Кола - Поляков Борис. Страница 80

– Сулль Иваныч шутить горазд, – хохотнул Смольков.

– Это так есть, это не шутка, – сказал Сулль. И увидел: все поняли – он не шутит. Даже Никита обеспокоился:

– Почему ты так думаешь?

– Я звал Андрея весной в Англия или Норвегия.

– Ну и что из того, что звал? – спросила Анна Васильевна.

– Вот Андрей и украл, чтобы там продать, – пояснил Смольков.

– Эвоно что! – Анна Васильевна смотрела на Сулля.

– Так, так, – сказал ей Сулль. – Но, может, и другой взял. Чтобы Андрей не шел.

– А кто мог еще пойти? – снова спросил Никита.

– Афанасий, Смольков, – сказал Сулль.

Афанасий на Нюшку глянул, на Сулля, на Анну Васильевну, ища защиты. Развел руками растерянно:

– Я на лов собирался, правда. Но никуда больше.

– Не бери в голову, Афанасий! Дурит Сулль Иваныч!

– Обожди с головой, – поморщилась Нюшка, – Сулль Иваныч, какая разница, кто знал, кто не знал, что ты Андрея с собой звал?

– Тот мог совсем уходить в Норвегия. Жить.

— Мне зачем это? – удивился Афанасий.

И Смольков сразу загорячился:

– А я не знал этого! И не крал жемчуг! И в Норвег не собирался!

– На-ко ты, раскричался, – осуждающе сказала Анна Васильевна.

– Андрей говорил, ты знал, – с усмешкой сказал ему Сулль.

Смольков уже обозленно пучил глаза:

– Врет Андрей! Вывернуться сам хочет. Вот и валит на меня да на Афанасия.

– Остойся-ка! – Нюшка повернулась к Смолькову насмешливо. – Когда Сулль Иваныч уезжал, ты о чем во дворе говорил с Андреем? Помнишь?

По тому, как напористо Нюшка спросила, как Смольков растерянно шарил глазами, соображая, – Сулль понял: она знает что-то. Или сама слышала, или Андрей сказал. Но для Смолькова это неожиданным было. Он засмеялся нервно:

– Ты шути, да оглядывайся.

– В Норвегия ты хотел, – сказал Сулль.

Смольков оглянулся на Сулля, на Нюшку, опять на Сулля, сжал губы, растянул их в ухмылке:

– Доказать захотели! На меня свалить?! Андрея оправдать вздумали! Меня в блошницу засунуть!

«Погрызи, – думал Сулль, – погрызи покуда цепочку. Я вот кротилкой тебя сейчас». И, стараясь поймать взгляд Смолькова, добавил тихо:

– В становище я доски брал. Я слушал тогда.

Смольков на миг задохнулся будто. Глаза расширились.

– Про Норвегию ты толкуешь. Врешь ты все! Сам не знаешь еще, что будет! – И подался вперед, лицо злостью перекосилось. – До-жи-вешь ли ты до весны?! Мы тоже наслышаны. Сколько тебе осталось, знаешь? Шкурой чувствуешь? Не простится тебе предательство!

Сулль почувствовал, будто сердце остановилось. Руки стали холодными. Кровь, наверное, отлила. Такого удара не ожидал. Сразу вспомнились площадь, поморы с ружьями. Готовятся встретить его одноземцев.

– Но-но! – властно возвысил голос Никита. – Будя молоть-то!

– Да ты что?! – Афанасий сидел со Смольковым рядом, хотел взять его за плечо, но тот увернулся, вскочил. Афанасий следом.

– Обожди, дядя Афанасий, – сказала Нюшка. В горнице на миг тихо стало. – Не тронь его. А ты вот что – не погань наш дом, уходи.

– А ты-то! Откуда знаешь, о чем я с Андрюхою говорил? Он сказал? Или ты на повети с ним была? – Ох, прозорлив бывал Смольков в минуту опасности! Он захлебывался от ярости, но выплеснуть всю ее не успел. Афанасий шагнул к нему:

– Вякни еще!

Смольков сжал кулаки и заорал, присев для прыжка будто:

– Не докажете! Ничем не докажете!

Анна Васильевна поднялась, и Смольков попятился к двери.

– Не будем доказывать. А ты вправду уйди от нас. Иди, милушко, с богом. Иди.

– Не брал я! Андрей взял! Или он, Афонька ваш!

Афанасий метнулся к ружью на стене, и Смольков со всхлипом кинулся в дверь. На кухне что-то упало, сшибленное им, и следом хлопнула дверь в сени.

– Сдурел? – строго спросил Никита.

– Оно не заряжено, – Афанасий ружье опустил и обвел всех глазами. – Во птица, а?!

– И незаряженное на беду стрельнет. Повесь на место. Сулль Иваныч, а ведь похоже – причастен он?

– Так, похоже.

– Если не сам взял, то знает.

– Похоже.

Слова Смолькова словно остались в горнице. Предательства не простят! Что ж, Сулль это знает. Это его судьба. Но если бы и сам так думал, его в Колу и на веревке бы не свели.

– А ты, батюшко Сулль Иваныч, прости, что в нашем доме такое.

— Ничего.

– И все же прости. Коляне эдак не думают.

– Ничего.

– Нюша, ты бы горяченького налила всем.

– Нам лучше по рюмке, – сказал Афанасий.

– Да, – согласился Сулль.

Никита налил по полной. Тонко звякнули над столом рюмки. Выпили молча, молча стали закусывать. Нюшка, смеясь, сказала:

– Ох, и выпила бы я с вами!

В Коле бабы сроду не пили. На свадьбах только. А девки подавно хмельное не пробовали.

– Бесстыдница, – укорила Анна Васильевна.

– А что? Смотри, как рюмками-то они.

Сулль теперь обратил внимание: проводы ему в горнице. Стол на середку вынесен, крахмальная скатерть. Обед, как самому дорогому гостю. И отлегло немного от сердца. Лоушкины не будут думать, что Сулль плохой человек. Не могут. Жаль, Смольков сорвался с цепи. Одна порода с его одноземцами, с теми, которые начали шум. А про жемчуг он знает... Неудачный лов. Но с крюком в брюхе акула долго не проживет. Ничего! И те акулы, глядишь, опомнятся. Непросто им теперь идти грабить. Знают: коляне встретят с оружием. Ничего! Все верно пока идет.

– Сулль Иваныч, если я пойду к городничему и скажу: Андрей, дескать, был у нас в тот вечер? Со мной. – Нюшка глянула на Анну Васильевну, деланно засмеялась. – А что? Может, мы целовались? Или не парень он? – И опять попыталась смеяться. А все смотрели. – И тогда поверят, что он без вины взят.

– Сдурела, – сказал Афанасий. – Как есть сдурела она.

– Ты, девонька, меру знай.

Сулль понял: не скрывала Нюшка от него, где Андрей был, и доверчиво спрашивала совета. Он пожал плечами:

— Может, будет и худо.

— Почему? – наивно смотрела Нюшка.

– Он был вечёрка, потом приходил целоваться. Он и цап-царап жемчуг для Нюша. Так можно думать.

– Вот дура, – сказал Афанасий.

Болтаешь ты языком, девонька. Если бы вправду он был, тогда надо пойти. А так, может, он украл? Кто знает? Пусть разберутся.

— Тебя не поймешь. То ты к городничему собиралась, то пусть разберутся. – У Нюшки досада в голосе и обида. Добавила с вызовом: – А может, он вправду был?

– Тогда он и взял для тебя, дуры, верно Сулль Иваныч тебе сказал, – хохотнул Афанасий.

– Ну, будя молоть про это, – оборвал всех Никита. – Тут надо подумать. И на Афоньку тень падает...

– Я думал маленько, – сказал им Сулль. – Пусть городничего просит Герасимов: Андрея старикам судить надо. Всех судить. Андрей, Афанасий, Смольков. Так лучше. Будет честный имя для всех. И один имя – вор.

– На суд стариков? – спросил Никита.

Так, стариков.

— Пожалуй, – согласился Никита и глянул на Афанасия. – Держись, там все узнают.

– А по мне хоть кто... – Афанасий не успел досказать. В ворота забрякали щеколдой, застучали палкой, залаяла во дворе собака. Афанасий поднялся. – Лопарь приехал. Пойду я, встречу.

Пора было вставать и Суллю. Вставать, одеваться, ехать. Помешал ложкой в стакане. Чай был холодный. Надо вставать, прощаться. С Колой все позади. И, если слова Смолькова пророческие, будущего не будет. Но Сулль хотел бы оставить себе надежду.

Сказал негромко Никите:

– Есть одна просьба. Очень такой большой.

– Говори, Иваныч.

– Такой вот просьба. – Сулль отхлебнул из стакана. Чай совсем остыл. Все в прошлом. Никита бы не заметил, что Сулль так думает. – Там, Афанасий знает, товар есть акулий. Деньги, не торопясь если, хороший можно взять. В Вадсё я имей дом, родитель. Старый такой родитель. Брат... – Сулль хотел превратить все в шутку, но никак не мог засмеяться. – Что там! Может, не врет Смольков. Все бывает!

Никита не утешал его.

– И вот еще что, батюшко Сулль Иваныч, – вступила Анна Васильевна, – ты, если что там, знай крепко: наш дом – всегда твой дом. Ты ли, дети твои или твои родители на нас положиться могут.