Странствия Шута (ЛП) - Хобб Робин. Страница 132

Однажды она получила записку и поздно вечером улизнула из дома. В глубине сада ее ждала женщина с двумя лошадьми, они сбежали. Шун внезапно остановилась, тяжело дыша.

– Можешь немного пойти первой? – спросила она.

И я пошла. Только теперь я поняла, насколько тяжела была эта задача, а ведь она выполняла ее с самого утра. Я шла извилистым путем между деревьев и кустов, где снег не был глубоким. Мне все равно было нелегко, пот градом катил по спине, дыхание сбилось, и я не могла говорить. Казалось, что и у Шун иссякли слова. Я обдумала то, что узнала о ней, и пожалела, что она не поделилась своими бедами, когда только переехала к нам. Возможно, если бы я знала о Шун больше, то относилась бы к ней лучше. Когда мы остановились отдохнуть, вспотевшее тело вмиг остыло, и я дрожала, пока мы вновь не побрели вперед.

Так долго, как Шун, я не протянула. Чтобы утешиться, я сказала себе, что была меньше ростом, и на каждом шагу была вынуждена высоко поднимать ноги, чтобы пробраться сквозь сугробы, а еще приходилось тащить тяжелый плащ. Когда я стала продвигаться настолько медленно, что у Шун лопнуло терпение, она вновь пошла первой и вывела нас в широкую долину. Я отчаянно надеялась найти там пастуший домик или ферму. Но дымка, поднимающегося из трубы, было не видать, а слышны были только птичьи голоса. Если овцы и скот и паслись здесь летом, то на зиму их угнали домой в загоны.

По мере того, как солнце клонилось к горизонту, на нас ложились тени  холмов. Я поняла, что мы идем на восток и попыталась сообразить, значит ли это, что мы приближаемся к Ивовому Лесу, но слишком устала, да и голод снова давал о себе знать.

– Скоро придется искать какое-нибудь укрытие, – заметила Шун.

Я подняла глаза, так как до этого смотрела только ей в ноги. Хвойных деревьев не было, но к югу я заметила оголенные ивы, стоявшие вдоль реки. Под их серыми ветвистыми кронами лежал неглубокий снег.

– Может, под теми ивами? – предложила я и тут же добавила: – Если не найдем ничего лучше.

Шун согласилась, и мы двинулись в сторону деревьев.

Смеркалось, ясный день, который казался почти погожим, стал мрачным, а холод словно опускался с самого неба. Впереди виднелись заросли кустов, которые обозначали границу очередного водоема, преграждавшего наш путь.

Нам повезло: наверное, весной ручей был бурным, потому, что его русло глубоко прорезало луг, но сейчас его сковывал лед. Корни деревьев извивались по склону крутого берега, как веревочный занавес, за ними зияли глубокие пустоты. Мы отряхнули снег с подолов плащей, раздвинули полог из корней и ступили в темноту.

Тут хорошо. Устройся и отдохни. Я почувствовала, что Волк-Отец расслабился внутри меня.

– Я все еще хочу есть, – пожаловалась я.

Шун устроилась на ночь, надвинула капюшон на голову и притянула к себе колени, пряча их в плаще. Я повторила за ней.

– Спи. По крайней мере, когда спишь, не думаешь о еде, – посоветовала Шун.

В ее словах был здравый смысл, я положила лоб на колени и закрыла глаза. Как же я устала. И хотела снять сапоги. Я грезила о горячей ванне и пуховой перине. А потом уснула. Мне снилось, что меня зовет отец. Потом – что я дома, и на вертеле в кухне поджаривается мясо. Я чувствовала его запах и слышала, как шипят угли, когда на них капает жир.

Детеныш, проснись, но не издавай ни звука. Будь готова бежать или драться.

Я открыла глаза. Стояла глубокая ночь. Через надвинутый капюшон и занавес корней я увидела огонь. Прищурившись, я разглядела небольшой костер у края реки. Над огнем на вертеле жарилась птица. Никогда не чувствовала более восхитительного запаха. Между мной и костром мелькнула мужская фигура. Калсидийский солдат. Они нас нашли.

Я могла бы тихонько выскользнуть из нашей берлоги и прокрасться мимо костра, но вместо того, осторожно нащупала под капюшоном губы Шун, а когда она очнулась, плотнее зажала ей рот. Секунду она боролась со мной, а потом замерла. Я не проронила ни звука. Она отодвинула капюшон, и пламя костра отбросило полосы теней на ее замершее от напряжения лицо. Она наклонилась и прошептала мне в ухо:

– Это Керф. Тот, что обещал нам помочь.

Осторожно, - предупредил Волк-Отец.

– Я ему не доверяю, – ответила я одними губами.

– И я. Но у него есть еда.

Шун попыталась неслышно вытащить ноги из-под плаща, но Керф повернулся в нашу сторону и сказал:

– Я знаю, что вы там. Не бойтесь. Я пришел, чтобы отвести вас домой. Обратно к семье. Выходите и поешьте.

Несмотря на акцент, его голос казался приятным. Ох, как я хотела ему поверить. Шун легонько оттолкнула меня, давая понять, что пойдет первой. Она выбралась из-за занавеса корней и выпрямилась.

– У меня нож, – соврала она. – Если только попробуешь ко мне прикоснуться, я тебя убью.

– Я не такой, – спокойно ответил он. – Я не насилую женщин.

Она издала короткий злой смешок.

– Хочешь сказать, что ты не калсидиец? Или не мужчина? – съязвила Шун. Я не хотела, чтобы она его разозлила. Разве нельзя просто притвориться, что мы ему верим, пока не поедим?

– И то, и другое, – признал он и рассмеялся еще злее и горше, чем Шун. – Хотя мой отец согласился бы с тобой. Он говорит, что я слишком долго прожил под крылом матери, что меня надо было забрать у нее, когда мне стукнуло семь, как других его сыновей. Но он воевал, так что я оставался с ней до четырнадцати лет. Ни я, ни мать не были рады его возвращению.

Он замолчал, опустился на одно колено и перевернул вертел с птицей.

– Пять лет я позорил и разочаровывал его. В конце концов, он отослал меня под присмотром брата, чтобы этот налет сделал из меня мужчину, - на этих словах Керф с досадой покачал головой.

Он не смотрел на нас. Шун поманила меня рукой, чтобы я вышла из укрытия. Я повиновалась и, тихо выбравшись, замерла в отдалении среди теней.

– Я пойду, соберу еще дров для костра, – сообщил он и скрылся в темноте.

Мы услышали как заржала и переступила с ноги на ногу лошадь. Он успокоил ее несколькими словами и двинулся дальше. Шун стремглав метнулась к ручью и перепрыгнула через него. Я тут же последовала за ней. Она упала на колени рядом с костром.

– Еще сырое.

– Мне все равно, – отмахнулась я.

Шун выхватила птицу из огня и начала размахивать вертелом, чтобы немного остудить мясо, но тушка соскользнула и полетела в снег. Я кинулась к ней, подхватила и разорвала пополам. Местами мясо было обжигающим, местами холодным от снега, а местами – просто сырым. Мы жадно ели стоя, не обращая внимания на слишком горячие куски. Я слышала, как Шун глотает, и как хрящики хрустят у нее на зубах. Птица была небольшой, и мы быстро покончили с ней, но я испытала ни с чем не сравнимое облегчение – голод отпустил.

– Лошадь, – скомандовала Шун.

Я не хотела покидать костер, но знала, что она права. Меня совершенно не смущало то, что я собиралась украсть лошадь у человека, который поделился с нами пищей. Я поспешила за Шун туда, откуда доносились звуки животных. После света огня моим глазам понадобилось время, чтобы приспособиться к темноте. Лошадей было две: гнедая и белая, обе стреножены. Их седла лежали неподалеку. Я беспомощно посмотрела на Шун. Раньше мне никогда не приходилось седлать лошадь.

– Осторожно, – шепнула я, когда она опустилась рядом с передними ногами белой лошади. Я наблюдала, как она ощупывает веревки.

– Не понимаю, как их распутать.

– Так сними варежки.

Я пыхтела над седлом, которое едва могла приподнять, чтобы подтащить к лошади, и не имела представления, как закинуть его на спину коня.

– Они завязаны на узел?

– Нет, там есть застежка, – раздался спокойный голос Керфа прямо позади нас. – Сейчас положу дрова у огня и помогу вам оседлать лошадей. Если вы действительно хотите ехать верхом в темноте.

Мы замерли. Мне было немножко стыдно. Шун поднялась.

– Я тебе ничего не должна. Ты был вместе с теми, кто похитил нас. И хоть теперь ты пытаешься исправить то зло, что нам причинили, мы не в долгу перед тобой.