Пёстрые перья (СИ) - Финн Таня. Страница 30

Предводитель разбойников не дал никому отдохнуть ни минуты. Стоило остановиться, все принялись за дело. Были устроены землянки, отхожее место. К концу дня все валились с ног, но работа была закончена.

Мне понравилось на новом месте. Лес здесь был густой, дикий. Наверное, в некоторые уголки никогда не ступала нога человека. Иногда я уходил от лагеря, находя всё новые укромные полянки, и чудесные, освещённые солнечным светом рощицы. Воздух был такой, что кружилась голова. Его можно было пить, как вино. И почему-то я совсем не боялся заблудиться. Стоило мне отойти от лагеря, во мне словно раскрывалась карта, и я всегда знал, где нахожусь.

Однажды меня позвали к Чеглоку в землянку. Знакомая мне Хронография была разложена на ковре. В книге открыли новую страницу. Там были горы, реки и дороги, извивающиеся меж аккуратно нарисованных ёлочек.

Главарей интересовала одна дорога. Она тянулась от границы, проходя мимо городка, окружённого на карте миниатюрным частоколом. Потом дорога начинала петлять, входила в лес, пересекала горную речку, и выбегала на большой тракт.

Меня просили прочесть все относящиеся к ней надписи. Я старательно читал, мои слушатели водили вслед прочитанному пальцами. Они стали тихо переговариваться, а я присмотрелся к месту, где линия проходила через реку. Там не был нарисован мост, как я сначала подумал. Скорее, здесь было указано направление, в котором следует переправляться. Среди стилизованного изображения кустов у берега я увидел не замеченные мною ранее буквы. Они были вписаны вручную, и чернила местами расплылись. Там было маленькое о, п, ещё п побольше, и стрелка, указывающая вниз.

– Что ты там вынюхиваешь? – вырвал меня из задумчивости голос главаря.

Я показал. Они посмотрели, потребовали объяснений. Я ничего не смог сказать. Они немного подумали и махнули рукой.

Потом меня отпустили, и я ушёл к себе. Но загадочная надпись не давала мне покоя. Что могли означать эти буквы? И название речки показалось мне смутно знакомым. Я мучился, ворочаясь на своём лежаке, пытаясь вспомнить, пока не заснул.

Мне снился жуткий сон. Начинался он вполне невинно. Не так, как предыдущие. После случая с обозом мне долго не давали спать воспоминания. Стоило закрыть глаза, и я видел всех этих людей, наших попутчиков – сначала живых, а затем мёртвых. Только на новом месте, постепенно, впечатления стали бледнеть.

Этот сон был необычным. Сначала всё шло хорошо. Вот я сижу у реки, той самой, и смотрю на воду. Светит солнце, по реке бегут мелкие волны, искрясь на свету. Я смотрю на противоположный берег. Только что там никого не было. Теперь напротив стоит мой брат Петер. Я вижу его очень отчётливо. Он глядит на меня с укоризной и качает головой.

– Сестрица, сестрица, как же ты могла забыть это место?

И я вдруг понимаю. Река, переправа, сильное течение, подводные камни – место, где утонул Петер. Смысл надписи, сделанной вручную на карте, стал прост и очевиден.

Я вдруг замечаю, что одежда брата покрыта речной травой и тиной. Потом Петер берёт свою голову, поправляет её синими пальцами, и она свободно проворачивается в воротнике.

– Братик, что у тебя с головой? – в невыразимом ужасе спрашиваю я, и он отвечает:

– Меня протащило по камням. Думаешь, это просто? Посмотри, что стало с моей лошадью, – он показывает на стоящего рядом коня. Тот тоже покрыт тиной, а ноги его оказываются вполовину короче обычного.

– Обломились, вот так-то, – замечает Петер, и опять обращает взор на меня.

– Твой друг умрёт, – говорит он.

– Нет, – взмолился я, – нет, пусть это будет не он.

– Хорошо, – говорит брат, – пусть это будут они. Тебе тоже грозит смерть. Ты знаешь, что…

Он внезапно оборачивается, смотрит на что-то, невидимое мне, а я просыпаюсь.

Я подскочил на своём лежаке, хватая воздух ртом, и чувствуя, как колотится сердце. Опустил ноги на пол, и наткнулся на черепки разбитого кувшина. Тот стоял на сундучке у изголовья. Должно быть, я столкнул его, ворочаясь во сне. В ушах у меня ещё стоял звон бьющегося кувшина, и голос покойного брата.

В землянке показалось невыносимо душно. Я откинул тряпку, закрывающую вход, и выбрался наружу. Была глубокая ночь.

Я двинулся в сторону центральной землянки. В темноте ночи она выглядела только чуть более чёрным пятном. Я уже нащупывал вход, когда железные пальцы ухватили меня за плечо так, что я вскрикнул.

– А, это ты, Тайса, – это был наш ночной страж, Бобр. – Что, приспичило?

– Мне нужно срочно поговорить с Чеглоком…

– Что тебе нужно, я знаю, – перебил он. – Только не пущу. Сама знаешь, ночь накануне дела.

Это все знали. Перед тем, как идти на дело, главарь ложился засветло. «Мне не нужны сонные мухи», – говорил он. Поэтому обычно в таких случаях лагерь затихал очень рано.

– Если что-то срочное, скажи мне, утром будут выезжать, передам.

Я замялся. Постепенно ужас проходил, оставляя место сомнению. Я почувствовал себя глупо. Что я скажу? Что девица видела страшный сон? Все посмеются, только и всего.

– Я не могу тебе сказать. Подожду здесь, пока он выйдет.

– Тогда пойди к себе, оденься. Ночь на дворе, а ты в исподнем.

Я посмотрел на себя, и понял, что выскочил из землянки в одной ночной рубашке. Теперь влажная ткань холодно липла к телу. Направившись к себе, я услышал вслед:

– Эй, красотка! А где твои титьки? – и Бобр засмеялся.

Пока, сидя у землянки, я ожидал пробуждения лагеря, настроение моё успело смениться множество раз. То я решал ничего не говорить, и немедленно идти спать. То так же решительно собирался предупредить, и будь что будет.

Должно быть, я задремал. Потому что, когда, вздрогнув, поднял голову, уже светало. Участники дела уходили. Решившись, я бросился вслед.

Остановив главаря, я выпалил единым духом всё, что мог сказать.

Уже договаривая, заметил изумлённые лица окружающих. Стоило мне замолчать, как Молль, укоризненно качая головой, зацокал языком. Я перевёл взгляд на Чеглока и увидел его ледяные глаза. Я совершил ужасную ошибку. Мне следовало всё сказать без свидетелей. Я опустил голову, ругая себя в душе. И оплеуху, отвешенную Чеглоком, посчитал вполне заслуженной.

Они ушли, а я всё стоял, глядя им вслед.

– Ну, и где же твой человек?

– Он должен подать условный знак, – секретарь, нахмурившись, посмотрел на солнце, сияющее сквозь ветки деревьев. – Ваше высочество, не стоит вам здесь находится.

– Мы можем спрятаться вон в тех кустах, – капитан указал на ближайший орешник. – Оттуда всё прекрасно видно.

Пробравшись сквозь кусты, они стали ждать. Свистали птицы. Шумел ветерок в высоких кронах деревьев.

– Сигнал, – капитан осторожно отвёл в сторону ветку.

– Я ничего не слышал.

Теренс вышел на середину небольшой полянки, покрытой густой травой и растущими повсюду молодыми деревцами. Из-за куста шиповника выскользнул человек. Постоял, озираясь, и двинулся к секретарю. Они обменялись несколькими словами, Теренс обернулся и помахал рукой.

– Этот человек сказал условные слова, – секретарь вернулся к ожидавшим результатов встречи беглецам. – Он обещает, что проведёт нас до самого места.

Они вывели лошадей на полянку. Проводник уже сидел на маленькой мохнатой лошадке. Это был крепко сбитый, ещё молодой мужчина. Потёртая, но добротная кожаная куртка его была украшена бляхами из чернёного металла, на широкой перевязи висел бывалого вида палаш. Неопределённого цвета волосы собраны сзади в короткий хвост.

Не дожидаясь, пока все подтянутся, проводник толкнул пятками лошадиные бока, и направил свою лошадку в просвет между кустами. Остальные последовали за ним.

Было ещё раннее утро. Неяркое солнце скользило вслед за ними, опуская прозрачные столбы света сквозь заслоняющие небо кроны деревьев. В густых зарослях орешника и дикой малины возились и посвистывали птицы. Раз впереди, на краю очередной полянки, они увидели большой тёмный силуэт.