Никто об этом не узнает (СИ) - Навьер Рита. Страница 18

— Мм… да так, — отмахнулся он. Потом повернулся к ней, взглянул прямо в глаза, круглые, голубые и впрямь какие-то по-детски невинные. — Не знаешь и не знай. Это даже как-то прикольно.

Его ответ ей мало что прояснил, судя по озадаченному виду, с которым она клевала салат, но хоть допытываться не стала. А то как бы он объяснял? Нет, объяснить, конечно, можно было, и даже показать, но почему-то именно сейчас и именно рядом с ней это казалось каким-то совершенно неуместным, даже грязным.

Больше ни о чём не спрашивая, Максим включил наобум первый попавшийся канал, где как раз только началась старая французская комедия с Жаном Рено и Жераром Депардье.

Обычно такие фильмы он не смотрел, да и тут не собирался, просто щёлкать долго было лень, но неожиданно увлёкся, и не просто увлёкся, а хохотал в голос. Алёна тоже смеялась, местами аж до слёз.

Было уже почти десять, когда к воротам дома подкатила машина.

Притушила фары и огласила улицу трескучим, протяжным гудком. Сигналила долго и нудно, надрываясь и сводя с ума соседских собак, но ни Максим, ни Алёна не обратили внимания.

Фильм уже закончился, а приподнятое настроение осталось.

Максим увлечённо рассказывал каверзы из жизни, притом с эмоциями, с мимикой, словно заправский лицедей, и Алёна слушала, заливаясь.

Сотовый оборвал его на полуслове, вмиг разрушив ощущение лёгкости и тепла. На экране высветилось: Ник.

Нехотя, с раздражением Максим ответил на звонок:

— Чего тебе?

— Выйди на пару слов.

Разморённому теплом, уютом и обильным ужином, выходить в осеннюю ночную хмарь совершенно не тянуло.

Максим накинул ветровку, сунул ноги в кроссовки и, не обращая внимания на встревоженный взгляд Алёны, вышел из дома.

В лицо ударил холодный ветер с мелкими, колючими капельками дождя. Захотелось немедленно вернуться домой, но он лишь вжал голову в плечи и направился к воротам.

— Чего тебе? — спросил почти зло у Лужина, тяжело и неуклюже вывалившегося из машины, когда Максим вышел за ограду.

На переносице у него белела повязка.

— Перетереть кое-что хочу, — сплюнул Ник на асфальт. Голос его звучал гнусаво и утробно. — Прояснить кое-какой момент.

— А до завтра никак?

— Никак, — Ник снова сплюнул.

— Тогда давай в темпе, что там у тебя.

— А вот что. Эта сука разбила мне нос. Она должна за это ответить.

— Иди ты в ж*пу со своим носом. Тебе сказали не лезть к ней. Какого хера полез?

— Да ну? Это, что ли, я придумал — выжить её из нашего класса?

— А это здесь причём?

— Да при всём, Макс, при всём! Если б ты сказал, что она — твоя сеструха и трогать её не смейте, я бы к ней… я бы слова ей не сказал и вообще… Но ты говорил что? Самозванка хитрож**пая, тупая овца, доярка вонючая…

— Может, и говорил. И чего? Во-первых, в школе мы её уже потроллили и я сказал притормозить с этим делом. А во-вторых, мало ли какую тёлку я называл овцой. Это для тебя что? Повод её изнасиловать?

— Изнасиловать? Ты гонишь? — истерично хохотнул Ник. — Да я просто зашёл поболтать! И эта бешеная дичь накинулась на меня с кулаками.

— Вот только мне не гони, а? Поболтать он зашёл. Я тебя, что ли, не знаю. Ты спишь и видишь, кому бы присунуть, а тебе никто не даёт. Вот и решил, что раз дура деревенская, значит, можно…

— С чего это мне никто не даёт? — возмутился Лужин. — Да у меня…

— Да-да, у тебя каждую ночь новая тёлка, — хмыкнул Максим. — Короче, Ник, иди нахер. Правильно она тебе впечатала. Скажи спасибо, что мало. Хобот твой заживёт. Так что вали давай и больше к ней не лезь. А то, знаешь, мне так-то тоже охота тебе вломить.

— Вот так значит? Вот так ты со своими друзьями? — Ник отвернулся в сторону, покачал головой и вдруг кинулся на него с кулаками, выпалив: — Сука ты!

Максим увернулся и непроизвольно сделал выпад правой, снова угодив несчастному в нос. Тот оглушительно взвыл и опрокинулся на капот машины, из которой тотчас выскочил водитель Лужиных, и с наскоку ударил Максима ногой в грудь. Уже лежачего пнул несколько раз, а потом резко, с силой наступил на откинутую кисть левой руки. Хруст костей потонул в крике…

Затем водитель подобрал хнычущего Никиту, бережно, как маленького, усадил в салон. Машина Лужиных, фыркнув, уехала.

Максим попытался подняться, стиснув челюсти. Бок болел так, будто ему туда вогнали кол. Но хуже всего пальцы левой руки — они буквально горели огнём, болезненно пульсировали и по ощущениям раздулись невероятно. При том любое, самое лёгкое движение отдавалось острой ломящей болью.

С трудом он смог подняться на колени, но тут же вновь завалился набок и крепко выругался.

Ещё одна попытка — и на этот раз удалось встать на ноги.

Шатаясь, он побрёл домой, не чувствуя теперь ни дождя, ни холода, а лишь одну сплошную, всепоглощающую боль.

Алёна не стала подниматься к себе. Поджидала его внизу, а, увидев, перепугалась. Коротко ахнула.

— А! Господи, Максим! Кто это сделал? — причитала она, помогая ему стягивать ветровку.

— Да хер один, — сквозь зубы процедил он и прикусил губу, чтоб не скулить при ней от боли.

— Но почему? За что? — лепетала она, вытаращив глаза.

— Ой, потом… — отмахнулся он, скривившись. — Дуй лучше скорее в ванную здесь, на первом этаже. Там в шкафу аптечка, тащи её сюда.

Алёна коротко кивнула и помчалась в ванную.

Аптечку она принесла, поставила на столик, за которым ещё недавно они так весело ужинали.

Теперь стол был пуст и чист — видимо, пока Максим выходил к Лужину, она всё прибрала.

— Что теперь делать? — спросила она серьёзно.

— Найди шприц и ультракаин.

Не задавая лишних вопросов, она принялась искать в большой пластиковой коробке то, что нужно. Максим напряжённо следил, как двигались её руки среди упаковок и блистеров.

Казалось, боль из левой кисти перекочевала в затылок и теперь нещадно сверлила мозг. Хотелось прикрикнуть: «Давай уже быстрее!», но он сумел себя одёрнуть. Она тут ни при чём. Да и вообще неохота предстать перед ней истеричкой, не переносящей боль.

Наконец Алёна выудила упаковку со шприцем-двойкой и ампулу анестетика.

— Вот! Что дальше?

— Вон там у отца бухло есть всякое, — Максим кивнул на напольный глобус-бар. — Достань вискарик.

Алёна принесла непочатую бутыль Джонни Уокера.

— Хороший выбор, знаешь толк, — усмехнулся Максим, но тут же снова поморщился. — Теперь откупорь и дай мне. Не смотри так. Это дезинфекция. Смерти мы не боимся, но сгнить от всякой заразы тоже неохота. Так что давай, действуй.

Алёна отвинтила крышку и протянула бутылку Максиму.

— А ты пока вскрой ампулу и набери в шприц. Будешь делать мне укол.

Алёна округлила глаза, но, чуть помешкав, повиновалась. Шоркнула несколько раз скарификатором по насечке на ампуле, надломила.

— Готово.

Максим щедро полил собственные пальцы, а заодно и ковёр, а затем отхлебнул виски прямо из горлышка. Закашлялся, отставил бутылку.

— Давай, коли по чуть-чуть вот сюда и сюда. Ну и сюда, ¬— указывал он на побагровевшие, отёкшие фаланги.

Алёна явно трусила, шприц в её руках мелко подрагивал, и сама она выглядела непривычно бледной, но сумела всё-таки аккуратно ввести кончик иглы, сосредоточенно наблюдая, как под сбитой кожей вздулся пузырёк. Капельки лекарства выступили наружу, и она принялась за следующий палец.

Максим за её манипуляциями не следил, вместо этого он то и дело прихлёбывал виски.

— По-моему, лучше всё же к врачу. — Первое, что она вымолвила после того, как сделала инъекции.

— Зачем мне врач, когда есть ты и интернет? — расслабленно произнёс он.

И виски, и блокада уже начали действовать. Боль отступила, навалилась сонливость. Сидя на ковре, он откинулся назад, пристроив затылок на диван и прикрыл отяжелевшие веки.

— Но вдруг перелом? — не отступала она. — Там же надо гипс или что-то такое…

— Завтра, — одними губами прошептал он.