Сирийский синдром (СИ) - Кравченко Ольга. Страница 7

Киру было достаточно одного взгляда на мать, чтобы понять – она уже заметила, но еще не осознала отсутствие отца. Но тем не менее, она первая оказалась у кроватки Вики, взяв ее на руки, стала медленно укачивать, успокаивая. Когда сестренка начала требовательно чмокать маленькими губками, прося поесть, Кир вышел из комнаты, на время кормления оставив маму одну.

Пройдя на кухню, он подошел к окну, рассматривая первых одиноких прохожих, что, кутаясь в воротники и капюшоны, брели по своим ранним делам. Брошенный на часы взгляд. Почти шесть… Это значит, отец уже далеко. Ночью он так и не смог уснуть, слышал, как отец собирался, слышал его тихие шаги. При звуке хлопнувшей двери уткнулся лицом в подушку, сжав ее зубами, чтобы не завыть от боли и страха. А потом вдруг резко вскочил и бросился к окну. Видел, как отец сел в машину, и долго потом еще смотрел ей вслед даже после того, как красные огоньки фар растаяли в темноте. А потом, бросившись в коридор, нащупал в кармане мешочек с вещами отца, и так и лежал, сжав его в руках, пока не услышал набирающий обороты плач Вики.

- Уснула…

Обернувшись на тихий голос матери, Кир кивнул и подошел к столешнице, машинально налив воды, включил чайник. Хорошо хоть сегодня из уроков только история и физра, думать он сегодня будет явно не в состоянии.

- Где он? – Прозвучал голос мамы прямо за спиной. Повернувшись, Кир увидел ее дрожащие ресницы так близко, что сердце сжалось, с трудом удержался, чтобы не задрожать, как она.

- Наверное, что-то поменялось, и он уехал, не захотев будить нас. – Тихо ответил он, доставая чашку и насыпая в нее две ложки кофе и три сахара.

Сняв с плиты уже начавший свистеть чайник, налил воды до самого верха, медленно помешивая ложку, слышал, как мама дошла до стола. Даже отсюда услышав «аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», Кир облегченно вздохнул. Хорошо, проверил телефон отца, тот забыл его выключить.

- Вне сети…

Ольга смотрела на спину сына, уже минуты две размешивающего сахар. Не замечая ни темноты, никто из них почему-то не додумался включить свет, ни этого затянувшегося помешивания, она все думала, есть ли какая-то связь между не покидавшей ее все эти дни тревогой и внезапным отъездом Вити. С одной стороны, Кир прав, сколько было уже таких случаев, когда планы менялись или корректировались так внезапно, что Витя не всегда успевал предупредить ее. Но с другой… почему тогда этот странный, непонятный, необъяснимый липкий страх не покидает ее. Да и Вика, хоть и уснула, но кушала крайне нервно, несколько раз больно прикусив грудь, чего за ней никогда не наблюдалось. Даже в пик прорезывания зубов. Словно дочь что-то чувствовала.

Заметивший, что они все это время сидели в темноте, Кир включил свет, и Ольга тут же вздрогнула. Резко обернувшись на ее похожий на стон вздох, он подошел к столу в тот самый момент, когда она взяла лежащий под салфетницей листок бумаги, маленький листочек с блокнота записи покупок. Прочитав его, закрыла рот рукой и, прикусив губу, откинулась на спинку стула, повернув голову к окну.

«Я вас очень люблю»

Четыре слова, от которых защипало в глазах так, что Кир, положив листок обратно, вернулся к стоящей на столешнице чашке. Сделав глоток, поморщился. Как он умудрился сделать такое пойло? Неужели совсем в прострации? Стараясь, чтобы мама не заметила, тихо вылил содержимое чашки в раковину.

Впрочем, Ольге было не до этого. Что значит эта записка? Обычное желание перед долгой разлукой сказать такие простые, но такие важные слова? Но тогда почему ей между строк мерещится его отчаянное последнее «прости и прощай»?

- Куда он поехал? – Ей показалось, или Кир вздрогнул от ее вопроса.

- Он же говорил, – Кир всегда знал, что у мамы фантастическая интуиция на отца, но он обещал ему хранить тайну, – в Сур…

- Я знаю, что он говорил. Куда он на самом деле поехал? – Странное предчувствие нарастало в ней, не давая успокоиться.

- Не знаю. – Кажется, ему даже удалось сказать это более-менее уверенно.

- Господи… – Ольга, в который уже раз перечитывая записку, уже была почти уверена, что ни в какой Сургут Витя не поехал, что его снова послали на какое-то секретное задание, когда даже семье запрещалось говорить, куда ты едешь. А значит, остается только верить, ждать и молиться. Чтобы опасность и беда обошли стороной, чтобы вернулся живым.

- Хочешь, я передам через ребят, что заболел, и посижу с Викой. – Видя, в каком состоянии мать, Кир был готов на все, только чтобы облегчить ей боль расставания с отцом.

- Нет, – Ольга, встрепенувшись, покачала головой, – не стоит. Я справлюсь. Мы, – она посмотрела на сына, протянув руку, коснулась его лица. Витин разрез глаз, его скулы, его линия губ, с годами Кир все больше становился копией отца, – справимся… Только бы он вернулся…

Кир молча обхватил руку матери, поцеловав ее, задержал у щеки. Дрожь пальцев как дрожь сердца, словно залетевший шальной февральский ветер сковал их. И в этом плену холода им жить до весны и верить, что пьянящий аромат цветущей сирени ворвется в их дом вместе с вернувшимся отцом.

Сжав в руке записку, Ольга медленно поднялась и пошла в комнату. Надо приготовить вещи для Вики, которая скоро проснется, запустив очередной день, первый из множества, что им предстоят без их папы… Замерев в полумраке коридора, Ольга коснулась рукой его лежащих на тумбочке перчаток. Забыл… Поднеся их к лицу, она вдохнула запах кожи, смешанный с его запахом.

- Только пожалуйста… вернись… – Прошептала она, не зная, где он сейчас, посылала ему ниточки своей любви, зная, что ее молитва найдет его, где бы он ни был.

Последний щелчок карабина, последняя проверка снаряжения.

- Через десять минут будем над местом! – Крикнул им, выглядывая из кабины, второй пилот.

Кивнув, Введенский повернулся к Пчелкину.

- Значит, смотри сюда, – он раскрыл прямо на рюкзаке карту, – ветра особого нет, значит, приземлимся примерно в этом радиусе. – Он обвел ручкой небольшой участок на карте между двумя хребтами, словно борта, окружавшими средней густоты лес. – Относительно успешно можно сесть только тут, – второй кружок внутри первого обозначил небольшое плато, – но вероятность этого пятьдесят на пятьдесят. Поэтому возьмём его скорее за ориентир. Если нас разбросает, встречаемся на нем.

Пчелкин кивнул, прикидывая, где по отношения к хребтам и двум возвышенностям находится это плато. Прыгать с высоты почти две тысячи метров было крайне рискованно, почти на грани фола, особенно в условиях гористой местности. Но другого варианта у них не было.

- Главное, – повернул к нему голову Введенский, – смотри, чтобы тебя на деревья не понесло. Зацепит за верхушку, как минимум все ветки оборвешь, не дай Бог, сорвешься.

Пчелкин снова кивнул. Главное еще в воздухе понять, куда тебя несет, чтобы на земле уже знать, в какую сторону идти. И стараться уходить подальше от хребтов, после встречи с которыми шанс стать лепешкой был примерно равен вероятности сорваться с высоты гораздо превышающей высоту показавшихся под самолетом сосен. Увидев которые, Введенский быстро свернул карту, дав ему знак завершить экипировку.

Когда второй пилот снова показался в дверях кабины, они с Введенским уже стояли у борта в полной готовности. Кивнув пилоту, Введенский пропустил Пчелкина вперед. Командир всегда замыкает, чтобы видеть, что происходит, и в случае форсмажора прийти на помощь.

- Стой! – Перекрикивая вой ворвавшегося в салон ветра, Введенский крепко схватил Пчелкина за плечо, еще раз сам проверил все защелки, карабины, застежку шлема. Окончательный обмен знаками.

Перекрестившись, Пчелкин сделал решительный шаг вниз. Больше всего в десантировании он всегда любил именно этот этап свободного падения, когда стремительно приближающаяся земля заставляет сердце замирать, и его стук перекрывает даже свистящий в ушах ветер. Пока хлопок раскрывшегося парашюта не приостановит это смертельное пике.

Увидев раскрывшийся справа парашют Введенского, Пчелкин сразу понял, что тот, скорее всего, приземлится примерно на краю лесополосы. А значит, окажется к обозначенному плато гораздо ближе него. И все бы ничего, расстояния между оговоренными ориентирами было не такое уж большое, но непонятно откуда взявшийся ветер вдруг откинул его влево, отдаляя от командира и места их встречи и приближая к крайне нежелательному варианту приземления. Показавшиеся верхушки гор, несмотря на свою красоту, вызвали у Пчелкина отнюдь не чувство восхищения прекрасным. Времени на принятие решения было не так уж много, он уже видел под ногами сосны, как назло, как раз под ним достигающие максимальной густоты. Оставался вариант взять в сторону хребта, но и там были свои нюансы.