Хроники Сергея Краевского (СИ) - Архиповец Александр Александрович. Страница 66

Тропинка, извиваясь и петляя между деревьями, вывела их на поляну у лесного ручья.

‑ Может, остановимся здесь, ‑ предложил Феред, ‑ и вода, и трава для лошадей. А вон, чуть дальше, растет лоза.

Братья спешились и разнуздали притомившихся коней. Напоив их, отпустили попастись.

Теперь можно было подумать и о ночлеге. Как удивился бы сейчас Ирей, если бы мог видеть, как ловко действуют "господские холуи". Быстро нарезав гибких стеблей лозы, длиной метра по два с половиной, заточив концы, изогнули дугой, и равномерно один за другим глубоко вогнали их в землю. Затем, пропуская попеременно над и под ними оставшиеся ветки и крепя места пересечения гибкими прутиками, соорудили остов шалаша. По‑крыли ветками с зелеными листьями, ‑ и пристанище готово.

Потом развели костер и приступили к нехитрой трапезе. Кусочки вяленого мяса, сыр, пара лепешек и, конечно же, фляга с вином ‑ вот и вся еда. Тепло от костра и выпитое вино располагало к откровенной беседе.

‑ Что‑то я никак не возьму в толк, ‑ начал Феред, ‑ зачем графу эти цыгане? Разве мало в городке различного сброда, балаганных циркачей и танцовщиц? На базаре их полным‑полно. Неужто он хочет удивить гостей цыганами? Раньше особой любви к ним у Джошуа я не замечал.

‑ Это дело не нашего ума, ‑ ответил Рой. ‑ Но одно тебе скажу: все это неспроста. Собирать гостей в чужом графстве, в чужом замке ‑ такого еще не бывало. Ведь он только опекун, да и то последний год. А истинный владелец ‑ Мелвин ‑ живет на правах пасынка. Не хорошо все это. Ох, чует мое сердце ‑ быть беде!

‑ Но что мы можем сделать? ‑ спросил Феред.

‑ А ровным счетом ничего! Выполнять его приказы, нравятся они нам или нет. Как бы ни был хорош Мелвин, а власть и деньги ‑ в руках Джошуа. Да и служим мы у него. Сам знаешь, иначе отец давно лишился бы своего места. А так граф терпит его, единственного из прежних слуг де Квин.

‑ Тебе хорошо говорить, ты ведь наследуешь место глифа. А что ждет меня? ‑ проворчал Феред. ‑ Вечная каторга в охране Кармелинов? Кому, как не тебе, знать, что там скорее потеряешь голову, чем прокормишь семью. Один только младший гаденыш чего стоит...

‑ А тебя силой никто и не держит, ‑ вспылил Рой, ‑ не нравится ‑ иди в наемники к королю. Он как раз набирает войско для службы на границе.

‑ Спасибо, братец! Большое спасибо! Услать меня хочешь к Горуну в пасть... Думаешь, не замечаю взглядов, которые бросаешь на Мелису? А ведь она мне жена!

‑ Ты что, Феред? Совсем ошалел? Прекрати! Все это чушь! Не хватало нам поссориться из‑за женщины. Тоже мне, нашел момент! Ведь не дурак, должен понимать, в какое время живем. Скоро совершеннолетие Мелвина, и что будет дальше ‑ никому не ведомо. Если мы хотим чего‑то в жизни добиться, то должны держаться вместе.

Выговорившись, Рой надолго замолчал. Тень ссоры, подобно темной туче, легла между братьями. Отвернувшись друг от друга, каждый думал о своем.

Вновь пошел мелкий холодный дождик. Костер больше дымил, чем горел. Умывшись в ручье, по‑прежнему молча, путешественники улеглись в своем укрытии, положив под головы походные сумки и постелив под спину плащи.

Рой первым нарушил затянувшееся молчание:

‑ Давай‑ка поговорим лучше о деле. Перед отъездом граф предупредил, что главная наша цель ‑ Камилла. Больше ему никто не нужен. Ты о ней, конечно же, слышал.

‑ Та цыганка‑колдунья, о которой идет молва в народе? ‑ примирительным тоном уточнил Феред.

‑ Да, она. И доставить ее мы должны любой ценой. Таков приказ графа. Потому нас и послали вместе. В случае успеха ‑ ожидает награда, а о неудаче не хочется и думать.

‑ Ох, Рой! ‑ выдохнул Феред, ‑ боюсь, ты прав. Добром это не кончится.

‑ Ладно, брат, не стоит унывать раньше времени. Давай‑ка лучше спать. Завтра с рассветом нужно быть в седле. Все еще, может, и устроится.

Феред в ответ с сомнением покачал головой. Но в темноте Рой этого не увидел. Не привыкший к излишним душевным переживаниям и сомнениям, юноша уже спал богатырским сном. Не долго бодрствовал и Феред. Дневная усталость, а также монотонный шепот дождя убаюкали и его.

* * *

Но не все этой ночью спали так же крепко, как братья О'Кейн. За полсотни лиг на своем шикарном ложе в родовом замке Кармелин тщетно пытался уснуть старый граф Джошуа. И вовсе не капли холодной дождевой воды, просачивающиеся сквозь крышу из листьев, или лесная свежесть будили его. Нет. Он ворочался с боку на бок, пытаясь найти удобную позу, гоня прочь назойливые мысли, которые не давали покоя.

Но все старания тщетны ‑ желанный сон не шел. Эта бессонная ночь была далеко не первой. Они тянулись чередой, одна за другой, нанизываясь, словно бусины, на нить жизни. И, наверное, окончится этот кошмар лишь когда она оборвется.

Джошуа пытался заставить себя думать, что это старость лишила его сна. Но не мог. Для этого Кармелин был слишком умен. Граф прекрасно умел обманывать других, незаметно плести тонкие, но крепкие сети заговоров, был истинным мастером интриги, и мало кто рискнул бы вступить с ним в борьбу.

Одной из сильных сторон его ума была способность реально оценивать факты и делать правильные выводы. Вот и сейчас, отбросив бесполезные попытки заснуть, он встал, сделал не‑сколько глотков вина, но вкуса не ощутил, так как мысли уже улетели далеко‑далеко...

Присев на край стола, Джошуа крепко задумался, упершись неподвижным остекленелым взглядом в стену. Если бы кто‑то увидел его в тот момент, то наверняка бы решил, что разум совершенно покинул это еще крепкое тело.

А началось все года четыре назад. В тот день он возвращался с успешной охоты, где ловко подстрелил красавицу лань и был очень доволен собой.

С утра стояла прекрасная погода, но к полудню стало нещадно припекать, и графу хотелось как можно быстрее укрыться от жары в прохладе замка. Казалось, ничто не может испортить удачный день. Но, выехав из леса на проселочную дорогу, кавалькада неожиданно столкнулась с цыганскими кибитками. Свита бросилась вперед, пытаясь освободить путь. Джошуа пришлось остановиться, ожидая пока цыган оттеснят на обочину, что весьма его разозлило. Из‑за этих грязных выродков ему, графу, приходится париться на жаре и глотать дорожную пыль.

Он гневно прикрикнул на слуг, торопя их:

‑ Рой, чего ты с ними церемонишься? Немедля гони их прочь, пока я не разозлился по‑настоящему! Тогда вам всем непоздоровится!

Роя (старшего из братьев О'Кейн) подгонять не было нужды. Свое дело он знал. Умело руководя другими и сам ловко орудуя плеткой, "помогал" цыганам убраться с дороги Его Светлости.

Одна из лошадей, вздрогнув от удара, так резко рванула в сторону, что перевернула кибитку. Та с грохотом свалилась на бок и переломилась. Соплеменники, побросав свои повозки, кинулись на помощь. Поднялся несусветный крик и гам.

Джошуа, проезжая мимо, на секунду приостановился, на‑блюдая за этим разворошенным муравейником. Цыгане охали, причитали, что‑то лопотали на своем гортанном языке. Один из них, седой грузный мужчина, очевидно, вожак, пытался как‑то организовать этот неуправляемый сброд.

"Да, это племя всегда будет диким, ‑ подумал граф. ‑ Их удел ‑ нищета и вечная дорога. У них нет ни крова, ни своей земли. Как вообще можно так жить на белом свете?"

Тем временем из‑под обломков кибитки вытянули пожилую цыганку, а вслед за ней девочку‑подростка лет тринадцати. Обе были живы, но сильно исцарапаны и напуганы. Первой пришла в себя старуха. Завопив, словно безумная, она бросилась к ребенку. Убедившись, что все в порядке, недобро глянув в сторону графа, оставила успокоившуюся девочку на попечении соплеменников и направилась к нему. На окрик вожака Сибилла (так ее звали) даже бровью не повела. Слуги, словно по команде, преградили ей дорогу, но Джошуа приказал расступиться.

"Что может сделать мне это ничтожное существо", ‑ подумал он.

Подойдя ближе, заговорила:

‑ Ты ‑ велик и могущественен, граф Джошуа Кармелин. Настолько велик, что нет тебе дела до других людей. Ты, походя, чуть не лишил жизни старую Сибиллу и ее дочь Камиллу. И сейчас в твоей душе нет раскаяния. Она, словно камень. Еще не одну жизнь погубишь, не задумываясь. Но придет время, и каменная душа дрогнет, обагренная горячей кровью. Но будет поздно. С сегодняшнего дня тебя покинет сон, пусть он исчезнет, как пыль дорог, подхваченная ветром. Это мое проклятие.