Магистериум морум (ЛП) - Бэд Кристиан. Страница 58

Инкуб не мешал. Но и Фабиус не спешил возвращаться в дом префекта, туда, где его тело смотрело сейчас в окно пустыми глазами.

Маг ощутил, что пришло время создать некий противовес демону в своём собственном естестве.

Чтобы играть первую скрипку — нужно владеть инструментом. Чтобы владеть собой, нужно всегда помнить, кто ты. Найти стержень собственной воли, нечто такое, чего нет, и не может быть у демона. Образ. Воспоминание. Какую-то зацепку за свой особенный мир.

Фабиус вспомнил мать. Как гладила она его, шестилетнего, по голове и пела…Что же она пела тогда? Так невыносимо давно?

И вдруг в ушах у него зазвучало явственно, из самых глубин памяти:

Отцвела к морозу вишня. Полетели

Лепестки её, как перья белой цапли.

И заснили все весенние надежды,

Лишь к утру они под солнышком откапли…

Так пела мама шестнадцать десятков лет назад. Уже и слова изменили с тех пор свой строй, кажутся неуместными и больными, и многие буквы рисуют теперь иначе, чем в книгах, по которым он учился. Да и нет больше тех детских книг. Рассыпались от ветхости.

Он — человек, у которого не осталось ничего из далёкого прошлого. Он сам — это прошлое. Эхо ушедшего времени. И голос мамы связывает его через время с самим собой.

А ведь он и не понимал раньше, что в ветхости своего внутреннего мира давно оторвался от тех, кто живёт рядом. После смерти жены, сын постепенно стал единственной ниточкой между ним и людьми. Прочие не радовали его так, чтобы держать на натянутой струне бытия.

Он сердился на мальчишку, думал, что ребёнок отрывает его от важных дел. Но это он сам в помутнении рассудка пытался оборвать самого себя, отдалившись от единственного дорогого ему человека.

Как можно быть слепее слепца? Ещё вчера магистр творил свой маленький мир, ему казалось, что он пьёт жизнь полной чашей, щедро расплескивая на траву под ногами. Ещё вчера он думал, что понял суть смыслов, знает плату за равновесие и может держаться на плаву вечно.

Но твердь Серединных земель только кажется устойчивой, на деле — даже вода спокойнее в шторм. Одной капли настоящего хватило, чтобы переполнить моря, одного прутика — чтобы сломать перегруженную спину вола.

Сын умер.

Но и магистру уже нечего больше терять. Нет в нём ничего, кроме текущей жизни, а значит, и демон ничего не сможет отнять у него свыше имеемого. Фабиусу не нужно бояться смерти души — странно то, что она вообще уцелела до этих пор во тьме заблуждений.

Нет, не демон страшен магистру — лишь он сам создатель своей погибели! Да будет так, и… будь что будет!

Фабиус встрепенулся, возвращаясь в себя.

Расширенным зрением, оставленным ему демоном, он увидел, как стражников, идущих к префекту, догоняет посыльный на рыжей горбоносой кобыле. Как маракуют и спорят вояки перед дырой в высоченном заборе префекта. Как ругаются со слугами, не желающими пускать их в дом к господам.

Фабиус прошёл через обеденную залу и открыл двери на лестницу, что прошлой ночью была завалена телами бунтовщиков.

Отмытые мраморные ступени сбегали к порогу тусклой серой лентой. Там мажордом махал руками перед лицами стражников. Надувал торжественные красные щёки, такие неубедительные в апофеозе суточной щетины.

Фабиус, не желая возвышать голос, направился вниз, вспоминая, кто стоял на каждой из каменных ступеней. Вот тут был худой и измождённый служитель несуществующего бога, вот здесь — бандит…

Стражник, спешивший к префекту с известием, заметил мага и замолчал. Потом замолчали и остальные.

— Что случилось? — спросил магистр Фабиус негромко, но так, что шумные посланцы сбились в испуганную кучу.

Вперёд вытолкали гонца:

— Доброго вам… кхе… утречка, мейгир, — начал он, подкашливая от волнения. — У Утренних ворот пришлые толкутся, значит. Гутарят, что, мол, из Дабэна они… кхе… того. Префекту велели сказать, мол, пущать али не?

Стражник поклонился весьма изящно, но акцент у него был здешний, провинциальный.

Фабиус потёр лоб.

— Много их? — спросил он ещё тише, понимая, что флёр демонического сознания витает над ним и пугает людей.

— Значит… Много, мобуть, — пробормотал стражник. — Были б три семьи, так решили б как-нибудь без префекта.

«И то верно», — подумал Фабиус.

А вслух сказал:

— Вели пускать. И пусть пришедшие из Дабэна встанут лагерем на Кровавой площади у церкви. Тех же, кто откажется, пусть доставят сюда.

Так магистр надеялся не пропустить в город вместе с беженцами новых крещёных. Своих хватало. Тут и церковь не грех было представить пугалом.

— И пошли людей починить ворота!

Он не удержался, поднял голос. И понял, что больше ничего и не требуется, как не зададут уже и вопросов. И даже к стражникам сейчас перейдёт от него часть силы, что позволит им распоряжаться от его имени.

Маг тяжело вздохнул и ощутил, как усталость горбит плечи и спину.

Ему не нравилась та свобода, с которой демон давал ему свою власть над людьми. Фабиус не успевал и уловить, как и когда тот входил внутрь него и покидал своё пристанище.

Магистр снова вспомнил песню, что плескалась в памяти на самой глубине, и словно бы ощутил спиной опору.

— Поторопитесь же! — бросил он стражникам и поднялся в залу.

Демон ждал.

— Продолжим? — спросил он.

Мол, я помог решить текущие людские проблемы, давай займёмся расследованием?

Маг хмыкнул. Пожалуй, он тоже был весьма заинтересован в распутывании этого хитрого клубка с фурией и личинами мэтра Грэ. Чёртом стал префект или бесом — его нужно было поймать. Но как?

— Я бы начал с неё, — Фабиус задумчиво кивнул на кошку. — Она была кем-то вызвана. Хорошо бы узнать, кем?

Демон, казалось, растерялся. Алекто в облике кошки мирно дремала под столом.

— Но как мы её спросим? — удивился он.

Фабиус пожал плечами:

— Ну, например, так, как это делает инквизиция. Подвесим над костром и будем задавать вопросы. Думаю, даже если тебе будет не по силам проникнуть в её мысли, она сумеет подавать знаки, вроде «да» или «нет». Пусть жмурится или прижимает уши?

Кошка, услышав, что её собираются подвернуть поджариванию на костре, вздыбила шерсть и сердито зашипела.

Демону, наверное, ничего не стоило поймать её за шкирку, как обычного зверя, но он медлил. А Фабиус понятия не имел, какие зубы у фурии в кошачьем облике — звериные или таки родные, адские?

Он обвёл глазами стол и заметил серебряное блюдо. Серебро — неплохая подмога в поимке магической твари, особенно, если нужно всего лишь оглушить…

Фурия попятилась и прижалась к ногам инкуба. Шипение её стало жалобным.

Демон растерянно посмотрел сначала на кошку, потом на Фабиуса.

— Но она же всё-таки э-э… живая сущая… — пробормотал он. — У её жизни есть некоторая собственная ценность! Я не Сатана, чтобы судить её!

— Так мы и не будем, — Фабиус потянулся за блюдом.

— Нет уж, уволь! — поморщился инкуб и подался вперёд, словно бы защищая фурию. — Я не кошкомучитель! — У нас есть бандит и кошка. Почему ты выбираешь кошку?

— Потому что она сидит ближе!

— Но в ней нет никакой угрозы!

Фабиус поднял бровь. Демон почему-то никак не хотел искать того, кто ВЫЗВАЛ Алекто. Маг решил запомнить эту деталь, но пока не настаивать.

— Хорошо, — кивнул он. — Пусть тогда кошка поможет нам найти Барбра! Я видел его в трактире возле бойни. Не факт, что он сейчас там. Где он, Алекто? У тебя должна быть с ним какая-то связь, коль уж ты знаешь его?

— В твоих же интересах найти мерзавца побыстрее! — подтвердил демон, глядя на кошку. — Конечно, я могу с помощью магического зрения обыскивать в городе дом за домом. Но метод это долгий, а ты можешь успеть так свыкнуться с кошачьей личиной, что уже никто не сумеет превратить тебя обратно!

Потрясённая кошка совсем по-человечьи захлопала глазами и жалобно замяукала.