Дом Цепей (ЛП) - Эриксон Стивен. Страница 27

Карса поднял бревно, закряхтел от его огромного веса.

– Знаешь, я передумал…

– А я нет.

Карса провернул бревно. Затем уронил его.

С другого конца послышался шум, цепи звенели в воздухе, затем – надсадный кашель.

Карса с удивлением поднял голову. Измазанная коричневой жижей фигура размахивала руками, отплёвывалась, брыкалась.

Карса вновь опёрся спиной на стенку ямы, подождал, пока человек оправится. Некоторое время с другого конца бревна слышалось лишь тяжёлое дыхание.

– Ты сумел проползти под бревном, а потом перекатиться сюда через верх. Я поражён, нижеземец. Видно, ты всё же не трус. Не думал, что есть среди детей такие, как ты.

– Чистая отвага, – прохрипел человек. – Это мой конёк.

– Чей это был зуб?

– Альрута. Больше не надо вертеть бревно, пожалуйста.

– Прости, нижеземец, но я должен его прокрутить обратно, пока бревно не ляжет так, как прежде.

– Будь проклята твоя мрачная логика, теблор.

– Как тебя зовут?

– Торвальд Ном, хотя мои враги малазанцы знают меня под именем Кастет.

– И как же ты выучил наречие сунидов?

– Этот язык давно известен среди торговцев. До охотников за головами к ним ходили натийские торговцы. Вели взаимовыгодную торговлю с сунидами. По правде говоря, ваш язык состоит в близком родстве с натийским.

– Солдаты только невнятно блеяли.

– Ясное дело, они же солдаты, – человек помолчал и добавил: – Понятно, такой юмор тебе не по нраву. Ладно. Солдаты эти, скорее всего, малазанцы.

– Я решил, что малазанцы – мои враги.

– Это у нас общее, теблор.

– У нас нет ничего общего, кроме этого бревна, нижеземец.

– Как хочешь. Но в одном я обязан тебя поправить. Малазанцы, конечно, народ омерзительный, но по нынешним временам натии ничуть не лучше. Союзников среди нижеземцев у тебя нет, теблор. В этом не сомневайся.

– А ты натий?

– Нет. Я даруджиец. Из города далеко на юге. Дом Номов велик, и некоторые его семьи почти богаты. Один из Номов даже оказался в Совете Даруджистана. Правда, мы незнакомы. Увы, активы моей семьи несколько… м-м-м… скромнее. Оттого и пришлось мне много странствовать и обучиться подлым ремёслам…

– Слишком много болтаешь, Торвальд Ном. Я готов снова провернуть бревно.

– Проклятье! Я-то надеялся, ты об этом забыл.

Бесформенный, расплющенный конец железного прута уже дошёл до середины бревна. Ноги у Карсы болели и дрожали, хотя он делал всё бо́льшие перерывы. Рваные раны, которые остались на груди и спине от расколотой доски, вновь открылись, и кровь равномерно смешивалась с потом, пропитывая одежду. Кожа и плоть на лодыжках были изорваны в клочья.

Торвальда сморила усталость вскоре после того, как бревно вернулось в начальное положение. Нижеземец стонал во сне, а Карса продолжал трудиться.

Сейчас, пока урид отдыхал, прислонившись к глинистой стенке ямы, единственными звуками под полом были его собственное неровное дыхание и тихие вздохи с дальнего конца бревна.

Затем над головой послышались шаги: сперва человек прошёл в одну сторону, затем – в другую и исчез.

Карса вновь поднялся. Голова у него кружилась.

– Отдыхай дольше, теблор.

– На это нет времени, Торвальд Ном…

– Ещё как есть! Работорговец, который теперь тобой владеет, задержится здесь, чтобы его караван отправился в путь в компании малазанских солдат. По меньшей мере до Малибриджа. В последнее время свирепствуют разбойники из Глупцова леса и Жёлтой Марки, за что я не могу скрыть некоторой личной гордости, поскольку именно я объединил этих бесшабашных грабителей и головорезов. Они бы уже пришли меня спасать, если бы не малазанцы.

– Я убью этого рабовладельца, – сообщил Карса.

– С ним лучше поосторожней, великан. Сильгар – не самый приятный человек, и он уже имел дело с воинами вроде тебя…

– Я – урид, а не сунид.

– Ты уже говорил. И я не сомневаюсь, что ты страшней их – и уж точно больше. Я только советую: поосторожней с Сильгаром.

Карса вновь взялся за бревно.

– У тебя довольно времени, теблор. Нет смысла освобождаться, если ты потом не сможешь даже ходить. Я уже не раз бывал в кандалах, поэтому говорю, исходя из личного опыта: выбери подходящее время, возможность всегда подвернётся, если только ты прежде не заморишь себя до смерти.

– Или не утопишься.

– Верно-верно, и я понимаю, что ты имел в виду, когда говорил об отваге. Признаюсь, меня одолел миг чёрного отчаяния.

– Знаешь, сколько времени ты провёл здесь в цепях?

– Ну, когда я сюда попал, на земле лежал снег, а лёд на озере только-только тронулся.

Карса медленно повернулся к едва заметной, щуплой фигурке у дальнего конца бревна.

– Торвальд Ном, даже нижеземцев негоже подвергать такому.

Человек надтреснуто захохотал:

– И это нас вы зовёте детьми. Вы, теблоры, рубите людей направо и налево, будто вы палачи, вот только среди моего рода казнь – это милость. Какого-нибудь обычного ублюдка по приговору, как правило, ждёт пытка. Натии причиняют страдания так, будто это искусство, – это у них, наверное, потому, что зимы слишком холодные. В общем, если бы Сильгар не заявил, что ты – его собственность, и не малазанские солдаты в городе, местные уже сдирали бы с тебя шкуру живьём – по тонкой полоске за раз. Затем заперли бы тебя в железной коробке, чтобы ты исцелился. Они знают, что твой народ не берёт зараза, а значит, можно вас мучить очень, очень долго. Думаю, снаружи сейчас наберётся с лихвой весьма обозлённых горожан.

Карса вновь принялся тянуть железный прут.

Его прервали голоса наверху, затем послышались шаги – дюжина или даже больше пар босых ног и позвякивание цепей по дощатому полу склада.

Карса вновь прислонился к стенке ямы.

Крышка люка поднялась. Впереди ребёнок с фонарём, за ним – суниды, в одних лишь коротких, груботканых набедренных повязках. Теблоры медленно спускались по лестнице, все они были прикованы за лодыжку к одной длинной цепи. Нижеземец с фонарём прошёл по мостку между двумя траншеями. Суниды – всего одиннадцать, шесть мужчин и пять женщин – последовали за ним.

Все они низко опустили головы, никто не решился ответить на твёрдый, холодный взгляд Карсы.

По знаку ребёнка, который остановился в четырёх длинных шагах от Карсы, суниды развернулись и соскользнули по стенке в свою яму. Появились ещё трое нижеземцев и тоже спрыгнули вниз, чтобы приковать рабов к бревну за другую лодыжку. Суниды не сопротивлялись.

В следующий миг нижеземцы уже вновь выбрались на мосток и направились обратно к лестнице. Крышка люка скрипнула петлями и захлопнулась с раскатистым стуком, от которого в полумраке посыпалась пыль с досок над головой.

– Выходит, всё правда. Это урид, – прошептал чей-то голос.

Карса презрительно ухмыльнулся:

– Это был голос теблора? Нет, быть не может. Теблоры не стали бы рабами. Теблоры бы скорее умерли, чем встали на колени перед нижеземцем.

– Урид… в цепях. Как и все мы…

– Как суниды? Которые подпустили вонючих детей к себе и позволили надеть кандалы на ноги? Нет. Я – пленник, но никакие оковы надолго меня не удержат. Сунидам нужно напомнить, что́ значит быть теблором.

Со стороны сунидов послышался новый голос, женский:

– Мы видели мертвецов, которых выложили рядком у лагеря охотников. Видели повозки, набитые мёртвыми малазанцами. Горожане выли. Но говорят, что вас было всего трое…

– Двое, не трое. Наш спутник, Дэлум Торд, был ранен в голову, дух его ушёл далеко. Он бежал с псами. Будь его мысли ясны, а кровный меч – в руках…

Внезапно со стороны сунидов зазвучал многоголосый шёпот, с трепетом повторяли они слова «кровный меч».

Карса нахмурился:

– Что за безумие? Неужто суниды позабыли все старые обычаи теблоров?

Женщина вздохнула:

– Позабыли? Да, давным-давно. Наши дети сбегали по ночам, уходили на юг, жадные до треклятых нижеземских монет – это такие металлические кругляшки, вокруг которых здесь, похоже, вертится всё и вся. Наших детей использовали, жестоко, – некоторые даже возвращались в долины, становились разведчиками для охотников. Тайные рощи кровь-дерева сожгли, наших коней перебили. Предательство собственных детей, урид, вот что́ сломило сунидов.