Серебряные ночи - Фэйзер Джейн. Страница 86

Послышался стук в борт кареты, и в окне появилась голова Бориса. Не отпуская Софи, Адам потянулся, чтобы открыть дверцу.

– Думаю, барыня обрадуется ребенку, – коротко произнес Борис. – Кажется, он опять проголодался.

Адам принял у него из рук сверток и положил на колени Софье. Лицо ее преобразилось от радостного облегчения.

– У меня грудь изболелась, – призналась она. – Адам, расстегни кофточку, меня руки не слушаются.

Он так и сделал, а потом поднес малыша к груди. Тот тяжко вздохнул и жадно приник к тому, чего так долго был лишен. Адам помог Софье обнять малыша. Она одобрительно кивнула.

– Теперь я могу сама его подержать.

В тесном пространстве кареты наступила глубокая тишина. Наконец все трое были вместе. Адам держал мать и дитя в объятиях, стараясь отогнать прочь чувство мести. Все закончилось; попытки представить, какие тяжкие страдания ожидали их обоих впереди, были теперь ни к чему и могли лишь нарушить тот воцарившийся мир и покой, который они выстрадали.

– А что подумает твоя матушка? – внезапно спросила Софья, перекладывая ребенка к другой груди. Это оказалось нелегко, но она смогла справиться без посторонней помощи. – Как ты появишься без предупреждения в таком… в таком необычном сопровождении? Мне не надо зеркала, чтобы сообразить, на кого я похожа.

– Не представляю, что она подумает, – ответил Адам. На этот раз улыбка получилась естественной. – Способность думать не относится к ее сильным качествам. Но она не осудит. Она простая, добросердечная женщина, которая будет рада принять под своей крышей и обласкать женщину, ставшую матерью моего сына и мою будущую жену.

– Борису надо будет поехать в Берхольское…

– Он так и сделает. А когда твой grand-pere поправится настолько, чтобы выдержать дорогу, они приедут в Могилев на свадьбу.

– А почему бы нам не устроить свадьбу в Берхольском?

Адам простонал.

– Дорогая моя, мне кажется, место не имеет такого уж большого значения!

– Наверное, ты прав. А я познакомлюсь с твоей матушкой. Иначе это было бы крайне невежливо с моей стороны.

– Это верно, – важно кивнул головой Адам. – И я должен просить прощение за неуважение, моя милая, но тебе придется ехать со мной до Могилева на одной лошади.

– Разве у нас не найдется лишней? – недоверчиво прищурилась она.

– Нет, – небрежно ответил он. – Но даже если бы и была, ты слишком слаба, чтобы самостоятельно сидеть в седле.

– Надеюсь, в твоих объятиях мне это будет легче пережить, – сдалась Софи, ощущая волшебное головокружение. Когда человеку возвращают жизнь и любовь, все остальное бледнеет перед такими подарками.

Эпилог

– А ему полезно есть червей? – с некоторым недоумением произнес Адам, который вышел в сад погреться на мягком апрельском солнышке.

– Я не поняла, что он их ест. – Софи обернулась и присела на корточки, внимательно взглянув на Сашеньку, который полз за ней следом и со всей сосредоточенностью своих шести месяцев выковыривал из совка извивающихся молодых земляных червей. – Я думала, он просто пытается их поймать.

– Путь от руки до рта недолог, – усмехнулся Адам. Словно в подтверждение его слов малыш плюхнулся на попку и сунул пухлый, измазанный землей кулачок в рот.

– Не думаю, что это ему сильно повредит. Это не земля, а просто дар Божий, – весело откликнулась Софья, возвращаясь к прерванной прополке грядки. – Если ему запретить, он только раскричится.

Адам присел на низенькую каменную скамью и с блаженным вздохом вытянул ноги.

– А тебе не кажется, что он слишком перепачкался?

Она с удивлением обернулась через плечо.

– Конечно. А что тут такого? Таня говорит, что все дети должны пачкаться. Я тоже была такой, и мне это не повредило, как видишь.

Адам прищурился, глядя на солнце, и медленно, лениво поддразнил:

– Мне припоминается несколько случаев, когда я слышал от тебя нечто противоположное.

Вместо ответа Софи швырнула в него горстью земли. Саша с радостным гуканьем тут же повторил за ней этот жест.

– Ты совершенно безответственная мать, – сурово заявил Адам, стряхивая землю с рукава. – И подаешь безобразные примеры.

– И такие тоже. – Софи присела на траву рядом с ним хихикая и потянулась поцеловать в губы.

От ее волос, еще коротких, но уже густых и блестящих, пахло солнцем; кожа источала запах лаванды и сочной весенней земли; земля забилась и под ногти. Держа ее лицо в ладонях, он упивался ее ароматной сладостью, не уставая радоваться, что она стала его женой.

– Ой, Софи, дорогая, Сашенька ест червяков! – Встревоженный голос пожилой графини Данилевской прервал очаровательное мгновение; она величественно плыла к ним по тропинке; шелковые юбки на кринолине покачивались, ветерок трепал ленточки кружевной шляпки.

– Я знаю, madame! – не вставая с колен, с улыбкой обернулась Софи к женщине, без единого вопроса принявшей под свой кров измученный и растерзанный кусок человеческой плоти, который ее сын привез с собой шесть месяцев назад.

Она прижала свою будущую русскую невестку к своей широкой груди и удивилась лишь тому, что внук, как две капли воды похожий на ее сына, должен называться князем Александром Дмитриевым. По причинам, о которых лучше было не вспоминать, у него не было отчества; она постаралась забыть также и о прочих необычных обстоятельствах, сопутствовавших сыновнему выбору жены. Она радушно отнеслась и к приезду весьма вспыльчивого князя Голицына, слезливой, но очень умелой Татьяны Федоровой, богатырского вида мужика и огромного казацкого жеребца, которого боялись все ее конюхи. Она приготовила все необходимое для свадьбы, легко гася все возникающие у въедливого старого князя по ходу дела возражения; она просто не обращала на них внимания, задабривая старика улыбками и водкой. Она была безмерно счастлива сознанием того, что ее обожаемый сын женится по любви.

– Боюсь, не станет ли ему плохо от этого, – проговорила она, подходя и подозрительно всматриваясь в своего чумазого внучонка, который расплылся в улыбке, гордо продемонстрировав свой единственный зуб. – Что скажет Татьяна?

– Она скажет: что войдет, то и выйдет, – немедленно ответила Софи, – Mechant! – Легко вскочив, она подхватила сынишку и подбросила над головой, от чего тот радостно завопил и принялся болтать ножками.

– Ты уже сказал Софье о том, что прибыл курьер с посланием от императрицы? – поинтересовалась графиня.

– Как раз собирался это сделать, maman, но Сашенькины гастрономические интересы отвлекли меня, – пояснил Адам.

Софи замерла, бросив быстрый взгляд на мужа, не в силах скрыть блеснувшей в глазах тревоги.

– Письмо от царицы?

– Дай мне дитя, ma chere. Я отнесу его к Тане. Пусть она умоет его и переоденет. – Свекровь взяла Сашу на руки. – Его хотел видеть прадедушка, но мы не можем показать его в таком виде. – Пощекотав заголившийся животик, от чего ребенок залился веселым смехом, графиня направилась с ним к длинному, приземистому дому.

– Grand-pere хочет возвращаться в Берхольское, – отсутствующим тоном сообщила Софья. – Мне бы хотелось поехать с ним. Мы могли бы провести там лето, если твоя матушка не возражает. – Голос осекся. – Что пишет императрица?

Адам похлопал рукой по скамье, приглашая садиться, и достал из нагрудного кармана два конверта, оба запечатанные императорской печатью.

– Один из них – для тебя.

Софи села и взяла конверт в руки.

– Каждый раз, когда я получаю подобное послание, оно сулит одни неприятности, – медленно выговорила она. – Ничего не могу поделать, Адам, но у меня нет сил. Открой сам, пожалуйста.

– Позволь, я сначала расскажу, что она мне написала. Может, тогда у тебя появятся силы. – Он аккуратно извлек бумагу, потом положил ее на колени и уставился вдаль, словно знал содержание наизусть. – Во-первых, мне дали нагоняй за то, что не появился в Петербурге в начале года, как было велено. Во-вторых, меня поблагодарили за исполнение миссии в Варшаве. – Наклонившись, он сорвал крокус, вылезший из земли прямо у самой скамейки, и заправил цветок в густые темные волосы головки, прислонившейся к его плечу. – Я вспомнил еще один случай, связанный с цветами… – вне связи с предыдущим пробормотал он.