Сирийский синдром (СИ) - Кравченко Ольга. Страница 8
Заметив откинутого ветром в сторону гор Пчелкина, Введенский тихо чертыхнулся. В способности Вити сесть в самых экстремальных условиях он не сомневался, все-таки, почти две тысячи прыжков что-то да значат, но десантирование всегда было коварно тем, что даже мастера спорта бились насмерть просто от рокового стечения обстоятельств. Сейчас же эти самые обстоятельства складывались для Пчелкина не лучшим образом. Увидев, что тот уходит на разворот еще дальше в сторону, Введенский понял, что Витя принял решение садится не на верхушки деревьев, а ближе к хребту.
Почувствовав под ногами твердую землю, Введенский быстро свернул парашют. Чтобы понять, куда двигаться, ему даже компас был не нужен. Сев на самом краю плато, он, тем не менее, направился не к нему, а в совершенно противоположную сторону. Предчувствуя, куда сядет Пчелкин, Введенский понимал, что придерживаться первоначально оговоренного плана, как минимум, неразумно, а как максимум, просто преступно по отношению к Вите. Непростые условия посадки почти стопроцентно не пройдут без последствий.
В чем Введенский и убедился, когда примерно минут через десять оказался на противоположной от его места приземления кромке леса. Справа уходящая вверх метров на двадцать по склону хребта, слева она шла до самого обрыва, корнями крайних деревьев свисая вниз. Несколько секунд сканирования местности закончились вырвавшимся из него:
- Блядь!
С трудом преодолевая спутавшиеся в морские узлы корни, Введенский спешил к виднеющемуся между стволами крайних у обрыва деревьев бело-красному куполу Витиного парашюта. Самого Пчелкина Введенский пока нигде не наблюдал. Старался не смотреть в сторону обрыва, в конце концов, при самом хреновом исходе тут он уже ничего не сможет сделать. А вот если Витя зацепился за деревья или при жесткой посадке пострадал, он еще может ему помочь. На первый взгляд парашют не был поврежден, да и крепления ему с такого расстояния показались не оборванными, а открытыми обычным путем. Прикинув высоту, Введенский уже более уверенно, чем поначалу, склонялся к варианту, что Витя мог освободиться сам и спуститься на землю. Правда, учитывая прошедшее время, вряд ли так быстро обычным путем.
- Сила притяжения земли – великая вещь…
Услышав голос чуть слева за спиной, Введенский шумно выдохнул:
- Твою… мать…
- Полностью согласен. – Кивнул Пчелкин, усмехнувшись, посмотрел на Введенского, прищурив глаза от слепящего прямо в них солнца. Именно оно в самый последний момент, когда земля уже была на расстоянии нескольких метров, ослепило его, заставив ослабить хватку рук, чем тут же воспользовался очередной порыв ветра, отнеся его прямиком к краю обрыва. Пчелкин до сих пор сам не понял, как успел ухватиться за ветки сосны, не замечая впившиеся в руки иголки, держался, пока не зацепился уже более-менее уверенно ногами. Смог выпутаться из накрывшего с головой купола, отстегнуть карабины и начать неспешный спуск. И все шло хорошо ровно до того момента, как он ступил на вполне крепкую на первый взгляд, а на поверку оказавшуюся гнилой, ветку. Так что вторую половину пути пришлось лететь, слава Богу, шлем не снял, а то бы точно череп пробил. И все… прими меня, чужбина. Правда, без последствий все же не обошлось. Именно они мешали сейчас Вите подняться навстречу командиру.
- Что у тебя? – Введенский почти сразу почувствовал, что Пчелкин не просто так присел под деревцем отдохнуть. Подойдя ближе, он увидел небольших размеров сук, примерно на пол-ладони вошедший в ногу Пчелкина чуть ниже колена. Молча скинув рюкзак на землю, Введенский достал аптечку. Не смотря на Пчелкина, лишь слышал то и дело раздающееся скрипение зубов да тяжелые прерывистые вздохи. – Идти сможешь? – закрепив края повязки, поднял на него глаза.
Пчелкин молча кивнул, оперевшись на протянутую Введенским руку, поднялся. Последний заметил и его побледневшее лицо, и тщательно скрываемую боль. Но сидеть и ждать, когда хоть сколь-нибудь ощутимо полегчает, было для них слишком непозволительной роскошью. А потому придется идти. Судя по карте, до ближайшей деревушки было около пятнадцати километров, которые в свете украшения на ноге Вити им дай Бог преодолеть до темноты. Рана не представляла опасности, самое главное было добраться до места, где можно будет спокойно переночевать.
Оставлять парашют в ветвях было крайне нежелательно, но и достать почти нереально. Проблему по-своему решил очередной, особенно сильный порыв ветра, который вырвал его из объятий хвойных иголок и унес вниз в бесконечность обрыва.
- Главное, чтобы до курдов не долетел. – Хмуро произнес Пчелкин, понимая, что, если боевики найдут парашют, то тут же начнут обыски близлежащих территорий, и двое мужчин, один из которых с поврежденной ногой, невольно вызовут вопросы.
- Нам главное переночевать и переодеться, – бросив на него взгляд, Введенский сразу понял причину набежавших на лицо Вити тучек, – чтобы утром двинуться дальше. Пару дней посидишь на обезболивающих, потом уже не должно беспокоить.
Кивнув, Пчелкин двинулся в сторону хребта. Судя по карте, если идти вдоль склона гор, можно выйти как раз к нужной им деревушке. Отказавшись от помощи Введенского, он старался не отставать от него, благо, тот так умело перевязал ногу, что рана напоминала о себе, лишь когда Пчелкин либо соскальзывал с очередной коряги, либо поднимал ногу, чтобы подняться на уступ. За все время пути остановившись всего лишь раз, чтобы он мог выпить первую таблетку обезболивающего, они увидели покосившиеся домики в тот момент, когда солнце коснулось своим оранжевым колесом горизонта. Если за прошедший день ничего кардинального не произошло, то эта деревушка должна была быть под контролем правительственных войск. В чем их убедил развевающийся на одном из домов красно-бело-черный с двумя зелеными звездами флаг.
- Располагайтесь, отдыхайте, – не задавая лишних вопросов, лишь услышав русскую речь, на таком же достаточно хорошем русском ответил им открывший двери мужчина средних лет с длинной бородкой, – я распоряжусь приготовить вам поесть. И Фатима посмотрит рану. Она врач, когда-то была главным ординатором центральной больницы Ракки до того, как его заняли боевики.
Русских простые жители Сирии любили так же сильно, как оппозиция и подконтрольные ей боевики ненавидели. Прекрасно понимая, что ждало бы ребят, попади они в руки курдов, старейшина деревни считал своим долгом помочь им. Поэтому поторопил свою жену Фатиму, попросив хорошенько посмотреть рану и обработать так, чтобы к утру она позволила русскому спокойно передвигаться. А сам, с тревогой вглядываясь в стремительно темнеющее небо, молился лишь о том, чтобы в эту ночь курды не решили предпринять очередную попытку что-нибудь поиметь с их и так обескровленной деревни.
А в ста километрах от него один из трех черных джипов, рассекающих песчаные просторы, резко затормозил в тот миг, когда фары выхватили белое пятно на фоне бесконечно желтого песка. Выскочивший из него молодой курд сразу узнал в обрывках парусиновой ткани еще совсем недавно целый парашют. Брошенные подоспевшему второму боевику короткие фразы, кивки головы и прищурено всматривающиеся в сторону возвышающихся хребтов глаза не предвещали ничего хорошего для владельца этой находки. Ибо курды прекрасно знали парашюты войск НАТО и сразу поняли, что этот принадлежит представителям совсем другого участника происходящих на их земле событий.
«Russian rаt…»* – Подобно шипению змеи прозвучали в ночной тишине слова.
Бесконечный день подходил к концу. Ольга с благодарностью улыбнулась пришедшему раньше обычного сыну, который, вместо того, чтобы привычно после уроков пойти гулять с друзьями или с Настей, сразу поспешил домой. Только взглянув на вымотанную мать, не зная, что больше является причиной ее состояния – традиционно давшая жару сестренка или отъезд отца – Кир обнял ее и, велев отдыхать, отправился на кухню. Откуда в скором времени донеслись такие слюновыделяющие запахи, перед которым не устоял бы никто. Но Ольга совершенно не хотела есть и только понимание того, что ей нужно кормить дочь, и нежелание расстраивать старающегося помочь ей сына, заставили ее взять в руки вилку.