Времена огня и погибели (СИ) - Бочаров Анатолий Юрьевич. Страница 96

Ужас отразился на лицах солдат. Иные попятились. В его же сердце ликующее воодушевление взметнулось пряной волной. Собственное тело стало огромным. Сильным, ловким и гибким, как никогда прежде — за исключением одного-единственного раза. Тяжелые лапы заканчивались когтями, способными с легкостью разрывать человеческую плоть. Развернулся длинный хвост, каждый удар которого раскрошил бы кирпичную стену.

Воскликнула что-то девушка, чью голову венчала копна золотых волос — но сейчас слова человеческого языка были почти непонятны изменившемуся разуму. Впрочем, он осознал, что в голосе девушки слышится вовсе не страх, а восхищение и даже зависть. Девушка дернулась вперед, но ее остановил седовласый молодой мужчина, стоявший рядом. Память подсказывала, что это друзья, которых любой ценой следует защитить.

Золотой дракон взлетел. В бой его направлял ветер — а еще ярость и страсть. Наполненная перепуганными людьми крепость отдалилась, осталась далеко внизу. Вокруг раскинулось небо — недоброе, сумрачное, наполненное тревоги, набрякшее грозой. Небо взывало к нему, умоляя о помощи, призывая сражаться. Впереди вставала тьма — приближалась на всех парусах. Он чувствовал эту тьму ясно. Она была изъяном в материи мира, осколком стрелы, который необходимо вырвать из раны.

Подобно рою жалящих пчел, ринулись на него летательные машины врага. Шесть машущих крыльями, и две — с вращающимися винтами. Изготовленные из холодного металла, они пели на восемь разных голосов ненависти. По краю сознания промелькнула благодарность другу — тому самому, что отвел опасность на себя, позволив еще нескольким машинам погнать за ним.

Будь их больше, они бы представляли серьезную опасность. А так, возможно, удастся прорваться. Если удачи и силы, отпущенных ему, окажется достаточно.

Машины, построившись полукольцом, плюнули пламенем. Оно вырвалось длинными струями из орудийных стволов — жадное, губительное, злое. Дракону не страшен лишь его собственный огонь, но чужой способен прожечь чешую, нанося немалый вред здоровью и грозя даже смертью. Крылатый зверь взревел, закрываясь крылом.

Вспыхнул полупрозрачный льдистый купол, преграждая огню дорогу. Струи пламени разбились вдребезги о внезапно возникшую преграду. Спустя миг они опали, бессильные, догорая. Растворились бесследно, пожранные жадным воздухом. Пришло понимание, что оставшие внизу на земле товарищи продолжают помогать даже теперь, пусть и на последнем дыхании. Нужно действовать быстро, чтобы приложенные ими усилия не оказались напрасны.

Дракон рванул вверх, оставляя машины под брюхом. Острой иглой уколол страх — если они успеют произвести второй запл, уже ничто не поможет. Они успели, три машины из всех — но зверь в последний момент дернулся, кувыркнулся в воздухе, стремительным разворотом уходя с линии атаки. Огненные выстрелы лишь слегка задели крылья, опалив их кончики. Драконья нервная система крайне чувствительна. Хватило и такого попадания по касательной, чтобы жгучая боль, подобная укусу ядовитой змеи, насквозь пронзила тело, заставив в судороге дернуться лапы.

Не было времени на то, чтобы развернуться и ответить тем, кто ранил его. Не было времени даже на то, чтобы думать об этом. Счет шел на считанные мгновения. Каждый вдох промедления — еще несколько жизней, оборванных там, в городе, заключенном в душные объятия смерти. Каждое впустую потраченное мгновение чревато риском никогда больше не увидеть друзей.

Зверь сложил крылья, камнем падая навстречу огромному кораблю, что летел прямо над самыми крышами домов. Орнитоптеры остались позади. Он понимал, что немыслимо рискует, открывая им спину. Дракон вложил все силы в последний рывок. Воздух пел, прошиваемый насквозь. Тот, кто прежде звался Артуром Айтверном, сделался стрелой, бьющей прямиком в цель. Первой молнией, порожденной надвигающейся грозой. Капли дождя наполняли воздух. Огонь рождался меж оградой клыков.

Он видел обзорную площадку на самой верхней палубе флагмана, защищенную плотным прозрачным материалом, напоминавшим стекло, но, если верить ощущениям, вовсе не являвшимся им. Нечеловеческое зрение четко различило темные фигуры, вырисовывавшиеся на капитанском мостике. Они несли в себе огромную угрозу. Одна из фигур, в самом центре, изящная и тонкая, стоявшая почти небрежно, казалась самой опасной из всех. Незримая человеческому взору тьма окутывала ее плащом. Должно быть, это их предводитель. Тот, кого фэйри зовут королем. Тот, чье существование причиняет миру столь сильную боль. Земля и небо кричали, призывая уничтожить его.

Дракон сконцентрировал всю магическую силу, отпущенную ему, чтобы нанести единственный удар. Он ясно понимал, что ему дана всего лишь одна попытка. Атаковать во второй раз просто уже не получится — противник ответит раньше, и это будет страшный ответ. Магия собралась в кулак, разгорелась беспощадным светом. Свет сгустился, превращаясь в блистающее копье, озарившее этот хмурый пасмурный день. Свет ринулся навстречу тьме.

Страшный удар сотряс воздушный корабль. Судно дернулось и пошло вниз. Затрещала сминаемая обшивка. Треснул прозрачный купол, поднятый над мостиком. Многие из стоявших на верхней палубе сидов упали — но их вожак без всякого видимого усилия устоял на ногах. Он вскинул вверх руки, готовя заклятье. Голубоватым пламенем загорелись ладони.

Потерявший управление корабль правым бортом врезался в треэхтажный дом, снося его весь. Крейсер тяжело опускался на мостовую, разбивая брусчатку, извергая огонь из своей хвостовой части. Сидевшие за приборами пилоты дергали за рычаги, суматошно касались приборных панелей, пытаясь остановить движение корабля.

Предводитель фэйри словно и не замечал творившегося вокруг хаоса. Он ударил. Чары, брошенные им, упали на драконьи крылья тяжкой незримой цепью. Новая вспышка боли сотрясла тело, оказавшись куда хуже и неприятнее предыдущей. Зверь взвыл. Боль была настолько нестерпимой, что хотелось когтями содрать с себя чешую, сделавшуюся раскаленной, как угли в костре. Крылья утратили подвижность, мчалась навстречу земля. Он приложил недюжинное усилие, пытаясь сбросить враждебное заклятие — и наконец разрушил его.

Чары, наброшенные Келихом Скеграном, исчезли — но вместе с ними растворился без следа и драконий облик. Артур Айтверн вновь обернулся человеком — и с высоты трех человеческих ростов грохнулся о землю. Падение заставило его вновь закричать — но уже обыкновенным человеческим криком. Герцог Запада перекатился, попробовал отползти. Череп немыслимо болел, ноги и руки едва слушались. Артур попробовал встать — и увидел, как прямо перед ним тормозит, на ходу открывая отверстие в нижней части корпуса, огромный как гора эльфийский крейсер.

Земли коснулось тонкое серебристое полотно, стальной змеей выскользнувшее из металлического брюха корабля. Артур поднялся на ноги, вытаскивая из ножен клинок. Голова была будто набита ватой, в ушах звенело. Мир стал тусклым и серым — вернее, казался таким на контрасте с тем, как воспринимали его совсем недавно драконьи глаза. Айтверн заметил, что улица не безлюдна. В переулках промеж уцелевших домов показались солдаты, державшие наготове арбалеты и выставившие мечи. Около сотни человек. Артур махнул рукой, сделав воинам знак оставаться на месте. Им сейчас лучше не высовываться. У сидов наверняка с собой лучевые ружья.

Он приземлился в нескольких кварталах от цитадели. Оставалось надеяться, что Гайвен и остальные доберутся сюда достаточно быстро. А пока — главное продержаться, ибо пытаться сбежать уже нет никакого смысла. «И так полгода бегаю — то от одной опасности, то от другой. Из Тимлейна, в Тимлейн, по какому-то проклятому кругу. Надоело. Если это моя смерть, встречу ее с достоинством». Рыцарь из Дома Драконов встал поудобнее, обеими руками обхватывая рукоятку клинка.

Навстречу ему спускался одетый в черное незнакомец — тот самый, кто стоял незадолго до того на мостике, творя боевую магию. Он шел не спеша, прогулочным шагом. Сид был очень молод на вид. Прозрачные глаза, невинные и древние, смотрели с юного лица. Ладонь, затянутая в белую атласную перчатку, доставала из ножен дюйм за дюймом длинный обоюдоострый меч. По выкованному из метеоритного железа лезвию вились руны на языке более древнем, чем любое из всех прочих наречий Земли.