Призвание – миньон! - Коростышевская Татьяна "фантазерка". Страница 7

Работа спорилась, солнце уже давно миновало зенит и готовилось улечься за Тиририйские горы, чтобы поджидать появление на небосклоне своих волшебных жен – Нобу и Алистер, а меня заботили дела более приземленные, я бы даже сказала, телесные: в животе урчало от голода. Я отложила шитье, потянулась и осмотрела гору обновленной одежды. Пора и пожевать, если добрейшая Магда оставила мне что-нибудь на кухне. Замок, и без того обычно немноголюдный, сейчас был абсолютно пуст. Светильника мне не требовалось, я, наверное, могла бы здесь ходить и с завязанными глазами. На столе в кухне обнаружилась зажженная свеча, ломоть теплого пирога и бутыль с молоком. Я была так голодна, что даже не удосужилась нарезать угощение, разломав его руками и вгрызшись в хрустящую корочку. Сладкий сок запеченной вишни тек по рукам и подбородку.

– Это кровь? – донеслось с порога.

Я подняла голову и тряхнула ею, отбрасывая со лба непослушную прядку.

Делиться едой я ни с кем не намеревалась. Юная дева, нарушившая мое уединение, была настроена решительно.

– Я спрашиваю, девка, что за дрянь ты жрешь?

Видимо, незнакомка решила, что собеседница ее глуховата, ибо второй вопрос произнесла громко, почти перейдя на крик.

Была она девой мощной, плечистой и щекастой, в очень узком парчовом платье с меховой оторочкой и в высоком эннене, из-под которого на плечи спускались две каштановых намасленных косы, перевитых золоченым шнуром.

Я кашлянула, вытерла подбородок тыльной стороной ладони и спокойно ответила:

– Чего желаете, сударыня?

Она смерила меня недовольным взглядом, глазки были под стать деве – цепкие щелочки. Интересно, кто она такая? Неужели родственница? У дядюшки Фроше, кажется, дочери имеются. Одета она богато, а эннен такой высоты дозволено в Ардере носить благородной даме с титулом не ниже баронского. Для тетушки слишком молода, значит, точно – кузина. Я неторопливо допила молоко, отставила кружку, затем поднялась из-за стола и, подойдя к рукомойнику, умылась, не забыв затем натянуть чепец поглубже, так, что крылья его прикрыли большую часть лица. За моей спиной происходила, видимо, некая работа мысли, потому что, обернувшись, я была удостоена высокомерной улыбки.

– Ты, наверное, служанка?

– Вы невероятно проницательны, сударыня.

– Здесь работаешь? – Она обвела пухлой ручкой кухню.

– Ничего от вас не скроешь.

Сарказма незнакомка не распознала, потому плюхнулась на тесаный табурет и сложила руки перед собой.

– Рассказывай!

Я поклонилась:

– О прошлом годе та история произошла, в лютый мороз календовый. Один менестрель отправился в полночь на кладбище…

– Ты дурочка? О графе рассказывай, говорю. О господине своем.

– Хорошо. – Я степенно поклонилась. – О прошлом годе та история произошла. Господин мой, граф Шерези, отправился в полночь на кладбище и встретил там менестреля.

Дева стукнула кулаком по столу.

– Дура! – Глазки-щелочки еще немного прищурились. – Я прикажу тебя выпороть, тупая девка.

– Я просто только одну историю знаю, сударыня. Она потешная очень.

Ага, выпороть она меня прикажет. По какому, позвольте узнать, праву? Слуг могут наказывать только господа. Это их святое право и обязанность.

В кухню проскользнула еще одна дева, такая же юная и так же богато разодетая, затем еще одна.

– Кло, ты скоро? Батюшка велит поторопиться, нас будут представлять графу. Клозетта!

С именем деве тоже невероятно повезло. Поименованная Клозетта поморщилась:

– Я пыталась хоть что-то выяснить у слуг.

– О чем?

Девы зашептались, сдвинув головы.

– Свадьба – дело решенное… только бы он оказался не уродом… какая разница! Мне надо себя поставить… слуги наглые… лишь бы не урод…

Я осторожно попятилась к двери и, выскользнув за нее, побежала в графские покои. За спиной у меня оживал замок, заполняясь людьми, я услышала пронзительный смех матушки, низкий мужской голос, вещающий нечто, что заставляло леди смеяться. Дудели дудки, топотали ноги в такт музыке, кто-то пел скабрезную песенку. В Шерези врывался праздник.

Переодевание заняло у меня считаные минуты, коко-де-мер занял полагающееся ему место, меч мягко опустился в ножны. О какой свадьбе изволили сплетничать мои кузины? По спине полз холодок ужасного предчувствия. Неужели монументальная Клозетта предназначается в жены графу, то есть… мне? Святые бубенцы! Только матримониальных планов господина Фроше мне сейчас для полного счастья не хватало. Только мезальянса с безродной кузиной и оравы родичей в придачу!

Я вышла из комнаты, тряхнула головой и величественно спустилась в залу, где встретил меня приветственный гул, не очень трезвые выкрики и аплодисменты. Народ ликовал. Я готова была кричать от ужаса.

– Нам нужно поговорить, – шепнула я матушке, когда дядюшка с супругой были уже мне представлены и к моему сиятельству потянулись кузины – Клозетта, Лизетта и Мюзетта, коих мне видеть уже довелось.

– Не сейчас, дорогой, – отвечала родительница, трепля прелестниц за румяные щечки, не забывая стирать оставшиеся на пальцах румяна и белила батистовым платочком.

– Это важно, – запечатлела я на запястье одной из кузин почтительный поцелуй и поморщилась от ядреного запаха мускусных духов.

Маменька смерила меня внимательным взглядом:

– Я сама изыщу возможность для беседы. А теперь, дорогой, пройдем к шатрам. Наши гости ждут от графа праздничную речь.

Глава 2

Граф, которого нет

Разбитые в запущенном замковом парке шатры были расставлены со всей возможной тщательностью. Ветер развевал тканые штандарты с золочеными гербами, видимо свежесочиненными самим хозяином великолепия. Господин Фроше титула не просто хотел, он его вожделел, желал более всего на свете.

Я прошла за маменькой к центральному шатру, приняла у виночерпия наполненный бокал и внутренне поежилась. Доверие родительницы к моим умственным способностям конечно же льстило, но, святые бубенцы, о речи, которую должен был произнести граф, я ранее осведомлена не была! Не готовили меня к этому – ни жизнь, ни маменька, которая сейчас стояла по правую руку от своего кузена и несколько нервно подхихикивала его шуткам. Судя по всему, леди Шерези почуяла, что господин Фроше что-то задумал. За то время, что мы не виделись, то есть за те прекрасные пять лет, которые я своего дядюшку не лицезрела, он еще раздался в талии, обзаведясь круглым брюшком, и отрастил бакенбарды, кои спускались на его мощную грудь завитыми локонами. По другую руку господина Фроше расположилась, видимо, супруга, чей эннен был такой невообразимой высоты, что голова достойной матроны шаталась из стороны в сторону под его весом, а также стайка дочерей, хихикающая и перешептывающаяся. Та дева, чью руку я так неосмотрительно облобызала, эту самую руку держала на весу, будто опасаясь смахнуть след моего поцелуя. Чего я вообще целоваться полезла? Кажется, в аристократической среде такие проявления родственных чувств не приняты.

Я тряхнула головой. Думай, Басти, не время созерцать. Если сейчас ты потеряешь время, показав свою беспомощность, дядюшка перехватит инициативу. Он-то точно готовился, приветственные речи заучивал. Он же не просто так сюда явился, не на графа взглянуть, а свои интересы соблюсти. Он явно надеется на брак – мой и одной из своих толстушек-дочерей, это его шанс на титул, пусть так – опосредованно.

Я многозначительно откашлялась и, широко поведя рукой с бокалом, поклонилась присутствующим. Шепотки смолкли.

– Граф Шерези рад приветствовать вас всех на своем празднестве! – Я почти кричала. – На празднике своего совершеннолетия. Мне восемнадцать, я вошел в тот прекрасный возраст, когда смогу исполнять свои обязанности владетеля Шерези с должным вниманием и тщанием.

– И пользуясь случаем, – господин Фроше тоже орал, ухватив ладошку Клозетты, – мы хотели бы объявить о чувствах, которые поселились в сердце молодого аристократа!