Наёмный самоубийца, или Суд над победителем (СИ) - Логинов Геннадий. Страница 42
Старшие всегда учили, что некоторые существа умеют менять форму или, как иначе говорят, «перекидываться». Наиболее известными из них были те, кто приходили из людских деревень и становились похожими на волков. Настоящие волки всегда старались обходить таких псевдоволков стороной, а если замечали на своей территории, — то без долгих разговоров давали организованный отпор. И это было вполне обоснованно, ведь зачастую оборотни оказывали волкам медвежью услугу.
Поскольку всякий сознательный зверь, постоянно обитающий в лесу, прекрасно понимал, что у всех поступков есть неизбежные последствия, он придерживался в своём поведении неких чётких рамок и границ дозволенного, не переступая определённой черты без веских на то оснований. К примеру, без крайней необходимости ни один волк ни за что бы не напал на человека: исключение составляли те редкие случаи, когда зверь являлся больным или покалеченным и не был способен ловить свою привычную добычу, в то время как люди обитали поблизости в глухомани, отрезанные от больших поселений себе подобных; либо когда волк был вынужден защищать собственную жизнь, территорию или жизнь своего потомства. Словом, к этому должны были вынудить либо острая нужда при отсутствии альтернативы, либо действия самого человека, не оставляющие зверю иного выбора, за исключением защиты боем, а не бегством. При этом всякий волк понимал, что люди не оставят убийство человека без последствий: начнутся облавы, лес станут прочёсывать собаки, охотники будут стрелять из ружей, расставлять капканы и рыть волчьи ямы. А оно надо?
Но оборотни, являвшиеся не постоянными обитателями, а скорее пришлыми беспредельщиками, не считали нужным в чём-либо себя ограничивать. Таким образом, оборотень, к примеру, мог со спокойной душой загрызть человека, а после переждать в ином обличье, продолжая убивать ради убийства тогда, когда это возможно совершать без риска для себя. И проблемы обычных волков, неизбежно принявших бы на свои шкуры всю мощь человеческого гнева, беспокоили его в самую последнюю очередь.
Более того, убитый волками оборотень мог принять перед смертью человеческое обличье, что снова создавало те же самые проблемы, из-за чего даже и подобные крайние меры требовали высокой осмотрительности, чтобы не стать причиной нежелательных последствий. Не говоря уже о том, что, съев оборотня, волки одновременно становились и каннибалами, и людоедами, что сильно вредило психике, вынуждая и далее пожирать как людей, так и себе подобных.
При этом оборотень, в силу своего человеческого происхождения, как правило, выделялся ростом на фоне обычных волков, поскольку масса тела оставалась неизменной при любой форме. Вместе с тем, если продолжительность жизни простого волка зачастую не превышала пятнадцати лет, а начиная с десяти лет, уже обнаруживались признаки старости, то продолжительность жизни оборотня соответствовала человеческой. И, разумеется, за все эти долгие годы оборотень набирался немалого опыта, при этом не прекращая осложнять жизнь коренным обитателям леса. Хотя, так или иначе, даже опыт долгой жизни не компенсировал самому смышлёному оборотню отсутствие некоторых знаний и черт, которыми могли обладать исключительно настоящие волки, которые появились на свет и выросли в настоящей волчьей стае.
Как бы то ни было, о том, что укушенный оборотнем человек рискует перенять его заразу, начав обращаться в волка, слышали многие. Однако у ликантропа имелось две ипостаси, и принцип работал в обе стороны, а укушенный оборотнем волк рисковал начать обращаться в человека. Возможно, укуси волка оборотень-медведь — тот начал бы обращаться заодно и в медведя, но в здешних краях таковых отродясь не водилось.
…Первые дни были особенно тяжёлыми. Шерсть осыпалась, обнажая розовую кожу. Хвост бесследно исчез, втянувшись в позвоночник, претерпевший и иные изменения. Конечности поменяли форму, сделав привычную ходьбу неудобной, а бег так и вовсе невозможным. Мощные волчьи клыки сменились немощными человеческими зубами. Нос уменьшился в размерах, нюх пропал, а вместе с ним исчезло и всё многообразие оттенков, превышавшее человеческие возможности в сорок миллионов раз: утрата основного инструмента, превосходившего по значимости даже острый волчий слух (который, впрочем, пропал также) уже сама по себе была настоящей пыткой…
Но, вместе с тем, необходимо было считаться с данностью и обучаться без нытья и соплей использовать те возможности, которые предоставляет новое тело, вместо тех, которые стали уже привычными. Да, с одной стороны, рождённый волком не мог стать человеком в полном смысле слова, даже если и был на него похож, равно как рождённый человеком не мог стать настоящим волком, даже если умел менять своё обличье.
Теперь он стал оборотнем, но ещё не освоился в новой роли. Со старой жизнью пришлось завязать, как бы это ни было прискорбно. Он больше не мог охотиться на лосей, гнаться за зайцем, схватить зубами зазевавшуюся птицу или прогнать из норы барсука. Не мог жить в стае и выполнять в ней отведённую роль. Не мог оставаться со своей самкой и волчатами. Не мог оставлять пометки, поскольку изменение претерпел даже запах. Это осталось в прошлом, и оборотень не мог ничего с этим поделать.
Но некоторые вещи не менялись так просто и резко. Например — пресловутый волчий характер, позволявший своему владельцу выживать вопреки даже самым неблагоприятным обстоятельствам. В конце концов, в сложные времена волкам приходилось питаться не то что мелкими грызунами, но даже насекомыми, грибами и ягодами, а иногда — совершать набеги на сады и огороды с дынями и арбузами (правда, не столько из-за голода, сколько из-за жажды). Была бы цель, а способы достижения всегда найдутся.
Разные животные использовали самую различную стратегию в своей борьбе за выживание, и об её эффективности объективно свидетельствовал лишь итоговый результат. Утверждая, что выживает сильнейшей, под силой не всегда подразумевали именно физическую силу в буквальном значении. Это могло быть любое качество, дававшее преимущество и увеличивавшее шансы на выживание в конкретно взятых обстоятельствах. В случае изменившихся условий обитания — это качество могло сделаться бесполезным, а то и вредным. А целесообразность для выживания не являлась вещью статичной, завися от множества переменных факторов, актуальных либо не актуальных в конкретно взятый момент времени в конкретно взятой обстановке.
Так или иначе, люди тоже умели преодолевать трудности, приспосабливаться и выживать. Не лучше или хуже, чем волки или другие существа, а просто иначе, по-своему. И говорить о том, что они слабы, жалки и ничтожны в сравнении со зверями было столь же неправильно, как пытаться абстрактно сопоставлять по крутости слона и кита.
Человек не был слабее животных схожего размера и массы тела, остротой зрения уступал только некоторым птицам, скоростью реакции превосходил многих и, как и все, обладал своими полезными чертами, которые также не стеснялся использовать для того, чтобы выжить, обрести превосходство над противником и навязать ему свои условия боя. Люди строили дома, птицы вили гнёзда, бобры сооружали плотины, но близость к природе определялась не тем, живёшь ли ты в глухом лесу или в городе, но умением не утратить и эффективно использовать свойства, заложенные в тебя от природы.
Скитаясь по родному лесу так, словно бы он был здесь чужой, оборотень набрёл на охотничью сторожку, к которой при иных обстоятельствах не подошёл бы и близко. Уже там, внутри, он нашёл не особенно красивую и не вполне хорошо сидевшую, но всё-таки одежду, которую сразу же и нацепил, повинуясь новым необычным привычкам, которые возникли у него вскоре после обращения. На антресолях обнаружились консервные банки, и нож, которым их можно было открыть. В этом отношении люди и волки отчасти тоже были похожи: волки могли загрызть сразу несколько жертв, для того чтобы иметь пищу про запас, и в дальнейшем неоднократно возвращались доедать отложенное на потом, в то время как многие хищники побрезговали бы подобной практикой.