Война сердец (СИ) - "Darina Naar". Страница 301

— Но... но ведь я спас жизнь Янгус именно так, отдав ей свою кровь, — заспорил Данте.

— Потому что Янгус — магическое животное. Но спасти немага можно только, отдав за него жизнь другого немага.

— Но... я... я должен кого-то убить?! — чуть не задохнулся Данте.

— Ага, — подтвердила Амарилис издевательски. — А ещё вырезать у него сердце и взять кровь, и всё это добавить в зелье. Понятно?

Данте аж затошнило, ком подкатился к горлу, а перед глазами заплясали цветные пятна.

— Но... но... кого?

— А это решать тебе. Главное — он должен быть здоров, чумная кровь чумную не вылечит.

— Тут ещё сказано, что нужно помешать всё волшебной палочкой, — хрипло выговорил Данте.

— О, за это не переживай! Эту штуку мы найдём, — многозначительно подмигнула Амарилис. — Пока всё, ступай. Принеси кровь и сердце. Но помни — времени мало.

Шокированный Данте на негнущихся ногах покинул дом де Пенья Брага. Когда тот остался позади, Данте обернулся. На небе сияло красное солнце, и на его фоне особняк выглядел как-то дьявольски, будто охваченный кровавым огнём.

Что же ему делать? Что? Разве он может кого-то убить? Нет. Но и отступить не может. Тогда умрёт Эстелла.

Данте остановился посреди улицы. Обхватил голову дрожащими руками. В ушах стоял гул.

— Какой ты тупой! Я всегда это говорил! — услышал он уже знакомый голос.

Салазар! Опять Салазар.

— Что тебе надо? — прошипел Данте, трясясь от ненависти и сдерживаемых рыданий. — Хочешь свести меня с ума?

— Пожалуй, нет. Я лишь хочу заставить тебя принять решение, — холодный смех Салазара всегда действовал Данте на нервы, а сейчас ему захотелось разбить голову о булыжники на мостовой, чтобы никогда больше не слышать этот смех, этот мягкий, обволакивающий голос. — Подумай, что для тебя хуже: смерть Эстеллы или убийство какого-нибудь ничтожества. И выбери. Это же просто.

— Конечно же я выберу Эстеллу! — выкрикнул Данте. Несколько птиц, в том числе и Янгус, вспорхнули с дерева. — Но убить, убить... Кого? Первого, кто попадется на пути? Я не смогу. Не смогу убить невинного человека просто так.

— Ну-у... можно убить того, кого ненавидишь, того, кто мешает, — подсказал Салазар. — Например, Маурисио Рейеса.

— Это было бы неплохо, — согласился Данте. — Но есть одно но: я не хочу причинять боль Эстелле.

— Боль? Не понял, — фыркнул как кот Салазар. — Чем же его смерть причинит ей боль? Вроде бы ты хочешь, чтобы эта женщина была с тобой. Ты убьёшь трёх птиц одним выстрелом: избавишься от соперника, сваришь зелье и заберёшь Эстеллу себе.

— Но она ведь любит его, а не меня, — не согласился Данте. — А я не хочу, чтобы она переживала. Пусть она не со мной, но я желаю ей счастья. А если я его убью, Эстелла будет страдать.

— Подумать только, какие мы благородные! Ты неисправим! — Салазар ехидно вздохнул, намекая на отсутствие у Данте умственных способностей. — Никак ты не поймёшь, что любить, ценить, уважать в первую очередь надо себя, а потом уже других. Или они станут вытирать о тебя ноги. Как это и происходит всю твою никчёмную жизнь. Ты сам позволяешь всяким тварям над собой издеваться. Именно поэтому Эстелла предпочла тебе его. В отличие от тебя, у него есть гордость и чувство собственного достоинства. И здоровый эгоизм. Будь он на твоём месте, он бы тебя убил и не дрогнул.

— Даже не сомневаюсь, — уныло согласился Данте. — В этом и отличие между нами. Он не любит Эстеллу так, как люблю её я. Я не могу причинить ей боль, лучше сдохну сам, а он не думает о её чувствах.

— Тогда подумай, кого ты ещё ненавидишь, так же сильно, как Маурисио Рейеса, — сменил тактику Салазар, поняв, что спорить бесполезно.

— Не знаю, не знаю... — Данте обхватил голову ладонями. — Я ненавижу всех и себя в том числе. Очень жаль, что я не могу убить себя. Я бы отдал за Эстеллу свою жизнь.

— А-ха-ха-ха-ха-ха!!! Такого дурака, как ты, ни высший, ни низший свет ещё не видывал.

— Салазар, уйди прочь! Ты меня раздражаешь, — взмолился Данте. — Я от тебя устал, у меня голова раскалывается!

Боль и правда была такая, будто по затылку стукнули камнем.

— А-ха-ха-ха-ха! — хохотал Салазар, как антагонист на сцене драмтеатра. — Какой ты неблагодарный! Я хочу помочь, но воля твоя. Я могу и уйти. Совет напоследок: загляни в Жёлтый дом.

— Что-о-о-о?

— Да, сходи туда, навести бывшую мамочку Каролину. Она давненько поджидает тебя, чтобы вырвать тебе глаза за то, что ты её туда упёк.

— Каролина в Жёлтом доме? Как это я её туда упёк? Что ты несёшь, Салазар? — опешил Данте.

— Что слышал. Упёк её туда, правда, я, а не ты. Но, думаю, она это заслужила. Ненавижу предателей! А ты можешь доделать мою работу. Бедняжка, наверное, страдает. Хорошо бы избавить её от земных мучений, отправив в царствие Тьмы или Света. Навсегда, — Салазар опять расхохотался надрывно, жестоко.

— Салазар! Что ты имеешь ввиду? Что ты говоришь?

Но ответом послужило молчание.

Впрочем, Данте лишь сделал вид, что ничего не понял. Намёк Салазара был ясен, как свет луны во мгле. Каролина — вот предполагаемая жертва. Но... Нет, он не сможет никого убить, иначе, чем в каком-нибудь поединке типа дуэли. А просто так...

В глазах вдруг потемнело, и Данте прижался лбом к дереву. Кончики волос искрились, но юноша был так поглощён мыслями, что не обратил на это внимания.

Мало-помалу волнение улеглось, и Данте овладело любопытство. Значит, Каролина в Жёлтом доме? Недоумение сменилось глухой радостью, даже злорадством. Он почувствовал себя отмщённым. Это ведь она, она, Каролина, отправила его в ад, в Жёлтый дом. Там его держали на цепи, так собаку, довели до безумия. Так что поделом ей. И Данте испытал отчетливое желание Каролину увидеть, насладиться её унижением. Выбежав на дорогу, он поймал экипаж.

— В Жёлтый дом! — велел он кучеру.

Тот ничего не сказал, смерив Данте порицающим взглядом: у всех чума, а он тут разъезжает.

Выстроенное кольцом здание, с облупившейся на стенах жёлтой краской, выглядело как башня после войны или землетрясения. Этот «шедевр» архитектуры напоминал груду набросанных друг на друга камней в пять этажей высотой. Кусты примяты; вокруг — глухой забор с частоколом и крошечная калитка в нём.

Данте долго в неё стучался, пока ему не открыл дежурный санитар — невысокий коренастый мужчина, угрюмый на вид.

— Чего вам? — пробасил он сурово.

— Я хочу увидеть одного человека, — ответил Данте. — Моя... моя тётя. Она лечится здесь.

— Зачем оно вам? Они ж все безумные, с ними и говорить нельзя, они ни черта не понимают, а то и убить могли б, ежели б их тут не сажали на цепь.

— Понимаете, сеньор, я приехал издалека и узнал, что моя тётя здесь. Возможно, я увижу её в последний раз. Пожалуйста, впустите меня, — пудрил Данте мозг санитару с видом добродетельного и очень любящего племянника.

— Ну ладно, заходите, чего уж там, — вздохнул санитар, приглашая Данте за забор. — К некоторым и правда родственники приходят, к иным и нет. Может, боятся, а, может, и рады избавиться. Да их понять легко. Страшенное зрелище, я вам скажу, эти безумные.

Санитар повёл Данте за собой, и у того поджилки затряслись, когда он вошёл в здание, где провёл страшнейший год своей жизни. Перед глазами плавал туман, сердце колотилось, а когти вдруг начали удлиняться и искрить. Данте быстро сунул их под чуть длинные ему манжеты. Санитар шёл впереди, не глядя на юношу. Он открыл какую-то дверь, зазвав Данте внутрь. Это было помещение, где по центру стояли стол и кресло. А ещё куча шкафов с папками. Санитар вынул с одной из полок толстенную книжицу с вереницей безликих имён пациентов и номеров их палат.

— Как тётку-то звать вашу? — спросил он.

— Каролина Ортега, — голос Данте звучал спокойно, хотя он весь трясся от нахлынувших воспоминаний. Со свойственной ему впечатлительностью, Данте мигом ощутил, как шею опять обхватывает ошейник с цепью. Он ухватился рукой за горло. Нет, цепей нет, но от этого не легче. И зачем он сюда пришёл?