Странствия Шута (ЛП) - Хобб Робин. Страница 128
Он уставился на меня, широко распахнув глаза, а потом отрицательно покачал головой. Ужас овладевал им, и он едва мог говорить.
- Нет, мы не забирали никакой девочки.
Я смотрел на него, оправляя лезвие ножа о свою ногу. Он наблюдал, покрываясь потом от страха.
- Ты сделал это, тебя видели. Я знаю, что это правда, - ох, я тупица. - Ты думал, что это мальчик. Ты забрал женщину и мою маленькую девочку. Где они?
Он заговорил медленно, возможно от боли, а возможно, чтобы я лучше понимал его.
- Был большой бой. Многие спятили, у нас были заложники... - в его глазах нарастала неуверенность. - Они сбежали. Остальные преследовали их, они вернутся, как только поймают беглецов.
Я улыбнулся.
- Сомневаюсь. Держу пари, они даже не помнят командующего Эллика. Думаю, каждый из них ищет и хватает все, что может забрать для себя. Зачем возвращаться и делиться с тобой? Какая от тебя польза? А, возможно, лошадь. Они могут вернуться и забрать у тебя лошадь. А потом бросят тебя здесь. Расскажи о ребенке, что вы похитили. И о женщине, которую ты хотел изнасиловать.
Я тщательно проговаривал каждое слово по-калсидийски. Он потряс головой.
- Нет, здесь нет маленькой девочки. Мы только…
Я наклонился вперед и улыбнулся.
- Думаю, насильник должен выглядеть как насильник, незачем тебе быть таким красивым.
Я приставил нож к его нижнему веку под глазом. Он затаил дыхание, видимо надеясь, что это лишь угроза. Глупец. Я разрезал его лицо от глаза до челюсти, он заорал и дернулся. Кровь заливала его лицо и шею. Я увидел, как его глаза на мгновение закатились, но он не потерял сознание от боли. Обморок не имеет ничего общего с храбростью. Нужное количество сильной боли, и любой может лишиться чувств. Я не хотел, чтобы он потерял сознание, только чтобы он боялся меня. Я наклонился еще ближе и упер острие ножа ему в пах. Теперь он знал, что некоторые вещи не были угрозами.
- Нет! - закричал он и попытался вырваться.
- Рассказывай о девушке в красном платье и о ребенке с ней.
Он мелко задышал.
- Правду, - предложил я и медленно надавил на нож. Свои ножи я держу в отличном состоянии, острие тут же прорезало ткань его брюк.
Он пытался уползти глубже в сугроб, я надавил на нож сильнее, и он затих.
- Расскажи мне все, - снова передоложил я.
Он скосил глаза на свой пах, часто и мелко дыша.
- В доме была маленькая девочка. Пандо любит таких. Он изнасиловал одну, может и больше. Не думаю, что он убил кого-то из них. Мы не взяли ни одну из них с собой, - вдруг он нахмурился. - Мы очень мало забрали из того дома. Я взял меч. Но пленных было всего двое. Мальчик и его служанка. И все.
Я видел, какая путаница творится в его голове, он пытался вспомнить все и при этом не мог вспомнить Эллика.
- Где мальчик со служанкой? - мой нож расширил дыру в его штанах.
- Мальчик? - проговорил он, будто припоминая свои собственные слова. - Мальчик ушел. С остальным беглецами. Они все, вопя, разбежались во все стороны.
- Стоп, - я поднял руку. - Расскажи подробно, что произошло, когда вы потеряли пленников. С самого начала.
Я поднял лезвие ножа, и он облегченно всхлипнул. Но я со скоростью кошки ткнул нож под его второй глаз. Защищаясь, он вскинул окровавленные руки.
- Не надо, - предложил я и заставил его лечь на спину в снег. И слегка надрезал кожу, неглубоко, но так, чтобы он вскрикнул.
- Тише, - сказал я. - Начинай.
- Это было ночью. Мы были пьяны, мы праздновали, - внезапно он остановился. Неужели он вздумал утаить что-то от меня?
- Праздновали что?
Он несколько раз вдохнул.
- У нас был пленник, который мог колдовать. Который мог заставить других людей не видеть нас… - его голос затих, очевидно, он пытался разобраться в обрывках воспоминаний.
- Я ненавижу тебя, - дружелюбно сказал я. - Мне нравится причинять тебе боль. Ты должен дать лишь повод, чтобы я заставил тебя сильнее истекать кровью. Насильник не должен быть красивым. Насильнику не нужен нос. Или уши.
Он быстро заговорил:
- У нас был бесхребетный парень. Мужчина, который выглядел как мальчик. Винделиар – тот, кто мог заставить забыть о чем-то. Мы увели его от бледного народа и убедили наслаждаться жизнью. Использовать магию для того, что ему хотелось делать. Мы хотели, чтобы он стал таким, как мы, и думал, что мы друзья. И это сработало. Он стоил больше, чем остальные, больше, чем все, что они предложили нам. Мы собирались взять их обратно в Калсиду и продать на рынке как рабов, оставив себе лишь мальчишку-колдуна.
Здесь была еще одна история, но мне это было неинтересно.
- Вы праздновали. Что произошло?
- Я хотел женщину. Я считал, что мне не нужно спрашивать разрешения. Они были частью добычи, и у меня есть право на долю. Но нам не дали их… - снова он неуверенно замолчал. Забыв Эллика, он не мог понять, почему работал на женщину, и что удерживало его от насилия над пленницами. Он нахмурился. - Мне пришлось взять самую уродливую. Ту, которую никто из наших и не посчитал бы за женщину. Но была одна… - он снова остановился в недоумении. Я дал ему возможность собраться с мыслями.
- Она начала кричать прежде, чем я прикоснулся к ней. И так яростно боролась, когда я пытался раздеть ее. Если бы она не… мне бы не пришлось… я бы не сделал с ней ничего, кроме того, что можно сделать с женщиной. Не сделал бы ничего такого, что бы убило ее! Но она все визжала и визжала. И кто-то привел Винделиара, чтобы он тоже встал в очередь… наверное. Не знаю. Что-то произошло. А! Женщина, старше и жирнее, и мы собирались взять ее тоже. Но потом… Все посходили с ума. Мы бегали за ними, охотились на них… а потом мы пошли друг на друга. Братья по оружию. Мы вместе ели, дрались бок о бок последние четыре года. Но это тот, кого она привела с собой, который делал нас невидимыми для других людей. Он пошел против нас, заставил забыть наше братство. Все, что я мог вспомнить - это обиды, когда они обыгрывали меня в кости, забирали женщин, которых я хотел, или ели больше, чем была их доля. Я хотел убить каждого. Убил двоих. Двоих моих напарников-воинов. С которыми мы вместе принимали обеты. Один ранил меня в ногу, прежде чем я убил его. Риддик. Это он сделал, а я знал его пять лет. Но я сражался с ним и убил.
Слова слились воедино, я не обращал внимания на боль, что причиняю ему, и не прерывал. Где в безумии этой ночи была моя малышка? Где сейчас Пчелка и Шайн? Где-то за пределами лагеря, истекая кровью в снегу? Захвачены сбежавшими наемниками?
- Те, кто нас нанял, эти бледные... Они не могли сделать этого с нами, они никогда не боролись. Они слабые, не умели обращаться с оружием, почти не выносили холода и походов. Они всегда умоляли нас идти медленнее, больше отдыхать, найти больше еды. Мы так и делали. Почему? Почему воинами командовали хныкающие женщины и слабые мужчины? Из-за темной магии, которую они применяли. Они сделали нас слабаками, посрамили, а потом натравили друг на друга, - из его груди вырвалось нечто среднее между воплем и рыданием. - Они забрали нашу честь!
Неужели он надеялся пробудить во мне сочувствие? Он был жалок, но не настолько, чтобы быть к нему милосердным.
- Меня не волнует твоя потерянная честь. Вы забрали женщину и ребенка. Что с ними стало?
Он снова заартачился. Мой нож двинулся по лицу, надрезав ему нос. Носы сильно кровоточат. Он откинулся от моего ножа назад, защищаясь руками, я порезал и их, и он завопил:
- Ублюдок! Ты трусливый ублюдок! У тебя нет воинской чести! Ты знаешь, что я не могу с тобой сражаться, иначе не позволил бы вести себя так.
Я не смеялся. Я приставил нож к его горлу и снова толкнул на снег. Я едва не рычал:
- Разве женщины моего дома видели твою воинскую честь, когда ты их насиловал? Моя маленькая кухарка думала о чести, когда пыталась убежать от твоего друга Пандо? Когда вы перерезали горло невооруженному конюху - это и была твоя честь?