — Больше никто уж вас не будет заставлять работать за еду, как рабов. Что, хорошо это?

Ребята нестройно начали благодарить его, но Коготь небрежно поднял руку, как будто показывая, что благодарность ему не нужна.

— Понимаете, что это значит? — спросил он. — Вот теперь пришла ваша свобода, но там, за стенами, вас ждут ещё целые своры ублюдков, готовых отнять её у вас. У них так принято: убить кого-то из вас или сдать ещё в какой-нибудь барак — геройство. А ещё за это они получат деньги. Так что надо быть осторожными. Очень осторожными. И держаться всем вместе. Понятно, что я говорю?

Молодые оборотни неуверенно начали переглядываться, шептаться. Наконец одна девочка тихонько спросила:

— А как же мы будем держаться вместе, если нам всем надо домой?

— Что-что? — переспросил её Кривой Коготь. — Домой? Кому это надо домой?

— Мне надо, — со скрытым возмущением заявил крепкий паренёк с пробивающейся бородкой. — У меня три сестрёнки маленькие, и отца нет…

— И мне, у меня дед еле ходит, работать не может, а все родные померли, — вмешался ещё один юноша.

— И мне! И мне!.. Мне надо домой! — заговорили вразнобой ребята. Только те, кому идти было совсем некуда, молчали, опустив глаза.

— Тихо! — жёстко сказал вдруг Кривой Коготь, подняв ладонь вверх. И все разом замолчали.

— Вижу, мои слова вас ничему не учат, — мягко сказал он, но в этом мягком голосе слышалось злобное рычание. — Среди людей, в вашем… доме (это слово он произнёс с лёгким презрением) вас тут же поймают. Я пекусь только о вашем благе. Потому я и привёл сюда моих волков, волков из моей стаи. Мы спасли вас не для того, чтобы бросить на произвол судьбы. Поэтому вы пойдёте домой. В ваш новый дом. В мою стаю.