Тьма сгущается - Тертлдав Гарри Норман. Страница 89
Где-то далеко за спиной осталась сложно устроенная опора, без которой в нынешнюю эпоху даже прирожденные воины вроде дьёндьёшцев не в силах были вести войну: обозы, склады, дороги, становые караваны, что тянутся из коренных земель. Иштван редко вспоминал о ней – не в последнюю очередь благодаря тому, что опора эта оставалась за спиной. Он и его товарищи находились на самом острие наступления, нацеленного в брюхо могучего Ункерланта.
Вниз. Он прошагал вниз по склону довольно далеко, прежде чем понял это. То ли они перевалили седловину и спускаются теперь в следующую долину, то ли…
– Кун! – гаркнул он, испустив дымное облако, какому позавидовал бы дракон. – Кун, ты там до смерти не замерз?
– Уже замерз, сержант, – ответил чародей, вынырнув из-за плеча, – часа два назад.
– Гы, – буркнул Иштван. – Ну ладно. Я что хочу знать, мы по-прежнему на восход шагаем или сбились с дороги в треклятом буране? Если мы на своих наткнемся, нас же спалят не глядя – за ункерлантцев примут.
– Ветер по-прежнему в спину дует, – заметил бывший ученик чародея.
Об этом Иштван не подумал. Но слова Куна его не слишком успокоили.
– Здесь, в горах, ветер гуляет как вздумает.
– Это точно.
Кун подергал песочного цвета бороденку – обледеневшую, как у Иштвана, но, в отличие от растительности на лицах большинства дьёндьёшцев, жидкую и клочковатую, так что у волшебника, должно быть, мерзли щеки.
– С ветром я ничего поделать не могу…
– Я не хочу, чтобы ты с ветром баловался, – огрызнулся Иштван. – Говорю тебе, я хочу знать, куда мы тащимся – на закат или на восход!
– А, ну да… точно… – Кун еще немного покопался в бороде, будто пытаялся найти в ней ответ, и через несколько шагов добавил задумчиво: – Надо поискать солнце.
– Если бы я мог видеть солнце, разве я стал бы задавать дурацкие вопросы?! – заорал Иштван. В разговоре с Куном он часто готов был взорваться от ярости, словно заряженное магией ядро. Отбушевав, он успокоился немного. – Я солнца не вижу. Если ты найдешь – скажи мне.
Сняв теплые шерстяные митенки, Кун покопался мерзнущими пальцами в поясном кошеле и извлек оттуда кусок, на взгляд Иштвана, молочно-мутного стекла. Чародей приложил стекляшку к правому глазу и принялся взглядываться через нее в небо.
– Ты что делаешь? – полюбопытствовал сержант.
– Солнце ищу, – ответил Кун, словно обращаясь к дурачку, и миг спустя снизошел до объяснения: – Этот так называемый шпатобладает способностью пропускать лишь свет определенного рода.
– Что? – Иштван нахмурился. – Свет – это ведь просто свет.
– Для чародея – не просто, – высокомерно ответил Кун и, пожевав губу, признался с неохотой: – Я вообще-то в теории не силен. Но ведь не обязательно понимать, как именно режет нож, чтобы порезаться. Так и я при помощи кристалла шпата могу определить, что свет сильнее перед нами, а значит, солнце стоит там. А поскольку за полдень давно перевалило, мы движемся на запад.
– Вот это я и хотел выяснить, – заметил Иштван. – Спасибо. – Ветер переменился, и в лицо сержанту хлестнул снег. Он выругался устало и добавил: – Приятно знать, что меня пристрелят не свои, а все же ункерлантцы.
– Всегда рад доставить удовольствие, – елейно отозвался Кун.
Иштван грубо пошутил насчет способов доставить удовольствие мужчине, и все трое – сержант, чародей и оказавшийся поблизости Соньи – рассмеялись.
– Хотел бы я, – добавил Соньи, – чтобы звезды не позволяли стрелять по своим. Если они такие мудрые, могучие и всезнающие, как все говорят, ну почему позволяют случаться такой глупости?
– Это им лучше знать, а не нам, малым, – ответил Иштван то же самое, что отвечали в родной долине близкие и соседи, если мальчику приходили в голову подобные вопросы.
– А почему не нам? – заинтересовался Кун. – Сейчас мы знаем больше, чем наши деды, а те – больше, чем их деды. Почему бы и это не узнать?
– Потому что неисповедимы пути звездные, – откликнулся Иштван.
– Кто вам такое сказал? – не отставал Кун. – А он откуда узнал? И откуда вам знать, что он вообще что-то знал?
Иштван тщательно обдумал непривычные пугающие вопросы и, не найдя внятного ответа, огрызнулся:
– Этак ты до того договоришься, что в звездах и вовсе силы нет!
Кун покачал головой так решительно, что хлопья снега с ушанки разлетелись по сторонам.
– Приходится верить – я же, когда чары накладываю, взываю к звездам, и все получается. – Он проковылял еще немного и добавил задумчиво: – С другой стороны, ункерлантские чары тоже имеют силу, а эти дикари-козоеды почитают какие-то незримые силы горние, каких и нет вовсе.
Теперь настала очередь Иштвана задать нелегкий вопрос:
– Ну и что это значит, по-твоему?
– Да пропади я пропадом, коли знаю! – ответил бывший подмастерье чародея. – Надо будет поразмыслить над этим на досуге.
– Подумай лучше о том, как ункерлантцы по тебе палят, – посоветовал сержант. – Подумай о горных гамадрилах, что норовят подкрасться незаметно и отвернуть тебе голову. Подумай о снежных лавинах. В общем, о чем-нибудь таком, с чем ты можешь что-нибудь поделать.
– И что я могу поделать со снежной лавиной? – поинтересовался Кун.
– Можешь ступать тихонько, чтобы на себя ее не обрушить, – ответил сержант. – Если лавина маленькая и сразу ее заметил, можно попытаться драпануть поперек нее, чтобы не накрыло.
Кун протащился еще пару шагов, после чего кивнул, признавая поражение. Иштван немедля возгордился. Он знал, что Кун умнее его, и знал, что чародей это понимает. Сержанту редко удавалось заставить своего солдата отступиться в споре, как сейчас.
В ясную тихую погоду порой можно было услышать, как ядро падает тебе на голову. В такой буран Иштван сообразил, что ункерлантцы обстреливают его отделение, только когда первый снаряд разорвался на тропе – и то ветер унес грохот, а тяжелый мягкий снег, куда угодило ядро, погасил отчасти волну сырой магии и поглотил слепящую вспышку разрыва.
Прежде чем лопнуло второе ядро, Иштван уже лежал на брюхе, зарывшись в сугроб, и торопливо отползал к ближайшей груде камней.
– Занимаем позицию! – крикнул он своим подчиненным. – Козолюбы ункерлантские на нас попрут, как только врежут ядрометами!
Он не знал, многие ли услышат его – так гремели ядра и завывал буран. Но волновался сержант меньше, чем если бы ему пришлось командовать отделением зеленых новобранцев. Его солдаты все побывали в бою и не нуждались, чтобы командир думал за них. Некоторые – вроде Куна – даже обижались.
– Хох-хох-хох! – сквозь бурю, сквозь гром разрывов доносился ункерлантский боевой клич. Иштван оскалился. Вот теперь он начал тревожиться: судя по всему, противники превосходили дьёндьёшцев числом. Их хриплые злые вопли становились все громче.
– Вон они! – заорал Иштван.
Он выпалил в первую сланцево-серую фигуру, прорвавшую белесое кружево снегопада. Зашипел луч, и солдат выругался про себя: каждая снежинка, что превратится в пар от прикосновения луча, ослабляет его убойную силу, а снежинок в воздухе кружило бесчисленное множество. Ункерлантец упал. Ранен, заключил Иштван, но не убит.
Вражеский луч пропахал борозду в снегу рядом с Иштваном, и тот напомнил себе, что нужно вовремя перекатываться, менять позицию, а не сидеть в снегу здоровенной мишенью. Попутно он проверил, легко ли выходит из ножен кортик: жезлы в снегопад были почти бесполезны, и дело, скорей всего, дойдет до рукопашной.
А еще, перекатываясь в снегу, Иштван покрылся белой коркой по самые уши, и длинный овчинный тулуп его стал почти не виден на снегу. Какой-то ункерлантец пробежал мимо него, даже не заметив. Иштван поднялся из сугроба неслышно и быстро, словно горный гамадрил, о которых сержант только что говорил Куну. Но у него имелось оружие получше, чем мышцы и когти обезьяны, лучше даже, чем дубина той твари, что убили они с товарищами.
Иштван ударил врага ножом в спину. Тот вскрикнул – скорее в изумлении, чем от боли, – и, раскинув руки, упал в снег, марая его алым. Жезл вылетел из мертвой руки. Рухнув сверху, Иштван торопливо перерезал умирающему глотку. Кровь обагрила снег.