Хроники Сергея Краевского (СИ) - Архиповец Александр Александрович. Страница 68

Внутри было светло. Окна располагались таким образом, что свет, отражаясь от множества зеркальных плиток, рассеивался, заполняя все внутреннее пространство. Ночами тоже не было надобности зажигать светильники. Призрачный свет Камеи, Дионы и Ларги наполнял часовню мистической таинственностью.

Ее стены на высоту человеческого роста были выложены темно‑зеленым мрамором и украшены четырьмя массивными серебряными светильниками. На полу ‑ тоже мрамор, но черный. Во всем, даже в мелочах, царили строгость и гармония печали.

Могила отца с возвышающимся над ней надгробием служила алтарем. Рядом располагалась еще одна размером поменьше. Она ждала свою хозяйку вот уже почти пятнадцать лет. На мраморной крышке золотом сверкала надпись: "Графиня Райза де Квин".

Обе могилы находились на некотором возвышении в обрамлении замысловатого мозаичного узора, в котором преобладали красные и черные тона. При виде этих надгробий из глаз Мелвина покатились слезы. Плакать юный граф мог позволить себе лишь в полном одиночестве.

Благодаря особенностям освещения каждое надгробие от‑брасывало четыре едва уловимые тени. Две из них, наслаиваясь одна на другую, сливались в единую, более плотную. Она выглядела довольно необычно. Казалось, что здесь открывается путь в потусторонний мир. Мелвину, сидящему на мраморной скамье и пристально всматривающемуся в нее, начинало казаться, будто бы дверь туда в самом деле приоткрывается...

Юноша мысленно прощался с отцом. Он размышлял над тем, как все в этом мире странно: вот он еще совсем молод, а ему уже грозит смерть. И он не в силах избежать судьбы. Не так ли было и в жизни Сержа де Квин? Наверное поэтому, почти не помня отца, зная о нем лишь по рассказам Джады и Дина, он все равно любил его, ощущая какое‑то странное и неотвратимое единение. И не случайно Мелвин в решающий момент поступил так же, как и он: отправился в лес к колдунье Дрилле. Ведь ей даровано тайное знание. Он предполагал, что старуха, как и его мать, когда‑то перенесла большое горе, которое лишило ее ума. И с тех пор она живет на берегу лесного озера, неподвластная времени.

Некоторым она соглашалась предсказать будущее. Как правило, ее пророчества сбывались.

Мелвина всегда интересовало, что услышал в роковой для себя день отец. Почему слова Дриллы так изменили его судьбу? Юноша не раз пытался увидеть колдунью, поговорить с ней, узнать, что его ждет. Но все попытки были тщетными. Колдунья игнорировала его.

Но на этот раз, увидев молодого графа, Дрилла остановилась и, не дожидаяся вопроса, заговорила:

‑ Вот и сын оборотня пришел ко мне! Он тоже хочет знать свою судьбу. Ну что ж, пусть знает. ‑ Вперившись в него жутким взором, скорее проскрежетала, чем произнесла свое пророчество:

Ты ‑ третий лик единой сути,

А потому с ее судьбой,

Хоть сам сейчас того не знаешь,

С великой силой за спиной!

Она на зов придет, поможет,

Но счастье унесет с собой,

Взамен тебе весь мир предложит,

Но что весь мир, коль нет одной?

Коль нет любимой и желанной,

Той, что приносит счастья свет!

И ты принять дары не сможешь,

Дашь отрицательный ответ.

Любовь, сомненья ты положишь

На чаши жизненных весов,

И этим душу растревожишь, ‑

Таков твой путь и смысл таков!

Пока он пытался осознать то, что услышал, Дрилла ушла. Искать ее было абсолютно бесполезно, и Мелвин отправился домой.

Юноша далеко не все понял из услышанного, но основную мысль все же уловил. Он должен довериться судьбе, идти ей навстречу, а не бежать, подобно трусу. Это еще больше укрепило его в правильности ранее принятого решения.

Вот почему юный граф велел Джаде собирать вещи. Завтра утром он вместе с гонцом Джошуа отправится в Квин, туда, где решится его судьба. Как хочется, чтобы она была к нему благо‑склонна...

* * *

Далеко, далеко от часовни, сидя возле походной цыганской кибитки, вечером того же дня просил милости у судьбы еще один человек. Но не для себя. Свою жизнь старик уже прожил и готовился уйти в мир теней, где его давно ждали предки. Просил он счастья названной дочери ‑ Камилле.

Это был вожак цыганского табора, муж Сибиллы ‑ старый Фече Рилон. Уже давно в его бороде нет черных волос. Да и зрение совсем не то, что раньше. Не видел он звезд на небе, не мог рассмотреть парящего в высоте сокола, различить одинокого всадника вдали. И хоть силы пока еще не совсем покинули некогда могучее тело, но пламя ночного костра пылало уже не так ярко, также как и очи Сибиллы. А ночи становились все длиннее и томительнее. Все чаще сон забывал навестить его, оставляя наедине с печальными мыслями.

Вот и этой ночью он даже не пытался заснуть. Укутавшись в потертый плед, не спасавший от ночной сырости, Фече снова и снова мысленно возвращался к событиям минувшего дня.

Главным из которых был, конечно же, приезд гонцов от графа Джошуа Кармелина. Они передали приглашение посетить город Квин. Хотя оно и было преподнесено в уважительной форме, но звучало как приказ. Ослушаться ‑ значило нарушить законы королевства. А за это полагались кандалы и каторга.

Сам Фече уже ничего не боялся. Но ведь он отвечал за весь табор. Но главное для него не табор, а Камилла.

Фече прекрасно понимал, что Джошуа нужны были его дочь и жена. В первую очередь ‑ Камилла.

Старый цыган не забыл случая на проселочной дороге, как помнил, наверняка, его и граф. Ничего доброго от этой встречи ожидать не приходилось.

Но ехать нужно. Туда ведет линия судьбы. Об этом ему сегодня сообщила Сибилла, а ей можно верить. Его жене провидение даровало чрезвычайные способности. Магические сны, в которых она витала в иных мирах, вещие предсказания, а иногда со‑стояние транса, что сродни колдовству ‑ не позволяли ни на миг в этом усомниться.

Иногда Сибилла рассказывала свои сны Фече. Он и сейчас помнит многие из них. Вот хотя бы этот: она идет по небольшой площади, огражденной невысоким каменным забором белого цвета. От налипшей пыли и грязи он стал серым. Под ногами ‑ не земля и не каменные плиты, а какой‑то твердый, шершавый настил, кое где выщербленный со множеством трещин. На нем мусор, куски недоеденного хлеба и какие‑то похожие на пергамент грязные листки. Дует холодный пронизывающий ветер. Грязный снег кучами лежит у ограды. Вокруг снуют непривычно одетые мужчины и женщины. Между ними бегают так же чудно выряженные цыганчата. Язык незнакомый, хотя и понятный. На ней тоже странная одежда и необычные украшения. Хмурые и молчаливые люди, прячась от холодного ветра, столпились у забора. Иногда подъезжают невиданные кибитки, передвигающиеся сами, без лошадей, извергая при этом страшный смрад. Воздух тяжелый, зловонный. Удивительно, как им только дышат? В горле постоянно першит, и она с трудом сдерживает приступы кашля.

Вдруг Сибилла видит юношу. Внешне он мало отличается от прочих, разве что одет еще скромнее. Но от него исходит необычайно сильная аура печали. Он чем‑то явно удручен. Боясь его спугнуть, подходит ближе, Заговаривает с ним.

‑ Послушай, красавец, дай старой Сибилле руку, она предскажет тебе судьбу.

‑ Не старайся, цыганка, зря, ‑ отвечает юноша. ‑ Денег у меня нет, остались лишь копейки на обратный путь, так что на мне особо не разживешься.

‑ Я погадаю тебе без денег, ‑ настаивает она. Осторожно берет его холодную руку, подносит к глазам. Потом с испугом глядит ему в лицо, в необыкновенно зеленые глаза и начинает что‑то вещать...

Что она предрекла юноше ‑ Сибилла сейчас не помнит. Так бывало всегда, когда она невольно прикасалась к тайному знанию из Книги Судеб.

А запомнил этот странный сон Фече потому, что, по рассказам жены, у того юноши были такие же глаза, как у их дочери. Ни у кого они не встречали подобных, хотя и прожили долгую жизнь. Да и Камиллу старики нашли лишь благодаря чудесному дару Сибиллы. День этот запомнился навсегда.

В то лето табор кочевал среди холмов графства Квин. Погода стояла на редкость хорошая. Ясное утро обещало погожий, теплый день. Но внезапно сверкнула молния, и раздался небывалой силы гром. На еще совсем недавно ясном небе стали собираться грозовые тучи. Облака возникали как бы ниоткуда. Наслаиваясь друг на друга, быстро образовали сизую пелену, которую мощные порывы подгоняемого самими демонами ветра сплошной стеной понесли на запад, в Долину Межгорья. Туда, где испокон веков монолитом стоял среди Священных земель на краю базальтовой дороги Храм Горуна. Ветер был настолько силен, что мог перевернуть кибитки. Пришлось на время бури укрыться за горой.