Никто об этом не узнает (СИ) - Навьер Рита. Страница 20

От нечего делать Алёна спустилась вниз. Прибрала в гостиной после вчерашних процедур и возлияний. Затем решила приготовить завтрак: наделала блинов, обычных, с мясом и луком, с творогом и ягодами, с сыром и ветчиной. Сама же потом и озадачилась: кто же такую гору есть будет?

— Этот запах мёртвого поднимет, — услышала голос за спиной, и тотчас сердце пропустило удар, но затем, видимо, решило наверстать и заколотилось быстро-быстро.

Алёна так и замерла с лопаткой у плиты, пытаясь успокоить дурацкое сердцебиение. А то ведь глупо будет выглядеть. И вообще, что он подумает, если заметит, как она…

— Ммм, блинчики… С чем? — раздалось над самым ухом.

Его дыхание опалило шею, вдоль позвоночника пронеслись мурашки. Максим стоял прямо за спиной. Господи, зачем он подошёл так близко?

Алёна, вцепившись в пластиковую лопатку, отодвинулась влево.

Максим же невинно спросил:

— Так с чем блины?

— С… — Алёна сглотнула, от волнения она вдруг растерялась, словно забыв, чем фаршировала блины. — С мясом вот эти. А тут с творогом… Ты какие будешь? — спросила, не глядя на него.

Когда же он набрал себе полную тарелку и отошёл, отвернувшись, наоборот впилась в него взглядом. Он заявился в одних шортах! Без футболки! Впрочем, он, наверное, просто не смог её надеть с его-то рукой. Но всё равно от смущения у неё щёки так и полыхали.

— Ты со мной? — он вдруг обернулся, поймав её взгляд.

Алёна торопливо отвела глаза.

— Да, я сейчас, — она взяла тарелку, положила пару блинчиков и поплелась за ним.

Максим ел со зверским аппетитом.

— Вкусно! У тебя лучше, чем у Веры, — нахваливал он, поедая один румяный конвертик за другим.

— Спасибо, — сама она еле клевала. Почему-то вдруг пропал аппетит. — А как твоя рука?

Максим, не отвлекаясь от процесса, невозмутимо приподнял левую кисть над столом и продемонстрировал почерневшие скрюченные пальцы. Алёна ахнула.

— Болит?

— Когда шевелю или задеваю, — ответил он с набитым ртом. — А так — терпимо.

Да ей даже просто смотреть на его руку было больно. Зато дурацкого волнения сразу как не бывало.

— Давай съездим к врачу?

Он вдруг прекратил жевать и насмешливо взглянул на неё.

— А с чего вдруг ты так обо мне беспокоишься?

Алёна и не нашлась, что сказать. Вот что он за человек такой? Зачем постоянно пытается вогнать её в краску? Она ведь и без этого рядом с ним чувствует себя неуверенно.

— Ладно, — протянул он таким тоном, будто одолжение ей делает. — Но поедем вместе. Будешь меня морально поддерживать.

Поддерживать пришлось не только морально.

С больной рукой он не мог даже одеться. Джинсы ещё натянул кое-как, но с застёжкой справиться уже не получилось. Пришлось ей. Хотя у самой руки дрожали и лицо прямо-таки горело огнём.

А этот гад всё замечал и нахально посмеивался. Не успокоился даже в такси, всячески подтрунивал над ней и как будто специально норовил смутить ещё сильнее. Да, конечно, специально. Только зачем?

Впрочем, лучше бы он над ней подшучивал, только над ней. А то ведь и, обращаясь к девушке в регистратуре, отпускал двусмысленные шуточки. Только та ничуть не смущалась, отзывалась игриво, и он сиял улыбкою в ответ. Даже обидно.

Наулыбался так, что девушка самолично заглянула к врачу с его картой, и Максима пригласили в кабинет, минуя пусть небольшую, но всё же очередь.

Алёна сидела в коридоре рядом с процедурной, где ему накладывали гипс. Рентген подтвердил переломы фаланг среднего, указательного и безымянного пальцев. Сказали, в гипсе ходить месяц.

Алёна ужаснулась: целый месяц быть практически беспомощным.

Правда, Максим такую перспективу воспринял равнодушно: ну, гипс, ну, месяц, подумаешь. Люди некоторые и без рук всю жизнь живут.

После травмпункта он ещё больше повеселел.

— Могу теперь в школу не ходить целый месяц, — заявил. — И вообще, с полным правом тунеядствовать.

Почему-то про такси, на котором собирались сразу же вернуться домой, они не вспомнили и незаметно, за разговорами добрели до парка.

— Как тут красиво! — вздохнула она, глядя по сторонам.

Парк и впрямь выглядел роскошно, точно разодетый в богатый парчовый наряд. Кроны деревьев блестели золотом в лучах щедрого сентябрьского солнца. Это вчера небо тяжело нависало и сочилось моросью, а сегодня в яркой синеве — ни облачка.

Максим скосил на неё глаза и снисходительно усмехнулся, но она, не обращая внимания, продолжала восторгаться:

— Как всё-таки здорово, что мы не сразу поехали домой! Такую бы красоту пропустила. А то ведь я города нормально и не видела.

— Тогда пошли. — Он взял её за руку и потянул вперёд, затем свернул на широкую аллею, уходящую вдаль.

Оттуда доносились музыка, смех, детские голоса.

— Там что? — спросила она удивлённо.

— Всего лишь аттракционы.

И правда, дойдя до конца аллеи, они вышли к огромной площади, заставленной палатками и ларьками, где торговали пёстрыми шарами, сладкой ватой, мороженым, китайским игрушками. Из динамиков на фонарных столбах лились бодрые детские песенки. И вообще всюду царила атмосфера праздника.

Но особенно впечатляла машинерия аттракционов. Алёна таращилась по сторонам, чувствуя себя Алисой в Зазеркалье. Единственные качели, что видела она в жизни, это старая покрышка, привязанная канатом к сосновому суку. Но и то было веселье, а тут…

Максим остановился у ярко-жёлтой деревянной будки с вывеской КАССА. Купил несколько билетов и, подмигнув Алёне, позвал её за собой, направившись прямиком к колесу обозрения.

— Город, говоришь, не видела? — спросил, оглянувшись. — Сейчас увидишь.

Они уселись друг напротив друга в круглую кабинку, и она медленно поползла вверх.

— Надеюсь, ты высоты не боишься? — запоздало спросил Максим.

Алёна не ответила. У неё буквально дух захватило от такой панорамы. Люди внизу казались крохотными точками, а потом и вовсе стали неразличимы, да и палатки с ларьками слились в пёстрые лоскуты.

— До чего же здорово! — восторженно воскликнула она. — Я как будто птицей стала!

— Тише, тише ты, не вертись так, — улыбнулся Максим, — а то улетишь, птичка.

После колеса обозрения они опробовали почти все аттракционы: всевозможные карусели, скоростной автодром, тарзанку и местное подобие американских горок.

Алёна то хохотала до слёз, то орала в восторженном ужасе вместе со всеми.

После всех этих впечатлений у обоих разыгрался нешуточный аппетит. Пройдя полквартала, они обнаружили уютное кафе, куда и забрели. С голодных глаз набрали как на свадьбу: и жульен, и мясо в горшочках, и тушёные овощи. И половину, конечно, не осилили.

Домой вернулись совсем поздно. За временем они не следили, но, во всяком случае, уже стемнело.

— Хорошо погуляли, — хмыкнул Максим, медленно поднимаясь по лестнице.

Алёна шла следом, разглядывая его смуглый затылок и спину, широкую в плечах и сужающуюся к талии.

На верхней ступени он вдруг остановился и неожиданно обернулся, Алёна же, замечтавшись, не успела среагировать, и, двигаясь по инерции, вписалась ему в грудь. Не удержавшись, она неуклюже взмахнула руками и едва не слетела кубарем с лестницы. Но в последний момент ощутила, как к спине прижалась его ладонь, крепкая, горячая.

Она вцепилась в перила, поймала равновесие, но руку Максим не убрал, наоборот, притянул ближе. Сердце ухнуло, как будто упав куда-то вниз, а затем затарабанило неистово. А когда он впился взглядом в её губы, разошлось так, что и вовсе чуть не выломало рёбра.

Какое же у него выразительное лицо, подумалось в который раз. Всё, что думает, всё, что чувствует — сразу видно. Очень видно. Вот и сейчас он не просто смотрел, он как будто целовал её, не касаясь при этом совсем.

Это мгновение длилось, может быть, несколько секунд, но Алёне они показались бесконечными и бесконечно волнующими.

А когда он всё-таки убрал руку и пошёл по коридору дальше, ей вдруг стало необъяснимо досадно. Такое странное разочарование, как будто приотворили перед ней дверь и тут же захлопнули, оставив с носом.