Исток - Московкина Анна. Страница 82

— Валья…

— Не сбивай! Не сбивай меня! Ах, бесы, сбился. Крыска…

— Валья!

— Почему мне мерещишься именно ты? А? Вчера мне виделась Раджаэль, дева-карательница. Она ехала на прекрасном вороном жеребце, развевались ее волосы, пахло лугом в цвету. Уходи! Кыш!

— Валья. Я тебе не мерещусь! Валья. Ах, боги, что они с тобой сделали? Что с твоими руками, Валья? На вот, попей.

— Отрава. Видение решило меня отравить, видишь, крыска?! Люди! Лю-ди! Даже ты не понимаешь весь ужас этого слова, крыска…

— Валья…

— Вон! Прочь!!! Уходи!!! Уходи, проклятый призрак. Вон! Ты уничтожила меня, убила!! Разве могу я этими пальцами построить аккорд? Разве смогу извлечь сложный многоступенчатый звук, полный печали и праведного гнева? Вон! Кыш! Вон!!! ВОН!!!

— Я оставлю тебе воду. И хлеб. Поешь. Не отдавай крысам…

Косой глаз настороженно смотрел в сторону севера. Моргнул. Борец наморщил нос, но не чихнул.

Источник был махонький, едва заметный. Силы чуть. Колдун осмотрелся и подошел ближе. Присел. Сила потянулась в подставленную ладонь.

Что-то было не так. Мужчина насторожился, мигнул. Глаза засветились желтым, по радужке пробежала золотистая волна.

Меж ветвей ближайшей ели заскользила сероватая тень, почти неотличимая от ствола. Спрыгнула на снег, распушив мохнатую прихотливую шубу, чуть-чуть отливающую рыжиной. Толстые мохнатые лапы не проваливались в снег, оставляя четкие когтистые следы.

Кисточки на острых ушах стояли торчком, рысь подошла к колдуну, мазнула боком по ноге и села рядом, как сторожевая собака. Борец запустил ладонь в густую шерсть загривка. Рысь тихо мяукнула, преданно заглядывая в глаза человека.

— Смотри. Слушай, — приказал он.

Кисточки послушно взлетели выше, встав двумя фонтанчиками.

Он опять сосредоточился на источнике, запасаясь силой.

Что его волновало, Лавт Борец не понимал, но подумал, что лучше оставить кошку при себе.

Говорят, когда-то Долина Источников была долиной гигантской реки, держащей путь к морю. Может, оно так и было, посреди долины ползла цепочка болот и болотцев, изобилующих живностью и ягодой. Болотца были совсем близко, деревья стали тоньше и реже, влажно пахло водой, чуть севернее желтела осока. Рысь лапой недоверчиво подцепила мохнатую травинку, венчающуюся белой куделью.

— Кис, сторожи! — напомнил колдун.

Борец оторвался от источника, подхватил брошенную на снег сумку, перекинул за спину. Желтые глаза засветились ярче, перестали косить. Внешние уголки век поползли к вискам. Челюсть подалась вперед, из-под верхней губы показались длинные белоснежные клыки, переносица, наоборот, ввалилась, череп сделался звериным. Рысь снова мяукнула.

В этот раз ухмылка у Борца вышла жуткая, совсем не человеческая. Под широкими штанами ходили мышцы не совсем человеческих ног.

— Шкор-р-рейш! — рыкнул он и припустил с места, легко перемахивая болотные бочажины, прикрытые снегом. Три пролетит, от одной оттолкнется.

Рысь устремилась вслед за хозяином. В папоротнике чуть замедлилась, шурша по желтым стеблям лапой. Но хозяин зарычал, и киска подняла уши, кисточки затрепетали.

«Иду, родич, иду», — читалось в рысьих глазах.

Он подобрал ее котенком, когда охотник убил кошачью пару и не подумал поискать логово с малышами. А Борец поискал.

Рудник Грионский открыл глаза. Плясали зеленые огни, полыхали красно-оранжевые разводы. Пахло чем-то дурным, дурманящим. На углях в очаге медленно тлел пук трав, испуская сладковато-тошнотворный запах. Рудника мутило.

— Очнулся, — резюмировал женский голос. Сделав немыслимое усилие, колдун поднял голову. На женщине по-прежнему были белые катанки, но кожух и платок она сняла. Волнистые темные волосы разметались по плечам и спине неровными прядями. Прическа была городская, прихотливая, требующая чистых волос, не примятых платком. В мочках ушей у женщины были дырки, брови, хоть и обросшие, незнакомка явно выщипывала. Принять ее за лесную знахарку можно было только в темноте. Рудник выругался. — Поговорим, колдун? Как настроен?

— Иди ты в…!

— Ох! Не посылай туда, где не был. Давай вдохни еще чуток! — Она шутливо погнала на него дым. — Славная травка, конопля зовется. Расслабляет. Не нервничай, наслаждайся, знаешь, есть и такие, которые не делают таких скорбных рож, когда им предлагают первосортную коноплю.

Дым ел глаза. По щекам бежали слезы, мир продолжал пульсировать и сокращаться. Маленькая комнатушка землянки гуляла, как несущаяся по колдобистой дороге телега.

— И куда ты путь держишь, колдун?

— Решил навестить любимую бабушку.

— Мало дыма? Или путы ослабли?

— А тебе, значит, нравится?

— Может, и так, так о чем это мы? О бабушке… И как звать твою бабушку? Не Ильма, часом?

— Что-то ты передышала своим дурманом, ведьма. Не хочешь выйти проветриться? Избушка маленькая, задохнешься!

— Инессцы! Вечно вы лезете с поучениями, как дедки, которые сами уже ни на что не годны, но так яро воспитывают других. Что тебе здесь надо, южанин? Куда ты едешь?

— К бабушке! — Рудник поднял голову, с трудом преодолевая противную мышечную слабость.

Это была даже не избушка — землянка, стены из бревна, а пол земляной, оконце всего одно и то волоковое, высокая дверь — на уровне груди, и вырубленный в земле сход. Глиняная печь топилась по-черному.

Женщина подошла ближе, в расширенных зрачках плескалась злость. Она хлестнула его по лицу ладонью. Голова мотнулась в сторону, у Рудника не было сил ее поднять. Магичка примерилась и врезала по другой щеке, в этот раз кулаком.

— Говори, колдун!

Рудник глубоко вдохнул тяжелый запах горящего дурмана.

— Обойдешься.

— Смотри, как он тут оказался?

— Убег, наверно. Иди сюда, малец, подобру.

— Не пойдет. Давай быстрее, господин велел не медлить. — Стражник быстро пошел на мальца. Паренек косился на них из-под соломенной челки.

— Кто-то вздумал драться. И как он убег… — вздохнул стражник. — Может, отпустим?

— Совсем умишко растряс? Заходи справа!

— Захожу, — буркнул второй.

Парнишка, вжавшийся в стену коридора, освещенного белым магическим пламенем, подскочил на месте, заставив стражников вздрогнуть. Приземлившись, он сгруппировался и колобком покатился им под ноги.

Не дожидаясь, пока с лиц противников схлынет удивление, паренек распрямился и без замаха въехал ногой чуть пониже живота. Босая пятка показалась стражнику подкованным каблуком. Мальчишка извернулся, и второй стражник получил ребром ладони по шее. Второй удар переломил позвонки у основания черепа.

Стражник тихо отползал, прикрывая руками пах. Паренек растопырил пальцы рук и звонко хлопнул в ладоши. Мужчина затих.

Магический свет не оставил места теням, пламя факелов казалось тусклым.

В замке что-то происходило. Жарка откинула волосы назад и трусцой побежала прочь от трупов. Надеясь, что их не сразу найдут.

Тени нет. Прятаться негде. Полукровка бежала открыто, больше не прячась. Она пожалела, что не прихватила у убитых стражников оружия.

Стоило так подумать, и ей навстречу вывалилась еще одна группа.

Прыжок. Хрустнула сломанная шея. Жарка выхватила из ножен мертвеца меч. Слишком тяжелый, но все же острый. С двумя другими она расправилась еще быстрее.

Покачнулась, пальцы разжались.

Тело потеряло чувствительность. Деревянно завалилось на пол.

— И как она пробралась в замок?

— Это мальчик, господин.

— Ты слепой! — прикрикнул Фарт, указывая на скованную мышечной блокадой полукровку. — Девка, полуэльфийка. Возьмем с собой. Что встал, бери ее на плечо.

Развилку они нашли, когда солнышко почти скатилось к горизонту. Хорхе придержал коня.

— Здесь. — Никаких примет, помимо убежденности воина, не было.

— Дальше-то куда? — спросил эльф, которому не нравилось долго стоять на открытом месте.